Посланник смерти
Шрифт:
В кабинете на несколько секунд установилась напряженная тишина.
– Если рассказать кратко, – начал Илья, не на шутку встревоженный столь неожиданно прозвучавшими обвинениями в свой адрес, – то…
– Нет, майор, попрошу со всеми подробностями, – мгновенно отозвался из-за стола Борис Евсеевич, – причем с наимельчайшими!
Стараясь не пропустить ничего существенного, Хромов принялся рассказывать обо всех предшествующих злополучному взрыву событиях.
– История эта началась для меня 14 сентября этого года. В тот день я как раз был выписан из нашего госпиталя, что на Щукинской, и возвращался домой на метро…
Поведав обо всех обстоятельствах извлечения со дна реки Псел утопленного во время войны немецкого автосейфа, Хромов, увлекшись, встал со своего стула и подошел к висящей на стене большой грифельной доске.
– Ситуация складывалась таким образом, что мне постоянно приходилось разматывать эту историю как бы с конца. Поэтому и свое видение этой проблемы я начну излагать тоже, как бы отталкиваясь от своего личного мнения, базирующегося на полученных мною к настоящему времени результатах научных и архивных исследований. Итак, что же мы имеем к сегодняшнему дню? А имеем мы вот что! Найденный в автомобиле алюминиевый контейнер действительно состоял на вооружении Германии и применялся для оснащения диверсионных разведгрупп вермахта и абвера начиная с 1937 года. Кстати, и в дневнике о нем упоминается как об «аптечке Гюнтера». Удалось выяснить также, что изобретателем столь хитроумного контейнера действительно является некий Гюнтер Линч, активный деятель национал-социалистической партии, некогда работавший рядовым инженером в концерне «Сименс – Шуккерт». Собственно, больше мне сказать о контейнере нечего, за исключением того, что он был оборудован весьма изощренной системой самоликвидации. Записи в дневнике несомненно сделаны двумя разными лицами немецкой национальности. Основное содержание его процентов на девяносто, не меньше, посвящено довольно скрупулезному описанию некоего пешеходного маршрута, который проделала в 1939 году небольшая группа альпинистов, состоявшая первоначально из четверых немцев и еще двоих, видимо, местных проводников.
– А где они путешествовали, вернее, в каком районе, удалось выяснить? – спросил Говердовский.
– Привлеченному мной географу удалось определить только общее расположение интересующего нас района в системе Гималайского массива. Посмотрите, пожалуйста, сюда.
Он поднял руку и нарисовал на доске неровное зубчатое колесо, чем-то напоминающее свернувшегося клубком ежика.
– Вот так выглядит их маршрут, если перевести данные из дневника в графический вид, такой примерно формы. А вот место, где он ориентировочно пролегал, – продолжил он, старательно вырисовывая карту Китая, – скорее всего, находится тут. По всей видимости, группа альпинистов совершала обход некоего горного района, расположенного недалеко от королевства Непал. И хотя никаких географических координат в дневнике ни разу не упоминается, примерное местонахождение этого района все же удалось выяснить. Помогла одна случайность, вернее сказать, оплошность одного из составителей дневника. На одной из страничек он записал следующую фразу: «На западе алым отсветом загорелась заснеженная вершина Харумы». Удалось выяснить, что так некогда называлась одна из горных вершин Тибетского хребта. Поскольку тут же было указано местное время, то удалось вычислить, используя метод компьютерного моделирования, откуда в тот час была видна эта вершина. Оказалось, что площадь описанного экспедицией круга составила ориентировочно четыре тысячи квадратных километров.
– Чем, по вашему мнению, можно объяснить столь изломанную линию движения немецкой группы? – спросил генерал.
– Считаю, что не чем иным, как крайне пересеченным горным ландшафтом, по которому они двигались.
– Верно, но вы умалчиваете об одном существенном моменте! – грузно поднялся со своего места генерал. – Вот здесь, здесь и здесь, – он взял у Ильи мел и постучал по доске. – Ясное дело, по горам прямо не походишь, но все же давайте мух подавать отдельно, а котлеты – отдельно. Обратите внимание на три как бы врезающиеся внутрь очерченного круга клина. Их, очевидно, можно трактовать как три попытки проникнуть внутрь круга. Три попытки, – повернулся он к Хромову. – К чему же они привели? – Он обернулся к доске и поставил у одного из зубцов цифру один. – Чем закончилась первая попытка? Один из альпинистов, под псевдоним «Алеф», гибнет. Их остается пятеро. Вторая попытка была предпринята через девять дней пути. После второй попытки гибнут еще двое, да еще и як. Идем дальше. Третья попытка, по вашим словам, состоялась через неделю. Разбиваются еще один член основной команды и второй як из обоза сопровождения. Итак, из первоначального состава экспедиции в строю остаются только двое. Но после гибели четвертого члена команды дневник продолжает вести последний из оставшихся в живых немцев. Отсюда можно сделать вывод, что предпоследним погиб руководитель экспедиции.
