Попасть в отбор, украсть проклятье

Мамаева Надежда Николаевна

– Талантливый человек талантлив во всем. В том числе и в умении бесить, – философски, признавая свою гениальность, согласился Ар.

– В этом ты не просто талантлив: тебе нет равных! – выпалила я в состоянии «еще немного – и в этой комнате будет два трупа, а не один».

– О да, а еще я отлично хмурюсь и достаю книги с верхних полок, - продолжил этот бессмертный.

– А я улыбаюсь и могу просто уронить стеллаж. Даже если он прибит к стене. Намек понятен? – Я выразительно изогнула бровь и оскалилась острыми клыками.

– Вполне, - незнамо чему улыбнулся Ар и, сменив тему разговора, добавил: – Кстати, мою спальню отремонтировали, так что гостевая комната в твоем полном, единоличном распоряжении.

– Спасибо, - я хмыкнула, вспомнив пух и перья от разорванной подушки, ныне устилавшие пол в гостевой.

– Спокойной ночи, - так и не поняв моего скепсиса, пожелал ворон и отправился в ванную. А я уставилась на гроб. Симпатичный такой, ровно под мои размеры. И мягкий к тому же… Ладно, соглашусь на него, если склеп, со слов ворона, не готов. Да и не нужна мне эта усыпальница особо. Так, скорее из принципа.

? когда я очутилась в своей комнате, то поразилась тому, насколько там прибрано. Судя по всему, в мое отсутствие сработало очищающее заклинание.

– Ну-с, посмотрим, что это за пижамка, – протянула я, беря в руки невесомый шелк и кружева. Спать не хотелось, но это же не повод не примерить изящную вещицу, пусть оная и исключительно для сна? К тому же я в жизни таких ни разу не носила, так хоть в смерти надену.

Покрутилась в весьма фривольных шортиках перед постелью, а потом решила прилечь. Ну правда, что ещё делать в пижаме умертвию в полночь? Вот только едва я оказалась на краю кровати под одеялом и попыталась повернуться – тут же вцепилась в подушку, почувствовав себя гусем, очутившимся на льду и едущим демон знает куда!

А все потому, что это шелковое недоразумение на мне было не просто скользючим, а жутко, невероятно, гадски скользючим! Я не грохнулась на пол лишь благодаря ловкости, силе и мату. Последний вырвался непроизвольно, но, как по мне, сыграл в торможении шелковой пижамы о шелковую же простынь решающую роль.

Я замерла на самом краю постели, боясь шевельнуться. Зато теперь ритуал страстного срывания одежды, который так ярко описывают в дамских романах, виделся мне в слегка ином ключе. Я заподозрила, что мужчина, оказавшись с эйрой, облаченной в подобную пижамку, в одной постели, норовит побыстрее сорвать с дамы эти тряпки не от снедающих его чувств. Нет. Страсть тут ни при чем. Это просто тактика: чем меньше партнерша напоминает осклизлый обмылок, тем ее легче поймать, удержать и полюбить.

С такими мыслями я осторожно встала с кровати.

ГЛАВА 8

Дом спал, погруженный в тишину. Мне же хотелось узнать: каково это – лежать в постели в пижаме, которая стоит больше, чем сумма всех моих стипендий за пять лет учебы, при этом не рискуя ежесекундно грохнуться с кровати. Решение пришло неожиданно. Гроб! ? что? У него бортики – не упаду. Опять же мягкий, уютный…

Спустя пару минут в тишине коридора раздался скрип. Не то чтобы громкий, но выразительный. Я пыхтела и тянула домовину по полу. ?на оказалась тяжелой. Зверски. Словно создавшие его пытались сделать последнее ложе не столь красивым, сколь надежным. Чтобы тот, кто в него попал, точно не выбрался. Одна крышка весила как два мешка с алебастром, не меньше. Я вспомнила, как отец, затевая новую статую, перемещал оный исключительно магией. Поскольку поднять то, что тяжелее тебя в три раза, - слегка проблематично. Скорее, если ты решишь закинуть на закорки этакую тяжесть в одиночку, это она поднимет тебя. На небеса. Наверняка и ворон этот гроб левитировал в гостиную.

Но вот мне, скромному умертвию, магия была недоступна, поэтому я скрипела: и зубами от натуги, и домовиной о паркет. Да уж… когда я покину этот мир окончательно, то, чую, в последний путь меня будет провожать дюжина носильщиков, не меньше. И они как никто, будут на своих плечах ощущать тяжесть моей смерти.

Спустя каких-то полчаса я втащила свою новую кровать в комнату и смогла выдохнуть. А потом – и прилечь. И о чудо! Я наконец узнала, каково это – лежать в постели в шелковой пижаме. И пусть по периметру сего ложа были высечены руны беспробудного сна, изгнания бесов, отворота – в общем, сделано все, чтобы, даже если покойник и был при жизни тем еще упырем, пившим не кровь, а исключительно душевные силы, когда ему пришла бы эта дорогая крышка столичных мастеров, выбраться из-под оной он бы не смог. Но меня, некромантку, подобные мелочи не смущали.

Мне было мягко, удобно и… Сон подкрался как-то незаметно, сам собой. Я погрузилась в него, как в теплую ванну, наполненную пеной и источающую аромат жасмина. Казалось, только что смотрела на затейливый рисунок обоев комнаты и думала о вороне, ренегатах, своей семье да и обо всем, случившемся сегодня, а в следующий миг я, обнаженная, стояла по пояс в прозрачной озерной воде. Живая. Полная сил. Все чувствующая. Без отметин и шрамов, острых когтей и бледной кожи.

Я была свободна. Абсолютно. Безмерно. Могла позволить своему телу, мыслям делать все, что им заблагорассудится.

А ещё в моем сне был Ар. Из всех, о ком я думала, смежая веки, во сне почему-то оказался только он. Причем даже без полотенчика, которое мне так запомнилось. И даже пеной не прикрылся!

– Ты пришла, Тай. – Его чуть надтреснутый голос завораживал.

Ворон, стоявший, как и я, в озере, сделал шаг ко мне, отчего по водной глади пошла рябь.

Не хотелось думать ни о чем, просто прикоснуться к его влажной коже, ощутить его тепло под своими пальцами. Это же сон, всего лишь сон… И я потянулась к ?ру навстречу, глядя лишь в его разноцветные глаза, которые лихорадочно блестели.

Его ладонь легла на мое плечо, притягивая меня, не давая возможности отстраниться от его каменного тела. Мы пили эти мгновения, наслаждаясь ими, как самым дорогим вином, которое пьянит голову одним своим ароматом предвкушения, наполняет кровь жаром, что разносился по венам, проникая в легкие пламенем, опаляющим изнутри так, что нечем дышать.

Ар выдохнул, судорожно, словно сдерживаясь. В его взгляде заклубилась предгрозовая чернота, что манила меня. Она становилась все ближе, и я тянулась к ней до тех пор, пока наши губы не встретились.

Поцелуй ворона… он был таким, словно Ар ждал этого вечность и боялся, что этого никогда не случится вновь. Он пробовал меня. Осторожно, едва касаясь, словно боясь спугнуть. Не завоевывал языком, не пытался покорить.

Но именно от этой запредельной нежности меня словно прошило молнией.

– Тай… Удивительная, невероятная, нежная, моя… – его жаркий шепот коснулся лица, когда ворон на миг оторвался от моих губ.

Эти слова прокатились внутри меня. По горлу, упали вниз, чтобы превратиться в сладкий спазм, родившийся в животе и растекшийся еще ниже. Как и поцелуи Ара, который ласкал губами уже мою шею, плечи, впадинку меж ключиц.