Послание к коринфянам
Шрифт:
"А вот и сама охрана."
– Уволю (стыдливый зуммер)!.. Вас (стыдливый зуммер) и ваших (зуммер) выблядков до седьмого колена никуда, кроме (зуммер) ассенизаторов не возьмут, а вас я (очень долгий, заходящийся в экстазе, зуммер). Мне плевать на ваши (зуммер) правила! Какую, нахрен, - Алваро удивляется избирательности цензуры, - полицию, я вашу полицию...
"Тут мы опускаем завесу стыдливости над этой сценой и о предполагаемой судьбе полиции вам предстоит догадываться самим" - вещает исключительно глумливый голос.
Все понимают, что происходит. Все уже поняли. Даже сам Алваро. Дело не в крике и брани - судя по тому, что он слышал раньше, манеры Грозного и без того всем известны. Дело не в том, что он Бог знает сколько раз оскорблял людей при исполнении и угрожал им своим служебным положением - вот уже следующий ролик пошел. Это нарушение, и серьезное, но - если дело ограничивалось угрозами - то и последствия ограничатся штрафом и служебным взысканием. Дело в том, что кто-то собрал все эти записи - и у комитета безопасности не зазвонил ни один звонок. И в том, что Грозному подменили диск - и этого опять-таки никто не заметил, ни он сам, ни охрана здания. Это - профессиональная непригодность.
Это отставка. Гарантированная. В лучшем случае по собственному желанию. А еще это уверенность всех тех, кто сейчас сидит за телевизорами, что против Грозного выступил какой-то Робин Локсли, лучший друг всех обиженных бедняков. Потому что люди будут соотносить себя с охранником, официанткой и секретаршей, попавшими под высокопоставленный каток, а не с мистером Личфилдом. И людей этих - много.
И посмеяться над толстым шерифом, получившим по заслугам, охотников найдется полным-полно. Хотя в этом - именно в этом - шериф не очень-то и виноват. И сам он угодил под каток куда хуже того постового.
"А сейчас..."
Стук и грохот, справа. Там, где сидит Франческо.
– Хулиганье!
– бряк...
– Шпана подзаборная!
– бряк...
– А ну прекрати это безобразие!
Ой. Это он Максима, а чем? Нечем же. Ну я и дурак, вот поэтому-то темно и стало. Он ноут закрыл, и прямо им... По голове. С размаху. Металлическим корпусом. Титановым. "Не бейте, дяденька, я вам еще пригожусь!" - терпеливо переводит синхронист в наушнике вопль на каком-то славянском, а потом не выдерживает и хихикает. Хихикает, впрочем, весь зал. Франческо воспитывает Максима, а тот прикрывает голову руками, кланяется, ойкает и просит дяденьку не бить, а также обещает что-то, на чем спотыкается и синхронист. Чего-то там мыть и пить.
Камеры налетают стаей москитов.
Аудитория замерла и ловит каждый звук, каждый шорох. На экран уже никто не смотрит, но проклятое "тын-тын-тын", кажется, навсегда влипло в мозг. Хит сезона.
– Это безвкусно!
– скандалит не на шутку злой Франческо.
– Это пошлая вульгарщина!
– бздям!
– За такое убивать мало!
– тыдынц!
Нужно, понимает Васкес, быть Франческо, эталоном эксцентричности и аристократизма, чтобы эта вакханалия смотрелась... стильно и шикарно, как все, что делает Сфорца. Нужно тридцать пять лет быть Франческо, чтобы одна-единственная сцена была безупречна, гротескна и завораживающе элегантна, чтобы зал замер и созерцал как в театре, не пытаясь прекратить шоу при помощи охраны. Никакого возмущения, неприятия и презрения - даже у председателя. Незамутненный восторг.
Оружейная дочка за спиной радостно рукоплещет. В такт.
– Я больше не буууу...
– откликается Максим.
– Ну почти.
– Э, - встает Алваро.
