Порубежная война
Шрифт:
— Нет, государыня, — любезно объяснял ей Джузеппе — курчавый и черноволосый, сверкая ослепительно белыми зубами, — кирпич с одной и с другой стороны — лишь обрамление стены, а вся ее прочность, ее сила и непробиваемость заключается именно в забутовке, в том, что находится между этими кирпичами. Вот, например, здесь — изволь пройти, государыня…
Софья увидела серую твердую массу, находящуюся между кладками. Из нее торчали куски битого белого камня, из которого была построена кремлевская стена раньше, еще при Дмитрии Донском и которую теперь разбирали, строя новую из широкого, длинного красного «двуручного» кирпича.
— А как же удается заполнить внутренность стены всем этим, ведь кажется, будто все тут едино, слитно.
— Изволь пройти сюда, государыня, — любезно подавая руку провел ее Джузеппе несколько шагов вперед, — взгляни!
Софья увидела, что пространство между стенами заполнено густой жидкостью похожей на кашу.
— Что это? — спросила она.
— Это — раствор; здесь известь, песок и — но это наш большой секрет, — сказал Джузеппе улыбаясь, — неимоверное количество яичных белков. Сегодня мы залили его туда, завтра к утру он станет густым, тогда мы бросим в него все эти камни, — он указал на груду битых белых камней от прежних стен, — и через день все это схватится, засохнет и будет твердым, как железо. Пушечные ядра могут разрушить кирпич, но они никогда не пробьют этой сердцевины.
— Как интересно! — с почти искренним изумлением воскликнула Софья, слегка опираясь на руку Джузеппе. — Скажи мне, и много там этого раствора?
— Много, государыня, я думаю с два моих роста будет.
— Восхитительно, — сказала Софья. — И когда вы намерены заполнять это камнями?
— Завтра с утра, государыня, как только взойдет солнце.
— Джузеппе, — сказал Софья, чуть крепче сжимая руку молодого человека, — я хочу посмотреть, как вы это делаете — и увидеть своими глазами то, чего потом никто не увидит — то, что внутри Кремлевской стены! Я приду завтра с утра.
— Как тебе будет угодно, сударыня, для меня огромное счастье видеть тебя, и я хотел бы, чтобы это счастье не покидало меня никогда. Сегодня утром тебя не было и я уже начал печалиться, оттого, что солнце твоей красоты не осчастливило моих глаз.
— Ах, Джузеппе, — улыбнулась Софья, — спасибо, но я совершенно отвыкла от цветистых итальянских любезностей — мне здесь их никто не говорит… А сегодня утром я не пришла, как обычно, на прогулку, потому что мы со всем двором очень рано на рассвете выезжали в подмосковный лес.
— Надеюсь, ты хорошо развлеклась, государыня.
— Незабываемо, — улыбнулась Софья. — Итак, до завтра, Джузеппе, увидимся на рассвете.
Джузеппе низко поклонился, изящным жестом сняв с головы бархатный венецианский берет.
— Я буду неизмеримо счастлив видеть тебя, государыня…
Тайнопись Y
От Саввы Горбуна
Москва, Кремль
18 апреля 1489, ночь.
Приемнику
Верховной Раде
Срочно
Во имя Господа Единого и Вездесущего!
Сегодня я впервые в жизни использовал свое право брата десятой заповеди и члена Верховной Рады, приняв единолично, ни с кем не советуясь, решение, и сообщаю сейчас об этом братству.
Не знаю, чем для меня могут быть чреваты последствия этого поступка, но точно знаю одно: необходимо немедленно принять все меры по защите наследника престола Ивана Ивановича — отныне ему каждую минуту грозит смертельная опасность!Софья приняла решение начать действия по продвижению на московский престол своего сына Василия. Теперь ей необходимо убрать с дороги двух главных претендентов — Ивана и младенца Дмитрия. Первый шаг она уже попыталась сделать сегодня, и только чудом мне удалось спасти от гибели нашегонаследника престола.
Однако, по порядку. На утро сегодняшнего дня был намечен традиционный весенний выезд кремлевского двора в подмосковный лес. Мне предстояло много работы: хозяйка дала понять, что я буду основным развлечением для всех, и я до поздней ночи придумывал и готовил новые номера, чтобы не ударить лицом в грязь. Так как мне требовалось много места, а Софья рано ушла спать, Паола испросив у хозяйки согласия, разрешила воспользоваться палатой Великой княгини.
