Полюшко-поле
Шрифт:
Надя не ожидала такого поворота и покраснела. Когда Волгин сел, она потупила глаза и стала машинально расстегивать и застегивать кнопки на своей потрепанной планшетке, оставшейся в память от отца. До ее слуха доносилась спокойная, с многочисленными запинками речь Бобрикова, и ей вдруг показалось, что это говорит вовсе не Бобриков, а Лубников погоняет лошадь: "Н-но, ходи! Эй, веселей! О-о, эй, манькой".
И сквозь эту назойливо звучавшую в ушах дорожную воркотню возницы до ее сознания долетали слова другие, но почти такие же несвязные.
– Волгин, товарищи, старый партиец... Опытный руководитель... Мы его все знаем...
Он говорил, и его круглое лицо в тоненьких красных прожилках двоилось в глазах Нади. Временами она улавливала в нем что-то общее с Волгиным, но что именно - понять не могла. Может быть, волосы? У Бобрикова они были тоже седые и жесткие, как у Волгина, только подстрижены короче. Может, лицо? Да нет, не то; внешне это были люди, как говорится, разного калибра, - Волгин широкий, с красным лицом, а этот - маленький и весь какой-то коричневый. И вдруг, перехватив взгляд Бобрикова, Надя поняла, в чем сходство. И Бобриков и Волгин, выступая, направляли взгляд только на секретаря, когда же они обращались к остальным, то смотрели или поверх голов, или еще выше - в потолок. А когда они говорили, глядя в потолок, казалось, что они думают совсем не то, о чем говорят.
После выступления Бобрикова Волгин приосанился, и Надя только теперь заметила, что был он одет в новый черный шевиотовый костюм и даже при галстуке, который лет пять назад был, очевидно, коричневый, а теперь уже не коричневый и не совсем еще черный. Затем она перевела взгляд на свою серую спортивную блузку, потянула кверху замок на застежке и снова почувствовала неловкость.
Поначалу говорила она сбивчиво, путаясь:
– Всхожесть семян низкая... Всего шестьдесят процентов... Определяла вместе со звеньевыми. Сама заполняла растильню. По моим подсчетам требуется еще сто шестьдесят центнеров пшеницы да кукурузы центнеров семьдесят.
При этих словах Волгин крикнул:
– Ерунда!
Стогов постучал карандашом по графину. Окрик Волгина словно подстегнул Надю; она вскинула голову, яркий румянец ударил лаптами по щекам, глаза потемнели, сузились.
– Я так думаю, товарищ Волгин, люди не хотят больше отсеваться чем попало и как попало. Лишь бы в срок!.. Мы же технику им дали, землю закрепляем... А порядок? Тот же самый! Сей тем, что бог послал. Лишь бы отрапортовать вовремя. Кому это нужно? Вам?!
– Она указала на Стогова и Песцова.
– Мы даже обмануть друг друга можем сводками, рапортами. Но колхозников-то мы не обманем. Стал бы раньше мужик засевать свое поле плохими семенами? Нет! Он бы последний пиджак с себя продал, а семена купил хорошие. Вот и давайте хоть пиджак с себя продадим, а семена добудем стоящие.
Надя села.
Стогов переглянулся с Песцовым и чуть заметно одобрительно улыбнулся:
– Здорово она раздела нас с вами, товарищ Волгин. Пиджаки сняла.
– Все засмеялись.
– А вы докладывали - все в порядке. Да вы сами-то проверяли?..
– Здоровье у меня, Василий Петрович, не того. За всем не доглядишь.
– Опять почка?
– На четыре миллиметра отошла от стенки, почка-то. Контузия! Теперь на жирах только и еду.
– Ты что ж, семена на жиры переводишь?
–
– Что будем делать, Матвей Ильич?
– уже серьезно спросил Стогов Песцова.
– А мы еще парторга не спросили.
Семаков с готовностью привстал:
– Я уже там, в колхозе, сказал - семена плохие.
– Есть у нас немного пшеницы в резерве... А из кукурузы только воронежский сорт... на базе, - сказал Песцов.
– А деньги-то у них найдутся?
– Наскребем, - хмуро произнес Волгин.
– Тогда и мы наскребем, - сказал Стогов.
– А насчет того, чтоб агронома прислать на помощь... по-моему, торопиться не следует. Как вы думаете, Василий Петрович?
– Песцов глядел на Надю.
– Они справятся.
– А ты шефом им будешь?
– озорно спросил Стогов.
– Если понравлюсь - пожалуйста.
– Ну как, согласны? Не подведете своего шефа?
– Стогов весело поглядывал на Надю.
Она, густо покраснев, снова занялась планшеткой.
– К нам дорога дальняя, медведи в лесу водятся. Не забоится? усмехнулся Волгин.
– Ты что, работников райкома медведями пугать?
– повысил голос Стогов.
– Смотри, сам приеду!
Так, с шутками, со смешками и расходились с этого короткого совещания. Песцов отвел в сторону Бобрикова и стал упрашивать:
– Будь другом, выручи... Старик послал меня на торжество в мелькомбинат, а я видишь?
– оттянул он воротник свитера.
– Не по форме. Сходи за меня. Доклад я уже написал... Возьмешь у Маши, - остановил Песцов пытавшегося возразить Бобрикова.
Тот пожал плечами, сделал нарочито огорченное лицо и согласился.
9
Песцов бросился вниз по лестнице и в вестибюле нагнал Надю.
– В гостиницу?
– спросил он, растворяя перед ней дверь.
– Да.
– Я подвезу вас.
Возле райкома стоял "газик". Песцов открыл дверцу, подсадил Надю, сел сам.
– Быстро? Медленно? Как вы любите?
– Быстро.
"Газик" с ревом сорвался с места, юркнул в узенький переулок, вылетел на главную улицу и ошалело помчался по широкому шоссе. Редкие прохожие шарахались в стороны и чертыхались, провожая глазами шалопутную машину.
На угловом двухэтажном доме, откуда начинался съезд к озеру, тускло светилась вывеска: "Гостиница "Уссури". "Газик", не замедляя хода, промчался мимо гостиницы, перемахнул через канаву и бросился прямо к озеру... Резко заскрипев тормозами, он замер на высоченном откосе.
– Проскочил мимо, - сокрушенно развел руками Песцов.
– Скорость заело... Извините.
– Не расчетливый.
Надя, приоткрыв дверцу, с опаской поглядывала на обрыв, который начинался прямо от колес.
– Боитесь?
– спросил Песцов.
Надя неопределенно улыбнулась.
– Пойдемте на берег?
Песцов вылез из машины, перешел на другую сторону, хотел принять Надю на руки. Она отстранила его руки и спрыгнула на землю.
Иссеченный ручьями глинистый обрыв, на котором и снег-то не держался, круто уходил под лед. Отсюда, с обрыва, далеко видно было в ночном сизом полумраке застывшее озеро; местами из-под снега пробивались круглые темные проплешины льда, отчего озеро казалось пегим. Темное низкое небо высвечивало крупными яркими звездами, одна звезда была такой большой, что от нее по льду, как от луны, тускло тянулась дорожка.