Полюшко-поле
Шрифт:
И жили... По крайности знали, на чем верх можно взять. Одна торговля чего стоила. Уж, бывало, Волгин не повезет с осени рис на базар, не продешевит, подождет, пока цена не поднимется. Однажды в Приморске он костью подавился. Сидит в докторском кресле - сипит, язык не шевелится. А все ж поманил шофера знаками, написал ему: "Сходи на рынок, узнай, почем рис..." А кто на Сахалин баржу лука отвез? Игнат Волгин! С Сахалина приволок корабельный дизель - в сто семьдесят сил. Всех переплюнул! Осветил село, что твой город... А теперь обрезали торговлю. Одни разговоры - повысим
– и Волгин выкинул кукиш в смотровое стекло грузовика.
– Ничего, посеем тем, что есть, - продолжал он рассуждать, не обращая внимания на улыбающегося шофера.
– Будет и урожай не хуже, чем у других. Так, что ли, Семен?
– Принято единогласно...
Словом, возвращаясь домой, Волгин чувствовал в себе уверенность и силу. Сегодня же он решил отчитать агрономшу... И чтоб не чирикала попусту. Вовремя не пресечь, такой гвалт подымут, срамота.
Агрономшу он встретил возле правления.
– Придержи-ка!
– сказал он шоферу и, вылезая из кабины, крикнул: Селина, зайди ко мне!
Через минуту агрономша сидела перед ним на стуле. Игнат Павлович некоторое время стучал волосатыми пальцами по столу и внушительно покрякивал - выдержку делал. Потом еще для острастки смерил ее с ног до головы крутым взглядом белесых в красных прожилках глаз и наконец спросил:
– Не передумала еще?
– Нет.
– Так вот, сто семьдесят на гектар - и не больше! Понятно?
– Нельзя сто семьдесят - зерно имеет всхожесть всего шестьдесят процентов.
– Повысь!
– Пожалуйста. Но для этого надо купить еще семян.
– Так-то и дурак повысит. Ты повышай не покупая.
– Это невозможно! Семян не хватит...
– А подрывать авторитет колхоза и председателя возможно?
– Но что же делать? Иначе будет низкий урожай.
– Сколько еще хочешь купить семян? Дай мне твою цифру.
Селина вынула из планшетки лист бумаги и написала "250 цн.".
– Пожалуйста, - протянула она листок.
Волгин взял красный карандаш, жирно обвел кружком эту цифру, поставил точку и сказал:
– Эту цифру я беру в арбит. Ясно? Сей пшеницу по сто семьдесят килограммов! А кукурузу - ту, что есть. Все!
"Взять в арбит" у Волгина значило - спор окончен.
"Ну подожди, баран упрямый. Вот проспишься, я тебе устрою парную с веником", - думала Надя.
Она знала, что спорить с ним теперь бесполезно, и решила подготовить к завтрашнему звеньевых. Егора Ивановича она застала дома. Он сидел за столом, подсчитывал
– А, племянница!
– приветствовал он Надю не вставая.
– Проходи.
К столу вместе с Надей подошла Ефимовна, кивнула на исписанную тетрадь.
– Все считает, все плантует...
– А как же? Доходы!
– Журавель в небе.
– Нет, мать. А вот он, договорчик с председателем...
– Егор Иванович показывал бумагу не столько Ефимовне, сколько Наде.
– Смотри, вот она, его подпись, вот - моя. "Егор Никитин". И печать есть... А роспись у меня прямо директорская.
– От росписи до урожая окарачиться можно, - заметила Ефимовна.
– Ничего! И урожай будет, и премию получу. Эх, мать! Куплю я тебе мотоциклу, и будешь ты на ней ездить корову доить...
– Будет тебе дурачиться, - Ефимовна махнула рукой и отошла.
– Поди ты... не верит колхозная масса в высокую оплату...
– с ухмылкой сказал Егор Иванович.
– Ты семена-то свои видел, дядя Егор?
– спросила Надя.
– Нет еще, а что?
– Проверяла я всхожесть...
– Ну?
– Не знаю, как тебе и сказать. Пойдем-ка завтра на склад. Сам посмотришь.
На следующий день ранним утром, открывая амбар, Семаков недовольно ворчал:
– Вы бы еще среди ночи подняли меня. Ни свет ни заря взбаламутились. Что ж вам теперь, фонарь прикажете подавать?
– Разберемся и так.
– Егор Иванович прошел к ларям, запустил руку в один, в другой, в третий; он пересыпал кукурузу из ладони в ладонь, близко подносил ее к глазам, брал на зуб. За ним ходили Надя и Семаков. Молчали. Наконец Егор Иванович тревожно спросил Надю:
– Какая всхожесть? Не темни!
– Шестьдесят процентов.
– Сама наполняла растильню?
– Да.
– Это не семена, а мякина!
– сердито сказал Егор Иванович Семакову.
– Я такой кукурузой сеять не буду. И другие откажутся.
– А где взять лучше?
– спросил Семаков.
– Не знаю.
– Каждый год сеяли, хороша была.
– По шестьдесят центнеров зеленки-то? Ничего себе, хороша!
– Ступай к председателю. Это его дело.
– И пойду.
А через час после этого разговора все звеньевые и подручные сбежались в правление, словно по тревоге. Кто их успел оповестить? Когда? Уму непостижимо. Волгин ничего хорошего не ждал от этой встречи, вчерашней смелости у него и следа не осталось. Трещала голова. И он сказался больным, но и дома его не оставили в покое. В обед к нему нагрянули Егор Иванович, Надя и Семаков.
– Вы уж и помереть не дадите спокойно.
– Волгин лежал на кровати с головой, обмотанной полотенцем.
Он встал и, кряхтя, натянул валенки.
– Поменьше пить надо, - сказала Надя.
– Эх, не до пиву - быть бы живу, - переиначил пословицу Волгин, подошел к столу, зачерпнул полложечки питьевой соды и проглотил, запивая водой из чайника.
– Вот теперь мое питье.
– Слушай, решать надо с семенами... Пока не поздно, - сразу приступил к нему Егор Иванович.
– Не то все звеньевые откажутся сеять...