Портартурцы
Шрифт:
— Конечно, без надобности японцы там не скапливаются. Работают поди одни саперы. Ворваться в их гущу, порастолкать малость штыками и хорошенько все осмотреть. Заложить мину и взорвать вражеские вооружения… Задача интересная, но рискованная… Очень уж часто мы их беспокоим… Они всегда готовы к бою… Да, без вылазки не обойтись, — проговорил Марченко.
Генерал Кондратенко тоже был за вылазку, но он долго не решался отдать прямое распоряжение. Он знал по опыту, что вылазки всегда вырывают из рядов защитников лучших людей.
В начале октября организация вылазки была поручена полковнику Рашевскому. Офицеры собрались в каземате для уточнения тактических приемом рискованного предприятия. Маленькие керосиновые лампочки коптили, и в длинной, узкой, сводчатой комнате, заставленной походными кроватями, было темно и невыносимо душно. Офицеры склонились над картой, развернутой на деревянном жиденьком столе. К копоти ламп и запаху керосина присоединялся густой и едкий табачный дым.
— Случай тяжелый, — сказал высокий и худощавый инженерный полковник Рашевский, тыкая карандашом в карту. — Нам нужно выяснить, по какому приблизительно направлению к головному капониру начинаются их минные галереи. По-моему, они ничего другого, кроме мин, предпринять не могут.
— Они могут здесь устроить убежище или сборный пункт для штурма! — воскликнул капитан Резанов. — Если там минные галереи, то японцы давно уже взорвали бы нас, — продолжал он, сердито взглянув на Рашевского. —Трудно себе представить, что их инженеры так же долго думают и обсуждают, как наши.
Дебогорий усмехнулся и, как бы заступаясь за своего начальника, возразил:
— Здесь грунт твердый, сплошная скала. За это время они вряд ли далеко продвинулись, если даже начали вести галерею.
— А у вас есть книжечки, — упорствовал капитан. — Садитесь и вычислите, что можно сделать за это время в каменистом грунте для успешного взрыва нашего форта.
— Я видел, они тащили сегодня штурмовую лестницу, — сказал поручик Злобинский. — Волокли ее двое… Длинная такая и желтая; должно быть, покрашена в защитный цвет…
Полковник насупился и, желая замять разговор, сухо проговорил:
— Итак, решено. Вылазку будут делать две колонны, одна правее форта, другая левее.
Выпрямив грудь и глубоко вздохнув, Рашевский повернулся к бородатому прапорщику и более мягко произнес:
— Так?
Марченко неподвижно сидел на стуле. Он ни словом не обмолвился, но слушал внимательно и настороженно. Как только полковник обратился к нему, он быстро поднялся, приложил руку к папахе и отчеканил:
— Слушаю-с!
Рашевский одобрительно кивнул головой:
— Люди разместятся сзади форта к двум часам ночи. Они разделятся на две группы и поползут правее и левее форта. На линии напольного рва обе группы останавливаются и ждут сигнала… Так?
— Слушаю-с, — снова ответил прапорщик, на этот раз равнодушно.
— Для сигнала применим луч прожектора, который без четверти три начнет освещать вершину Дагушаня… Ровно в три часа свет выключат, луч на вершине исчезнет… В тот же самый момент обе группы бросаются в обход передней части форта… Так?
— Слушаю-с!
— Броситься надо стремглав, без оглядки, и всех, кто подвернется — переколоть! Стрелкам продвинуться по обе стороны японской траншеи несколько вперед, чтобы обеспечить свободу действий саперам, которые немедленно пускаются на поиски колодца или хода в галерею… При обнаружении их они применяют пироксилиновые патроны… Как только указанная задача будет выполнена, немедленно своими путями бегом назад…
— А мы будем наготове, — приветливо обратился Резанов к Марченко. — Пушки, пулеметы пустим в ход. Люди у вала с винтовками… Чуть что, сейчас же выручим…
2
Темная, сырая, холодноватая октябрьская ночь. Сегодня на форту была особенно напряженная обстановка. После полуночи на батареи и двор упало три очередных японских снаряда. Одним из них повредило блиндаж и исковеркало лафет противоштурмовой пушки. Японский пулемет, установленный в ста шагах и хорошо всем знакомый, уже раз пять «прошил» своими пулями бойницы. Вражеский пулеметчик рассчитывал на неосторожных, но главной задачей «прошивки» пулями было отпугивать наблюдателей. Ко всему этому гарнизон форта давно привык. Стрелки, не обращая внимания на татакающий пулемет и взрывы гранат, готовились к вылазке. Распоряжения передавались шепотом.
Еще до начала вылазки приехал генерал Кондратенко с двумя полковниками. На лицах начальства была тревога. Они то и дело посматривали на часы. В условленное время на острой вершине Дагушаня замелькало небольшое световое пятно. Все насторожились. Стало как будто холоднее. Некоторые из наблюдающих, чтобы скрыть дрожь, кутались в полушубки. Вдали обрисовывались силуэты гор, но ближе, в распадке, лежала непроницаемая темень, поверх которой струился свет сигнального луча.
Марченко со своей группой лежал шагах в пятнадцати от японских часовых. Стрелки видели перед собой две черные, стоящие неподвижно, человеческие фигуры: часового и подчаска. Безмолвие и тишина убаюкивали их. Они дремали, им грезилась их далёкая прекрасная страна. Там ласковый взгляд матери… Перед глазами часового в полудремоте промелькнули изящные кимоно молодых девушек. И у каждой ласковой мосуме в руках круглый бумажный фонарик, освещающий путь мягким светом. Одна, что идет левее, приподняла голову и взглянула на него. По лицу красавицы пробежали яркие отблески света… Легкий ветерок пролетел вдоль откоса по сухим травам. И еще слышались какие-то шорохи, мягкие и ласковые, как движение воздуха, как шум шелкового кимоно… Часовой улыбнулся и, глубоко вздохнув, потянул в себя воздух — чистый, горный, наполненный запахами увядших трав. Чудесный воздух… Разве можно сравнить его с воздухом затхлых землянок и траншей… Как хорошо! Какая чудесная ночь… И девушка в кимоно здесь… Часовой закрыл глаза и почувствовал запах пудры. Она шагает… Яркое пятно колышется, а она смеется, Яркое пятно… Точь-в-точь такое, как сейчас на темной вершине Дагушаня…
И часовой и подчасок не отрывали глаз от светлого мигающего блика, стараясь не то разглядеть, не то вспомнить что-то. И вдруг тьма. Пятно исчезло. Справа тихо посыпались камни. Опять русские. Вероятно, устанавливают пушку. Вечно у них шум… Куда исчезло пятно? Оно должно снова появиться…
— Ичи, ни, сан… — считал про себя часовой. — Да, да, она — сан… Эта прекрасная гейша… У нее продолговатое лицо и…
Часовой упал, уткнувшись головой в острые камни. Подчасок успел, не целясь, выстрелить и откатился в сторону от короткого и резкого удара Егорова.
Охотники хлынули дальше. Марченко был впереди и первый увидел неприятельских солдат, которые охраняли саперных рабочих.
Началась свалка. Русские работали штыками без выкриков. Японцы раза четыре выстрелили. И японские солдаты, и японские саперы были уложены все до одного в течение десятка секунд.
— А вот и колодец, — сказал Марченко, — подводя к зияющей яме сапера, — Действуйте.
Вдруг совсем близко блеснул огонь выстрела: раздался резкий щелчок. Марченко взмахнул рукой и повалился. Сидевший у камней японец перевел затвор и начал целиться, но штык ткнул его в грудь, и он с криком опрокинулся назад.