Последний долг
Шрифт:
На какое-то время его охватило замешательство. Его взгляд метнулся к потолку, сосредоточившись на мне. Я не двигался, когда он обратил внимание на свои растянутые суставы, сломанные части тела и покачнулся от резкой боли.
Его мысли вбивались все глубже и глубже, все сильнее и сильнее в мою душу, как гвоздь вбивается в доску. После сегодняшнего вечера я нуждался в одиночестве и уединении. Мне нужно было ускакать галопом и никогда больше не переживать ничего подобного.
– Вставай.
Перекинув его бесполезную руку через плечо, я снял его
Он закричал, когда я стащил его со стола. Несмотря на агонию, он попытался пошевелиться, но его конечности больше не действовали. Ноги не выдержали его веса, и он с криком упал на пыльный пол.
И я вместе с ним.
Мы упали массой частей тела, сидя бок о бок, прислонившись спинами к стойке.
Он ахнул, но не попытался высвободиться. Шок быстро стёр большую часть его ран, позволив ему на мгновение отдохнуть без страданий.
Тот факт, что он на секунду обрел покой, позволил и мне обрести его.
Я разделил его молчание, позволив воздуху окутать нас пыльными объятиями.
Некоторое время я молчал. Что я мог сказать? За последние несколько часов я доказал, что я такой же монстр, как и он. Я не нашел примирения или завершения. Я нашел только печаль и жестокость.
Но слова были не нужны.
Мой отец, человек, который вырастил меня, причинил мне боль и, в конечном счете, заботился обо мне по-своему, медленно положил голову мне на плечо и дал мне первое праведное дело в своей жизни.
– Прости, Джетро. За все.
Мое сердце бешено заколотилось, а на глаза навернулись слезы.
Я не мог говорить.
Кат не стал дожидаться ответа. Он знал, что умирает. Его тело было сломано безвозвратно. Не было никакого исцеления. Его время на земле подошло к концу, и теперь настало время отказаться от своих печалей и сожалений.
Его голос был хриплым, но мои глаза кололо от каждого его слова.
– Я знаю, как плохо я обращался со своими детьми. Я знаю, что никогда не имел права на то, что взял. Я позволил силе и жажде крови затуманить меня. Я не могу исправить то, что я сделал, и я не могу вернуть жизни, которые я украл, но я могу попросить у тебя прощения.
Его голова на моем плече стала тяжелее, влага впиталась в мою пропитанную потом рубашку от его слез.
– Мне нужно знать, что ты прощаешь меня, Кайт. Мне нужно знать, что ты принимаешь мои извинения.
Такая же жидкая печаль тихо текла по моим щекам, когда я смотрел на запертые двери.
– Почему? Почему я должен прощать тебя?
– Потому что ты знаешь, что я говорю серьезно. Ты чувствуешь, что я говорю правду. Это была не просто боль, которую ты мне показал, или воспоминания, которые я пережил сегодня вечером — те же воспоминания, которые, я не сомневаюсь, ты тоже пережил. Это было задним числом, и я, наконец, позволил себе признать то, чего никогда не делал раньше.
У меня внутри все сжалось от всего, что я хотел сказать.
– И что это было?
Кат вздохнул, не торопясь с ответом.
– Я слишком долго слушал свою мать. Время исказило ее разум. Это делало
Он разразился рыданиями. Это не было притворством или принуждением. Его эмоциональная гибель проникла прямо в меня, и я задрожал от его честности.
– Я не виню Бонни. Я не виню свое прошлое или мораль, которой меня кормили. Я виню себя за то, что был так чертовски слаб, чтобы остановить это. Двое моих детей мертвы. Один из них инвалид на всю жизнь. Но ты вернулся из могилы, чтобы преподать мне урок, который мне нужно было усвоить.
Кестрел не мертв.
Он вернется ко мне, потому что я предоставил ему безопасность.
Мои глаза защипало при мысли о том, что сказал бы мой брат, если бы увидел, что я сделал. Возненавидел бы он меня или понял? Будет ли он бояться меня или радоваться?
– Какой урок?
Наступила тишина, пока Кат обдумывал, как лучше всего донести свое прозрение.
Он забыл, что я чувствую вкус его признания так же ясно, как каплю дорогого коньяка на языке.
– Что я не лучше Уивер. То, что ты Хоук, не дает иммунитета или власти над чужой жизнью. Что я не тот монстр, каким пытался быть.
Снова воцарилась тишина.
У меня не было ответа. Он в этом не нуждался.
Я поиграл с ножом, пропуская лезвие сквозь пальцы. Его голова не отрывалась от моего плеча, руки бесполезно висели по бокам.
Он не мог бы пошевелиться, даже если бы захотел, но я чувствовал, что он этого не хочет. Этот редкий драгоценный момент никогда больше не повторится, и нам нужно было прикоснуться, чтобы высказать «прости» без слов.
Прошло десять минут или десять часов — я потерял счет времени. Мои мысли были с призраками людей, которых я потерял. Трагедий, которые подошли к концу, но никогда не будут забыты.
Наконец, мой отец оторвал голову от моего плеча и грустно улыбнулся.
– Ты хороший сын, Джетро. Я горжусь тем, каким человеком ты оказался, даже после того, что я сделал. Хотел бы я извиниться перед Нилой за то, что слишком далеко зашел с Долгом по наследству. У меня все время была сила остановить это, как и у моего отца, и я решил этого не делать. Я также хотел бы извиниться перед своим братом за то, что я сделал, и перед Розой за то, как ужасно я с ней обращался. Так много вещей, за которые нужно извиниться.
Он втянул воздух, его руки и ноги были похожи на оборванные веревочки марионетки. Он не мог сесть. Он едва мог дышать.
– Я столько всего сделал.
Я сделал это с ним. Я показал ему, кем он стал, и он, наконец, признал, что его действия были плохими, но его душа не так сильно разложилась, как он опасался.
Переместившись, я поцеловала его в висок.
– Я верю тебе.
Он тяжело выдохнул. Он выдохнул свое прошлое, проживая последние мгновения в настоящем.
– Я готов идти, Кайт. Я хочу уйти. Позволь мне умереть и обрести покой. Позволь мне исправить ошибки, которые причинила наша семья.