Портартурцы
Шрифт:
Корреспондент газеты «Новый край» Ножин волновался и суетился. Он целый день восхищался батальными картинами. Его умиляли разумные и спокойные ответы первых раненых. Все шло как полагалось: взрывы, беспокоящие неприятельскую пехоту, вступление в бой «Бобра», бегство японцев. Понятно, нет дыма без огня — на позициях лежали убитые. Но днем все шло стройно, последовательно, словно по расписанию. А вот здесь был полный хаос и невыразимый ужас. Корреспондент, готовый помочь несчастным раненым, бегал по путям в поисках врача. Он нашел его разговаривающим с пехотным офицером.
— Господин доктор, что вы от меня бегаете? — хрипло говорил капитан.
— Ах, боже мой! Да что вам надо?
— В вагоне раненые нашего полка, им следует раздать винтовки.
— Что за кошмар! — воскликнул доктор. — Да разве этого нельзя сделать завтра, потом, когда люди будут годны для дальнейшей боевой деятельности?
— Откладывать нельзя, так приказано.
Ножин вспыхнул и, задыхаясь, проговорил:
— Как вам не стыдно, капитан, отрывать доктора от его прямой обязанности. Там, на злосчастной позиции, брошены не только винтовки, а и пушки… Отстаньте!
Доктор долго жал руку выручившему его незнакомцу.
— Пройдитесь по вагонам, захватите две-три фляжки воды. Если кому-нибудь понадобится срочная помощь, сообщите.
Ножин с большим трудом вскарабкался в ближайший вагон. Свеча в фонаре, — висевшем на стенке, светила тускло. Весь пол вагона был закрыт лежащими людьми.
«Какой тяжелый запах», — подумал Ножин. Присмотревшись, он увидел: шинели, сапоги, котелки, мундиры, головы, руки. Все это было перемешано.
— Пить хочу-у-у… — услышал корреспондент. Из кучи тел протянулись две дрожащие руки. Свет фонаря падал на лицо солдата, особенно отчетливо отражался в его широко открытых глазах.
Ножин наклонился и сунул в протянутые руки фляжку. Секунду-две фляга качалась в руках солдата, затем упала на пол. Глаза несчастного померкли, голова упала на грудь и стала медленно поворачиваться влево, пока не коснулась щекою грязных сапог лежавшего рядом солдата. Послышался стон:
— Ой, холодно!..
Корреспондент хотел укрыть раненого его же распахнувшейся шинелью, но она была придавлена мертвым солдатом. Вопль затих.
В глубине вагона лежал солдат с широко открытым ртом. Ножину показалось, что губы его шевелятся. Перешагнув через раненых, корреспондент наклонился над солдатом и влил между зубов немного влаги. Вода вылилась обратно…
О том, что в вагоне, вперемешку с тяжелоранеными лежало много трупов, никто не знал до самого Артура.
3
Войска, расположенные около станции, за всю ночь не услышали ни одного тревожного звука. Враг или устал, или упивался своей победой. А может быть, просто боялся засады со стороны русских: маршал Ояма вел дело очень осторожно. Японцы уже знали, что на Киньчжоу сражался один полк, а позиция была укреплена старыми бросовыми пушками. Естественно, они подумали о подготовке генералом Фоком ожесточенной контратаки. И, по словам побывавших в плену русских офицеров, успех мог бы быть колоссальным, если бы встречное наступление осуществилось. Неприятель еще в полдень расстрелял все снаряды.
Следующий день предвещал быть хорошим. Солдаты успокоились и ждали распоряжений о выступлении на север. Но вторая батарея и другие воинские части получили приказ двинуться по большой Мандаринской дороге к Порт-Артуру.
Глава шестнадцатая
1
Угнетенное настроение, охватившее войска Квантунского укрепленного района после киньчжоуского боя, начало понемногу сглаживаться. Солдаты и артиллеристы, ознакомившись с перевалом, перегораживающим Квантунский полуостров от залива до залива, успокоились. Многие из них, осматривая скалистые вершины, думали: «Тут не только что пуля, но и снаряд не прошибет».
Но надо было что-то предпринимать. После 13 мая стрелки и артиллеристы поняли, что они окончательно и надолго отрезаны. Впереди враг, сзади и с боков море.
— Недалече уже и Артур, — успокаивал товарищей молодой стрелок 25-го полка Родионов.
— Радости в нем будет мало, — отозвался Егоров, призванный в армию годом раньше.
— Это почему же? Ведь крепость!
— Крепость на крепость не похожа бывает. Крепость тогда крепость, если она со смыслом и дюже построена.
— Все-таки там пушки солидные.
— А что твоя солидная пушка? Как она три дня тому назад себя показала? На нее тоже еще солиднее можно поставить… Надо так понять: крепость Артур мы отняли у японцев недавно, а поэтому мы ее толком не успели оборудовать. Точь-в-точь как Киньчжоу.
— Ты все знаешь.
— Ты приглядись к начальникам да прислушайся к ним. У них нет одного приказа, они как-то нескладно мечутся… То одно решают, то другое. Даже еще боя нет, а уже десять разных приказаний. Начальником быть — надоть голову иметь. А из них некоторые в начальники пошли не по голове, а по родословной.
— Ты чего-то уж очень, — усмехнулся Родионов,
— Это нашего капитана Резанова не касается. Атак поглядеть, из них многие недомыслят. А за это и солдатские головы зазря летят.
Рота, в которой находились Егоров и Родионов, была оставлена на перевале Шиминдзы.
— Вот ту горку видишь? — указал Егоров на Хуинсань. — Вот бы где крепость построить. Громили бы оттуда японцев. На всю долину с нее глаз смотрит. Еще в апреле я на нее лазил. А стоит она и по сей день пустая.
15 мая в полдень на перевале встретились генерал Кондратенко и генерал Фок. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.
— Что новенького, Роман Исидорович?
— Вашему вниманию привез схему расположения войск для обороны Волчьих гор.
— Уже и Волчьих. — Фок усмехнулся. — А как, по-вашему, этот перевальчик? Ведь он, как-никак, а господствует над Волчьими горами.
Несмотря на придирчивый, неприятный тон Фока, Кондратенко встрепенулся.
— Простите, Александр Викторович. Давайте взглянем и наметим точки. Это будет чудесно: задержаться на этом горном хребте.
— Гавань с флотом далеко. Никакой современной пушкой не достанешь. Рельеф на перевале не расплывчатый, как у Волчьих гор, а четко выражен. Мои точки: справа Хуинсань, а слева Юпилаза, — поспешно заговорил Фок, как бы стараясь окончательно утвердить свою мысль.