Попугай Гриша и корпоративная тайна
Шрифт:
Воровка была в цветастом платке, в короткой куртке, из-под которой выглядывал линялый байковый халат. Документов при себе не имела, на вопросы не отвечала.
По пути, нахохлившись и опустив голову, сидела за перегородкой в заднем отделении автомобиля. Но когда Ломов, припарковав машину, открыл дверцу и тронул кошку за плечо, приглашая на выход, она вдруг извернулась, злобно мяукнула, укусила сержанта за кисть, выскочила из салона и попыталась сбежать.
Ломов успел поставить подножку. Воровка споткнулась, ударилась об дверь машины, и была схвачена. От ушиба один глаз у неё оплыл, превратившись в узенькую щёлку.
– Ты, что с ней сделал, Колёк, – дежурный ефрейтор Петрухин приподнялся в кресле.
– Сама виновата, – хмуро проворчал сержант. – Представляешь, сволочь, хватанула зубами ни за что ни про что.
Очутившись за решеткой, кошка опустилась на колени и, раскачиваясь из стороны в сторону, стала жалобно подвывать. Ломов промокнул платком кровь, выступившую из ранки, и спросил:
– Палыч здесь?
– Они с Бульдогиным в кабинете засели, – Петрухин заёрзал на стуле и, помолчав, добавил, показывая на распухшую кошачью физиономию. – Шеф увидит, разнос сделает… Да, пусть затихнет дрянь такая! Начальство здесь всё-таки…
Ломов обернулся к кошке.
– Заткнись!
Та перестала выть, уперлась лбом в пол и, покачиваясь, как тибетский шаман, запричитала на непонятном языке.
– Ишь, прикидывается, – сержант посмотрел на испятнанный платок, и широким языком несколько раз лизнул рану.
– Слышь, Валер, сейчас вёз домой бывшего астронома, который на приёме у Палыча был. Занятный такой старикашка, я тебе скажу. Всю дорогу нёс галиматью про каких-то мышей, которые неправильно ходят в полнолуние, а потом рассказал, что владелец казино, которое сто с лишним лет тому назад находилось в здании мышиной школы, якобы, оставил в нашем городе клад – триста двадцать семь килограммов чистого золота.
– Ух, ты! – изумился Петрухин. – Ну и горазд, старикан, сочинять!
– Я понимаю, что в башке у него полное «ку-ку», но, ты знаешь, так складно мурлыкает, что даже верится. Говорит, что к кладу ведёт подземный ход, который начинается от школы. Он, будто бы, купил у совы Тарасихи кожаный футляр для своего телескопа, а в нем под подкладкой скрывалась бумага, в которой всё написано. Он эту бумаженцию так и носит в футляре вместе с телескопом. Хотел Палычу показать, но не успел, шефа Бунтель вызвал. Астроном даже вытащил из своей трубы план подземного хода, чтобы я взглянул, но тут ты дёрнул из-за этой сволочи, – он кивнул в сторону задержанной, – пришлось извиниться и на рынок. Может, стоит всё-таки доложить майору?
Дежурный усмехнулся.
– Ну, ты, Коля, даёшь! Крыша у пенсионера давно съехала с катушек. Если ты с откровениями сумасшедшего вылезешь к Палычу, он решит, что у тебя, Колёк, тоже не всё в порядке с мозгами.
Когда Ломов заговорил об астрономе, за решеткой прекратились шаманские причитания, воровка насторожилась, прислушалась.
– Мне, кажется, эта, – прошептал дежурный и показал глазами на кошку, – зыкает, видишь, затихла.
– Ни бельмеса она по-русски не понимает.
– А может, что-то и сечёт, но притворяется, я…
Резкий телефонный звонок прервал разговор.
– Дежурный по отделению слушает… Так… Понял… Не хотят уходить?.. Сколько их?.. Пьяные?.. Понял… Адрес, пожалуйста… Академика Норкина восемь, квартира пятьдесят два… Понял… Высылаю сотрудника… – ефрейтор бросил трубку.
– Слышь, Коля, поезжай. Одна Мурка пригласила в себе две кошачьи пары. Гости всю ночь пьянствовали, мебель изодрали, подняли такой вой, что дом на уши стал. Хозяйка их пыталась прогнать, а они её исцарапали и саму выставили из квартиры.
Ломов досадливо скривился.
– Опять коты… Надоели страшно… Если выпьют, то обязательно орать так, чтобы у других шерсть дыбом встала… А потом диваны драть – для них – первое удовольствие. Ладно. Я двинул. Палычу, если спросит, про эту, – сержант ткнул пальцем в сторону воровки, – скажи, что я сам доложу обстоятельства.
Как только дверь за Ломовым затворилась, в камере послышалось шевеление, а затем раздался пронзительный вопль:
– Мя-а-а-у!
Петрухин вскочил с места. Кошка, схватившись за живот, каталась по полу и орала не своим голосом. Ефрейтор бросился, было, вслед за Ломовым, но оперативная машина уже отъехала, оставив за собой только облачко синего дыма.
– Что с тобой?! – пролаял ефрейтор, притиснув морду к решётке. Ответом ему был душераздирающий крик.
«Валидол, ношпа, панандол…» – замелькали в голове у Петрухина названия лекарств, и он ринулся на второй этаж, где находилась аптечка.
Как только ефрейтор скрылся, кошка, не прекращая истошно орать, просунула лапу сквозь решётку, выгнула её немыслимым образом, повернула ключ, забытый Ломовым в замке, открыла дверь, ветром пронеслась мимо опустевшей дежурки, выскочила из здания и исчезла.
14. Урок математики
В первом классе продолжался урок математики.
– До чего же, вы, Сыровы, тупые! – раздраженно кричала Рыбина. – Точно как ваш…
Учительница хотела упомянуть отца нерадивых учеников, но не успела, в коридоре послышался странный шум, топот, и ворвавшийся в класс Длиннохвостиков завопил:
– Серафима Викторовна! Серафима Викторовна! К вам мама Слёзкина бежит… с пистолетом!
Рыбина судорожно передёрнула плечами.
– Зачем же с пистолетом? – растерянно пролепетала она и не успела сделать и шага, как дверь распахнулась, и на пороге показалась разъярённая Инесса Сергеевна.
Дантистка была в сбившейся на бок шляпке и часто дышала.
– Где мой сын?! – короткий воронённый ствол уставился на учительницу.
У Серафимы Викторовны язык прилип к нёбу.
– Где мой сын?! – повторила Слёзкина и взвела курок.
Рыбина хватанула ртом воздух.
– Славик у Изольды Ниловны, – пришла на помощь учительнице Ирочка Зернова.
– Я была в медпункте, его там нет! – не отрывая взгляда от мушки, сказала Инесса Сергеевна. – Куда дела моего мальчика, признавайся!