Я приготовил несколько смешных мимических сцен с прыжками и переворотами через голову и так устал, что решил вздремнуть несколько оставшихся до рассвета часов в моей игровой собачьей будке в углу великокняжеской палаты. Многолетний опыт на службе братству приучил меня спать очень чутко и, несмотря на усталость, я мгновенно проснулся, услышав тихий скрип двери. Было еще темно, и я скорее услышал, чем увидел через щель своей будки, как в палату вошли Софья и Паола.
Софья говорила взволнованным шепотом по-итальянски. Она напомнила Паоле об их сиротской юности и обо всех лишениях, которым они подвергались в Риме, когда осиротевшую Паолу приставили в качестве служанки к сиротке Софье. Она сказала, что если ее сын Василий не вступит на престол, то произойдет следующее: после смерти ее супруга, которого, по ее мнению, очень скоро отравят, Иван вступит на престол и тогда Софью и всех ее слуг ждет смерть в подвалах какого-либо монастыря, куда их немедленно бросят. Поэтому, сказала она, необходимо принять меры и спросила Паолу, готова ли та выполнить все ее поручения какими бы они ни были, или предпочитает смерть или жалкое существование в монастыре на старости лет. Паола горячо заверила хозяйку в своей преданности и сказала, что выполнит все, что ей будет поручено. Тогда Софья видимо что то вручила ей — я слышал звук открывающейся шкатулки — и сказала: «Савва приготовит новые номера, все будут увлечены ими, и хохотать, не сводя глаз с горбуна. В самом смешном моменте мы вместе подойдем к Ивану и я скажу ему на ухо несколько слов. Его приспешники, конечно же, будут во все глаза следить за мной — на тебя же никто не станет обращать внимания. Именно в этот момент ты одним незаметным движением уронишь в его чашу вот это. Он не умрет сразу — лишь через несколько дней. Никто ничего не заподозрит. Ты готова?» «Да, государыня» — ответила Паола и, по-видимому, взяла из рук Софьи яд. «У тебя все получится» — сказала Софья — «а теперь пойдем поможешь мне одеть платье, а потом разбудишь этого соню Савву — он сегодня нам очень нужен!»
Они ушли, и не успел я выбраться из будки и шмыгнуть в свою коморку, как за мной пришла Паола. С этой минуты я находился под постоянным наблюдением и не мог никого ни о чем предупредить.
Но я не мог также допустить гибели наследника престола. И я принял решение действовать самостоятельно.
У меня было время для того чтобы обдумать детали и постараться сделать это так, чтобы максимально себя обезопасить. Кажется, это удалось.
Все происходило так, как и предвидела Софья. Самым смешным оказался новый номер с живой коровой, где я изображал неуклюжего мужика с ведром, который пытается подоить ее. У меня было много всяких падений и переворотов — я заставлял корову бодаться и бить меня копытами — падал и отлетал далеко в сторону якобы от ее ударов, одни словом — все хохотали до упаду.
Я находился в центре лужайки а вокруг — весь двор, за исключением самого великого князя, который в последнюю минуту отказался ехать, сославшись на какие-то важные дела, связанные с походом на вятичей.
Работая с коровой, я старался не упускать из виду великой княгини и Паолы, которая была все время рядом с нею. И вот в один из смешных моментов, когда все смотрели на меня, Софья и Паола встали и за спинами всех остальных подошли к Ивану Ивановичу. Софья встала так, чтобы закрыть своим телом скатерть, разосланную перед ним на траве, а Паола — я видел это своими глазами — очень ловко, будто поправляя платье, бросила что-то в чашу, стоящую на скатерти.
Но я к счастью был готов к этому.
Мне важно было не допустить, чтобы Иван Иванович пригубил хоть один глоток из этой чаши, поэтому следовало торопиться.
Только они отошли, я, падая в очередной раз под хохот всех окружающих, выронил ведро, толкнув его так, чтобы оно покатилось в нужную сторону.
Спасибо польскому Станьчику, который научил меня ловкости и проворству в исполнении таких номеров!
Ведро покатилось и опрокинуло чашу с вином, стоящую перед Иваном Ивановичем. Слуги тотчас убрали ее, немедленно заменив скатерть и поставив новую чашу с вином на место прежней, а я тут же подкатился колобком к ногам наследника престола, подхватил свое ведро, поцеловал его сапог в качестве как бы извинения и вернулся к корове продолжать свой номер.
Все это произошло очень быстро, и я надеюсб выглядело естественно.
Досада конечно видна была во взглядах Софьи и Паолы, я даже видел, как Софья пожала ей руку, как бы говоря ничего, мол, случай еще представится.