– А меня? Я помогал! Я тоже участвовал!
Феодал отстает от Максима, двумя пальцами хватает Алваро за ухо и больно выкручивает.
– Вас бы тоже побить, поросенок! Но вас же нельзя!
– Дяденька, ухо вспухнет!
– Васкес отступает на шаг, на другой - поближе к микрофону, тащит Франческо за собой. Лишь бы ухо не выпустил... нет, крепко держит, и больно. Двигаться спиной вперед мучительно страшно, но необходимо.
– Вы радуйтесь, что вас нельзя...
– Да я радуюсь с того момента, как нас на посадке ракетой не подбили!
– гордо выдает Алваро у микрофона. Как бы нечаянно.
– Радуюсь... но ухо отдайте.
Синхронисты терпеливо переводят на положенное число языков. Так приходит мирская слава.
– Так, - очень спокойно говорит председатель МСУ.
– С этого момента подробнее, пожалуйста.
Голос у старика на редкость звучный, зал сразу затихает.
– Молодой человек преувеличивает, - отвечает Максим. Очень деловито, очень спокойно. Как будто только что не солировал в балагане. Как будто у него прическа не дыбом и галстук не на сторону. Наверное, заранее рассчитал, что огребет прямо на публике и чем попало - он-то Франческо знает хорошо.
– Никто всерьез не ждал, что нас будут встречать средства ПВО. Слишком большой вышел бы шум. Но шесть дней назад во Флориде была убита госпожа Габриэла Росси, начальник службы безопасности флорестийского филиала корпорации. Убил ее сотрудник службы безопасности Мирового Совета Управления, Лиам Деверо, мы знали его как Джошуа Андерса. Орудие убийства было похищено у меня. На нем были искусственно размещены - у нас есть данные полицейской экспертизы - отпечатки присутствующего здесь господина Васкеса.
– Господин Васкес слегка кланяется.
– Способ эвакуации, которым воспользовался Деверо, был позаимствован из моей курсовой работы. Это, кстати, дало мне зацепку, которая позволила отследить господина Деверо до места назначения и реальной или базовой личности.
Тихий шорох в зале начинает перерастать в гул. Кто-то догадался зажечь свет.
– Позвольте мне договорить. Мы с самого начала предполагали, что цель убийства - стравить нас с Мировым Советом. Именно поэтому мы закрыли информацию о реальном положении вещей и воспользовались тем, что флорестийские террористические группировки жаждут славы и журналистского внимания. Но мы сотрудничали с полицией Флоресты с момента обнаружения трупа - и они располагают всеми данными по делу. Данными, которые они получили независимо от нас, поскольку расследования шли параллельно...
– Благодарю, господин Щербина, - поднимает руку председатель МСУ.
– Подробности вы сообщите потом. Кажется, мистер Личфилд не в состоянии продолжить свой доклад, но мы его обязательно выслушаем несколько позже на расширенном заседании комитета. Все желающие смогут присутствовать. Без права голоса, конечно, - улыбается старик.
– Теперь мне бы хотелось, чтобы мистер Гордон вновь вернулся к своим обязанностям председательствующего...
– звучит весьма ядовито.
– Э..
– прокашливается ведущий.
– Слово, согласно принятой повестке дня, предоставляется... предоставляется Франческо Сфорца, корпорация "Сфорца С.В."
– Ну да, мы несколько отвлеклись, - рассеянно говорит Сфорца, поднимаясь на трибуну.
– Так... я надеюсь, у меня не возникнет технических затруднений. Сейчас, может, включится все-таки...
– Совет и планета безмолвно внимают этому бухтению, которое через микрофон разносится на весь зал.
– О, смотрите-ка, заработало! А хорошую мы сборочную линию наладили, да?
– Минута рекламы!
– доносится резкий голос из ложи наблюдателей.
По залу прокатывается хохот. Дело, наверное, даже не в шутке, думает Алваро, просто хочется над чем-то посмеяться.