– Да, вот именно, – воскликнул Илья. – Но самое поразительное состоит в том, что оставшиеся в живых все так же продолжают идти по маршруту. Проходит еще десять дней, и они предпринимают завершающую, четвертую, попытку проникновения. А через два дня в дневнике делается последняя запись. Наверное, и эта попытка оказалась неудачной, – сказал генерал.
– Нет, я не согласен, – покачал головой Илья. – Кто же организовал переправку чемодана с вещами и дневником к линии фронта? Да, вполне возможно, что какая-то трагедия с оставшимися в строю и произошла, но явно не фатальная.
– Майор, пожалуй, прав, – поддержал Илью Говердовский. – Как минимум один из них остался в живых. Предположительно, несчастный случай произошел с тем, кто вел дневник, поскольку записи внезапно прерываются. Но невредимым вполне мог остаться последний из проводников. И именно он на вьючных животных мог доставить своего пострадавшего спутника в одну из горных деревень или в один из горных буддистских монастырей и оставил его на попечение местных жителей.
– А когда была сделана последняя запись? – поинтересовался генерал.
– 28 июня 1939 года, – ответил Хромов. – О том, что случилось с ними впоследствии, мы, не имея достоверной информации, можем только догадываться. Но, видимо, последняя попытка проникнуть внутрь неприступного района оказалась успешной, пусть и частично. В результате чего им все же посчастливилось раздобыть или узнать нечто такое, что оправдывало и пот, и риск, и гибель их спутников. Очень может быть, что те предметы, что лежали в утонувшей машине, и были целью нескольких немецких экспедиций. И последняя из них свою основную задачу тоже выполнила не полностью. Пускай то, за чем охотилась эта шестерка, уже лежало в «аптечке Гюнтера», но находилась-то она за десять тысяч километров от рейха. Кроме того, пока последний из оставшихся в живых немецких путешественников приходил в себя после полученной травмы, началась Вторая мировая война. – При этих словах Говердовский и Борис Евсеевич многозначительно переглянулись. – Да, да, – перехватил их взгляд Илья, – причем на той стадии, когда в войну был втянут и Советский Союз. Это обстоятельство неимоверно осложнило возвращение последнего, оставшегося теперь в полном одиночестве, альпиниста в родной фатерланд. Мне удалось откопать уникальные донесения наших китайских товарищей, – продолжал он. – Вот что они сообщают в донесении от 3 октября 1940 года. Говорится об активизации немецких агентов в Тяньцзыне. В уютном городе, стоящем в устье реки, располагался один из крупнейших в Китае морских портов. Потом упоминается о появлении каких-то трех немецких коммерсантов в Гирине, на северо-востоке Китая. Правда, эта троица там долго не задержалась, вскоре ее видели в Харбине, городе, в значительной степени заселенном русскими эмигрантами.
– Какой датой отмечено сообщение? – уточнил генерал.
– 20 января 1941 года. Упоминалось, что один из них регулярно посещает самого известного местного эскулапа, некоего доктора от медицины Фу-Дженя. Имеется и еще несколько донесений на эту тему. Постепенно эта группа «торговцев» понемногу разрослась, и к тому времени, когда они добрались до приграничного селения Хэйхе, их было пятеро. Возможно, что двое примкнувших действительно были торговцами, которых троица взяла под свое покровительство для маскировки. Кстати, этот городишко расположен на Амуре, прямо напротив Благовещенска. И находились там коммерсанты до середины сорок первого года, когда… – Хромов полистал блокнот. – Как славно все сходится, – сказал он после небольшой паузы. – Судя по дате сообщения, коммерсанты спешно покинули Хэйхе, ровно за неделю до нападения немцев на СССР.
– Не понравился, наверное, чрезмерно строгий режим охраны на данном участке границы, – предположил Борис Евсеевич, – вот они и потащились дальше.
– Возможно, – кивнул Илья, – а может, просто им показалось, что там слишком людно. Короче говоря, предупрежденные о том, что вот-вот грянет война с Россией, «коммерсанты» снялись с насиженного места и двинулись дальше на север. Довольно долго они оставались в селении Хума, причем снова втроем. А весной сорок второго года двое неизвестно откуда взявшихся немецких натуралистов объявляются в селении Пань-Уюань. Это местечко в Китае знаменито своим горячим серным источником, в котором излечиваются самые труднозаживающие раны. Куда исчез их третий спутник, так и осталось загадкой. В середине ноября они покинули это местечко и вновь пустились в путь.
– Бьюсь об заклад, что они вновь направились к Амуру, – сказал Говердовский.
– Верно, – кивнул Хромов. – Сначала их следы обнаруживаются в приграничной Мохе, потом в Чзян-Джан-чкан, тьфу, черт, не выговоришь. Короче говоря, действительно, в районе, наиболее близком к Сковородино. Отсюда можно сделать вывод о том, что человек, дописывавший дневник, и один из харбинских коммерсантов – одно и то же лицо.
– Однако, где Амур и где Псел, – развел руками генерал. – Что-то ведь было и в промежутке?