Я очень опасался, как бы не изменилось отношение ко мне великой княгини, в случае если б в ее сердце закралось какое-либо подозрение в умышленной моей неловкости с ведром. Но Софья вела себя со мной как обычно — если бы она вдруг стала особо милостива, я бы заподозрил что-то неладное, но, кажется, все обошлось, и я вздохнул с облегчением.
Кстати, надо сказать, что в последние месяцы она проявляла ко мне быть может немного больше внимания и симпатии, что вы должны были заметить по подаркам и все растущим суммам которые я отправлял регулярно своей «мамочке» Соломонии Сабуровой…
Однако, какое-то странное внутренне беспокойство и чувство угрозы не покидает меня, а потому буду осторожнее. Начиная с этого письма, я перестану отсылать послания в адрес вдовы Соломонии, а буду во время прогулок незаметно оставлять их там, где было условлено для случаев срочных посланий.
Тем более, что это послание — срочное!
Софья может повторить свою попытку в любую минуту!
Сейчас ночь, а раним утром, через несколько часов мы идем с ней на обычную утреннюю прогулку по строящимся кремлевским стенам.
Эти стены вызывают во мне чувство тоски и отвращения…
Не знаю отчего.
Примите срочные меры по защите наследника московского престола!
Во имя Господа Единого и Вездесущего!
Савва.
… Они вышли на рассвете, и Савва обратил внимание, что с ними нет как обычно фрейлин и охраны. Не было также и дочерей.
Это насторожило его, но не испугало, — мало ли какие причуды могут быть у Великой княгини, тем более, что несколько раз уже гуляли вот так — вдвоем, когда дочери болели.
Софья ласково погладила Савву по голове и, поманив пальцем, пошла вперед. Белый утренний туман расползался по всему кремлевскому подворью, застревая клочьями в лесах, покрывающих уже высокие кремлевские стены.
Они поднялись наверх, и Софья неторопливо шла по строящейся стене, пока не остановилась у большой груды колотых белых камней.
Она ласково улыбнулась Савве и он, добросовестно исполняя свою роль, присел перед ней на четвереньках, согнув руки в ладонях так, будто он — домашняя собачка, ставшая перед хозяйкой на задние лапы.
— Ах, Савва, Савва, — сказал Софья, и вдруг Савва с изумлением увидел, что из ее глаза выкатилась слеза. — Если б ты знал, как мне тебя будет не хватать…
Она наклонилась, поцеловала его в лоб и резким сильным движением обеих рук столкнула со стены, туда вниз, прямо в застывающую массу серого раствора.
И в те несколько секунд пока Савва находился в воздухе, он сразу и все понял: не было никакой попытки отравления — все это лишь очередной трюк, еще одна проверка, последнее испытание, которого он не выдержал, а все доброе отношение Софьи к нему в последнее время было всего лишь коварной уловкой, направленной на то, чтобы усыпить его осторожность — и вот теперь он должен умереть так глупо и нелепо.
Грузное большое тело шлепнулось о мякоть серого мягкого густого раствора, сразу поглотившего Савву, и через несколько мгновений, поверхность застыла и успокоилась, будто ничего и не было.
Софья напряженно вглядывалась: ей казалось, что должны появиться какие-то пузырьки воздуха, но потом поняла, что раствор слишком густ и воздух не вырвется наружу.
Так правильно и верно, так и должно быть — это препятствие мешало мне, и теперь, наконец, я могу свободно действовать, не опасаясь никаких соглядатаев. Он, несомненно, был одним из тех, о которых рассказывал Иосиф, но Иосифу об этом вовсе не надо знать… Я ведь и сама подозревала горбуна со времени той истории с наследством покойной Марьи. Никто кроме Саввы не знал, что я передала его своей племяннице, а сам Иван давно забыл о нем. Но кто-то ему напомнил… Нет-нет: Савва заслужил неожиданную быструю и не очень мучительную смерть — он был непревзойденным мастером лицедейства!
Софья смахнула слезу со щеки и глубоко вздохнула.
Позади раздались голоса и топот ног: Джузеппе и его команда поднимались на стену.
— О, государыня, — сорвав с головы берет, расшаркался Джузеппе, а рабочие так и вовсе упали на колени, — прости я не ожидал, что ты явишься так рано…
— Я же говорила тебе вчера, что приду посмотреть, как вы строите стену. Не обращайте на меня внимания, работайте, как обычно, а я тут в сторонке постою и посмотрю.
Рабочие бросились к груде белых тяжелых каменных обломков и дружно начали швырять и сталкивать их вниз.