Помеченный смертью
Шрифт:
Ни тени сомнения не пробежало по лицу Митяева. Все так же спокойно он ответил:
– Нет, не видел.
– А фамилия Рябов вам знакома?
– Нет.
– А Ползунов?
– Нет.
– А Даруев?
– Да. Даруева я знаю.
– Кто он?
– Мой знакомый. Работает в Росгидромете.
Виталий Борисович вздохнул, поднялся из кресла, направился к двери, сделав знак Морозову – следуйте за мной. Когда они вдвоем вышли, Бородин ощутил какую-то пустоту, будто на него повеяло холодом, и он тоже торопливо шагнул за порог, оставляя Митяева наедине с Хатыговым. Виталий Борисович вышагивал по холлу, будто вымерял его площадь, вдруг остановился, бросил коротко автоматчику:
– Выйди! – и тот скрылся в одной из комнат.
– Что за чушь? – спросил Виталий Борисович, обращаясь к Морозову. – Я ничего не понимаю. Вы им занимались?
– Да.
– Когда он пришел в себя после ваших манипуляций?
– Минут сорок назад.
– И что – вот так сразу и начал комедию ломать: «Я – Митяев, и никого больше не знаю»?
– Он не ломает комедию.
– А что он делает, по-вашему? – зашипел Виталий Борисович, и только сейчас Бородин обнаружил, как он взбешен.
– Он – Митяев, – сказал Морозов.
Он все так же стоял, скрестив руки, и Бородин вдруг понял, что это неспроста, что делается это демонстративно.
– Митяев, – повторил доктор. – Безобидный метеоролог. Жил на своем острове, бед не знал…
– Да я голову ему сверну, не глядя на то, каким именем он себя называет! – взорвался Виталий Борисович. – У него руки по локоть в крови!
Из комнаты выглянул Хатыгов и покачал головой, осуждая. Там, наверное, был слышен крик Виталия Борисовича.
– Он что – действительно ничего не помнит? – спросил у доктора Виталий Борисович, понижая голос.
– Ничего.
– И того, что он когда-то был Ползуновым, – тоже?
– Тоже.
– И про Рябова не слышал?
– И про Рябова, – подтвердил Морозов.
– Как же такое могло получиться? Я вам ясно сказал – мне нужен Рябов. Может быть, аппаратуру вам завезли не ту, что вы просили?
– Нет, все нормально.
– Медикаменты еще какие-нибудь нужны?
– Нет.
– Так в чем же дело, черт возьми! – опять не сдержался Виталий Борисович. – Почему у вас вместо Рябова вдруг выплыл Кирилл?
– С ним что-то произошло, я думаю. Вы говорили, что он побывал в аварии. Видимо, это сказалось. Что произошло там, в его мозгу, невозможно определить. Это как черный ящик, в который нет доступа.
– Мне нужен Рябов! – отчеканил Виталий Борисович.
Чтобы его лучше поняли, он даже ладонью воздух рассек. Морозов его нисколько не испугался, пожал неопределенно плечами и отвернулся. Виталий Борисович вздохнул, взглянул на часы, сказал примирительно:
– Постарайтесь, прошу вас. Мне Рябов нужен, Рябов!
Повернулся к Бородину.
– Пока оставайся здесь, Андрей. Если наш доктор с этим метеорологом-убийцей справится…
Морозов при упоминании о метеорологе-убийце болезненно поморщился, но Виталий Борисович этого не заметил и продолжал:
– …ты понадобишься, Андрей. Он обязательно должен тебя узнать. Не может быть, чтобы перед акцией ему хотя бы фотографию твою не показывали. Кто ему снимок показывал – Даруев или кто-то еще? Это очень важно.
Опять взглянул на часы.
– Я уезжаю, у меня дела. Часа через три буду.
Обернулся к Морозову и произнес почти просительно:
– Вы уж постарайтесь.
Морозов кивнул, сохраняя хмурое выражение на лице. Виталий Борисович вышел из квартиры, щелкнул замок.
– У вас, по-моему, нет ни малейшего желания этим заниматься, – сказал Бородин.
– Вы угадали.
– Боитесь?
– Кого?! – воскликнул Морозов, демонстрируя, что он уже давно никого не боится.
– Боитесь столкнуться лицом к лицу с Рябовым. Вы его знали, представляете, чего от него можно ожидать, – и не хотите, чтобы он воскрес.
– Его нет, Рябова! – с неожиданной горячностью сказал Морозов. – Нет! Понимаете? Ни его нет, ни Ползунова! Есть Кирилл Митяев, вон там сидит, за этой дверью!
– Но он не настоящий. Он придуман – и имя, и биография.
– И Рябов придуман! – воскликнул доктор. – Ну почему они так хотят добраться до Рябова? Зачем он им? Чтобы убить его? Наказать его за то, что он натворил? Так он уже убит! Его нет!
Взмахнул руками оттого, что окружающие его люди не понимают таких простых вещей.
– Есть человек, – сказал Морозов, выговаривая слово за словом, чтобы быть лучше понятым. – У него какая-то биография, то, что было с ним раньше. И есть поступки, эти поступки вытекают из биографии и ею же определяются. Поступки такие, каков человек. И вдруг мы у человека его биографию отнимем. Ее у него нет. Понимаете? И после этого мы вкладываем в него новую память. И он уже совсем другой! Той, прежней, его жизни уже нет и не было, потому что он ее не помнит – совершенно.
Он – Кирилл, никакой не Рябов! Оболочка осталась, и сердце то же, и легкие, и даже руки те же, те самые руки, которые держали оружие. Но это Рябов оружие держал! Не Кирилл! А Рябов казнен. Это ведь и есть казнь, поймите, когда человек перестает существовать. Он был, и его нет. Он умер! Палач безжалостно исполнил приговор, и Рябов ушел в небытие. Его нет и никогда больше не будет. Нет такого человека – Рябов! Есть Митяев. Так вот пусть он Митяевым и останется!
Из комнаты неслышно вышел Хатыгов и остановился, но Морозов его не видел.