Попугай Гриша и корпоративная тайна
Шрифт:
– В моём доме живут сто восемьдесят три мыши. Можете не проверять. Всё точно, я посчитал.
Майор отклонился обратно.
– И в других домах живут мыши, что с того?
– Там пусть живут, а этих, из моего дома, накажите.
Рот Гапкина открылся сам собой.
– Как это?
– Ну, что я буду вам объяснять, вы лучше меня знаете… арестуйте, посадите в тюрьму, отправьте в ссылку, наконец.
– Кого арестовать: Иванова, Петрова, Сидорова, Стёпкина, Попкина, Горобкина? Говорите конкретно.
Кот хмыкнул.
– Разве я не достаточно чётко выразился? И Иванова, и Петрова, и Сидорова, и Стёпкина, и Попкина, и Горобкина – всех!
– За что, простите?
– Они не придерживаются геометрических фигур при ходьбе в полнолуние.
Недоумение нарисовалось на сморщенной физиономии начальника отделения.
– Да, господин майор. Вы удивляетесь, а на самом деле удивляться здесь не чему. Они не соблюдают правила, а от этого во Вселенной рушится равновесие, на земле вспыхивают вооруженные конфликты, у меня теряется память и наступает деменция.
– Что, что наступает? – не понял Филипп Павлович.
– Старческое помрачнение рассудка – деменция на медицинском языке. Она у тридцати процентов кошек и собак моего возраста. К вам, господин майор, тоже может прийти, чего я, конечно, не желаю, но даже с майорами такое тоже иногда случается.
Пегие уши начальника отделения приподнялись и тут же опустились.
– Спасибо, за то, что во время предупредили, – натянуто улыбнулся он.
– Не за что… если возникнут вопросы, спрашивайте. У меня большой опыт по этой части…
Майор тяжело вздохнул.
– Василий Феофанович, если у вас проблемы с рассудком, обращайтесь в поликлинику. А это Служба порядка!
– Я знаю, куда обращаюсь. Вы должны арестовать нарушителей, тогда движение небесных тел приобретет гармонию, конфликты прекратятся, наступит мир во всем мире, а ко мне возвратится умственное благополучие.
«Да, – Гапкин почесал затылок, – с такими учеными котами не соскучишься!»
Филипп Павлович попытался растолковать астроному, что даже при полной луне мыши могут двигаться по каким угодно траекториям, если, конечно, они не устраивают при этом демонстраций в неположенных местах и не мешают уличному движению. Все аргументы начальника отделения отскакивали от пенсионера Кошкина, как от стенки горох.
– Их надо обязательно арестовать! – настаивал он на своём.
В это время зазвонил телефон.
– Да, Мартын Глебович, слушаю, – сказал Гапкин в трубку, – Прибыть? Немедленно?! Что-то случилось? Не телефонный разговор? Понял, сейчас буду.
– Извините, – повернулся майор к астроному, – мэр вызывает, надо ехать.
– Так я ещё не рассказал про подземный ход! Я у совы Тарасихи купил вот этот футляр для телескопа… так вот за подкладкой я обнаружил…
– Потом, потом, потом, и про подземный ход, и про сову, и про футляр, и про телескоп, – заторопил пенсионера Палыч. – Поймите, мне некогда, мэр ждёт.
Когда Кошкин на негнущихся лапах и с опущенным хвостом покинул кабинет, Гапкин позвонил дежурному:
– Тут от меня посетитель вышел, у старика не всё в порядке с головой, кто свободен, пусть подвезёт его домой.
– Сержант Ломов может.
– Ломов, так Ломов. Если кто будет спрашивать, я поехал к мэру.
– А что делать с Васькиным?
– Он уже протрезвел?
– Вроде бы.
– Опустите, только предупредите, чтобы было в последний раз.
10. Каптёрка завхоза Хламкина
В медпункте, пахло йодом, валидолом, и ещё чем-то, чем обычно пахнет в медицинских помещениях. Изольда Ниловна – толстая усатая мышь пила чай с малиновым вареньем. Она только отломила кусочек своего любимого шоколада «Мышиная радость», когда услышала на лестнице тяжёлые редкие шаги, пыхтение и тоненькое подвывание.
– Это ко мне! – сказала медсестра сама себе, облизала ложечку, со вздохом сожаления отложила шоколадку на блюдечко, подняла свое большое тело с табурета и, прихрамывая на правую лапу, направилась открывать дверь.
– Ирочка, бедная девочка, зачем же ты его перед собой несёшь! – застонала медсестра, увидев как Зернова, спускалась по ступеням, прижав к животу Слёзкина. – Ты же можешь пупочек надорвать! Поставь его немедленно! Славик, мой хороший, ты же большой уже, иди к тёте Изольде своими ножками.
– Опусти его, Ирочка, он сам дойдёт. Тётя Изольда Славика любит. Славочка, ты же любишь тётю Изольду!? Ну, скажи, любишь?
– Люб…лю-ю, – сквозь всхлипы прошептал Слёзкин.
– Что там у вас опять случилось? – спросила медсестра Зернову.
– Слёзкин левой лапкой начал писать, учительница его ругала… он под столик залез… Серафима Викторовна разнервничалась.
– Ну, я тебя отпускаю, – медсестра погладила девочку по головке. – Мы со Славиком поладим. Мы же с тобой друзья? – обратилась она к мышонку.
– Д…дру…у…зья, – подтвердил дрожащий Славин голосок.
Изольда Ниловна завела первоклассника в кабинет, налила, ему чаю.
– Пей, мой маленький.
Остренькие зубки застучали о край чашки.
– Я… я… не м…м…могу.
– Успокойся, мой хороший, – Изольда Ниловна прижала дрожащую головку к своему мощному бюсту. – Сейчас мы маме позвоним. Ты хочешь поговорить с мамой?
– Угу…у.
Изольда набрала на мобильнике номер владелицы частной стоматологической клиники Иннесы Сергеевны Слёзкиной, пересадила Славика на жёсткую медицинскую кушетку, вручила телефон, а сама стала чем-то шуршать и звякать в холодильнике.
– Что с тобой? – донёсся из трубки истерический вопль Инессы.
– С…сера…ф…фима В…в. икторовна, – только успел произнести мышонок, как аппарат запел короткими гудками.