Последний порог
Шрифт:
— Он на самом деле здесь? — спросила его мать.
Чаба кивнул:
— Папа просит вас пожаловать в гостиную и взять на себя обязанность хозяйки.
Когда Андреа увидела сидевшего в кресле профессора Эккера, она была разочарована — таким он оказался маленьким и непредставительным. Девушка села поближе к роялю и оттуда наблюдала за обществом, собравшимся вокруг стола, стоявшего посреди гостиной. Профессор раздражал ее. Андреа знала, что нельзя судить о человеке по первому впечатлению, а как врач, понимала, что Эккер вовсе не виноват в том, что лоб его постоянно блестит от пота да и руки у него тоже потные. Но ничего не могла поделать: ей были
Эккер сидел как раз напротив генерала Хайду, справа от него восседал Вальтер фон Гуттен, а слева — Хорст Шульмайер, рядом с ним поместилась Эльфи. Чаба сидел на диване и о чем-то разговаривал с Эрикой. Андреа сразу же понравилась эта красивая женщина, и мысленно она начала сравнивать ее с собой. «Она, конечно, красивее меня», — думала Андреа и никак не могла себе представить, что эта красивая женщина с задорной улыбкой может находиться в любовной связи с профессором. Задумавшись над этим, она какое-то время не следила за ходом разговора и подняла голову только тогда, когда было упомянуто имя Милана Радовича. Чаба что-то сказал Эрике, а затем, повернувшись к Эккеру, спросил:
— А что с Миланом, господин профессор?
Луч солнца, пробившись сквозь щель в полуопущенных жалюзи, падал на правую половину головы профессора, который чувствовал себя так, будто его освещают сразу несколько мощных прожекторов. Чтобы уйти от от этого луча, он весь подался вперед.
— Я, дорогой Чаба, не знаю, что с ним сейчас. Мы здесь говорим о том, какую роль в жизни человека играют идеи, которые по силе воздействия можно было бы сравнивать с религиозной верой. А если говорить более конкретно, то мы говорим о роли идей в судьбе отдельно взятой личности...
— А я думал, что вы о нем что-нибудь знаете, — перебил Эккера Чаба.
Наконец-то выскользнув из солнечного луча, Эккер несколько успокоился и закурил сигарету.
— Многие утверждают, — сказал Эккер, — что после побега он несколько раз бывал в Венгрии.
Хорст Шульмайер внимательно разглядывал свои хорошо ухоженные ногти.
— И не только бывал, — сказал он, — но и принимал участие в деятельности организации, известной под названием «Белая роза». Вот Радович-то и является хорошим примером того, о чем мы только что говорили: то, во что он верит, дает ему силы идти на огромный риск...
— Он просто авантюрист, возмутитель спокойствия, — перебил Хорста генерал, который до этого молча курил сигару.
Эккер скромно запротестовал:
— Прошу прощения, господин генерал-лейтенант, но я не соглашусь с вами. — Он поднес к губам сигарету и затянулся. — Он ни в коем случае не авантюрист. Любой авантюрист продается, поскольку у него нет никаких убеждений, лишь одни страсти, которые толкают его на новые приключения или же авантюры. Радовичу это несвойственно. Он коммунист, воодушевленный идеями марксизма, и борется отнюдь не ради выгоды, притом борется против нас с вами, действуя на руку русским. Я смею утверждать, что наш друг Радович, как мне кажется, вот уже восемь лет подряд ведет борьбу не на жизнь, а на смерть...
— Вы, дорогой Эккер, — заговорил полковник Гуттен, — как я вижу, очень осведомлены о жизни этого негодяя.
— А почему он негодяй? — вызывающе спросил Чаба. — Если бы в нашей стране было побольше таких негодяев!
— Как это надо понимать? — спросил генерал, посмотрев на сына.
Однако Чаба не удостоил генерала ответом и продолжал говорить, обращаясь к Гуттену:
— Вы всех, дядюшка Вальтер, кто не согласен с вами, объявляете негодяями. Тогда и я тоже негодяй. Да и вообще все на белом свете, кроме немцев, негодяи. А наша больница битком набита ранеными и медленно умирающими, человеческими
— Ну, это уж чересчур! — решительно заявил генерал. — Я не потерплю таких программных выступлений.
Общая атмосфера стала напряженной. Эккер понял, что достиг той цели, ради которой пришел сюда, — теперь в семье Хайду все знают, что он прибыл в Венгрию для культурного обмена. Попросив извинения, он пожелал уйти. Однако, прежде чем он удалился, Чаба договорился с Эрикой о том, что они обязательно встретятся и, если ничего не случится, в следующее воскресенье все вместе съездят куда-нибудь за город.
Геза Бернат вернулся из поездки в Будапешт неожиданно и Андреа дома не застал. Он не мог упрекнуть дочь в том, что она не ждала его: в квартире царила чистота и порядок. Бернат стоял посреди холла возле своего чемодана, чувствуя себя на редкость одиноким. Подойдя к окну, он поднял жалюзи. В лицо пахнуло теплом. Он посмотрел на пустующий соседний участок, на котором босоногие мальчишки с громкими криками гоняли мяч.
Бернат набил трубку и, раскурив ее, неохотно принялся доставать из чемодана вещи. Ему до чертиков надоела цыганская жизнь, которую он вел уже долгие годы. Он вынес чемодан в соседнюю комнату и позвонил на квартиру генерала Хайду, предполагая, что Андреа у Чабы. Трубку взяла Пири, горничная генерала, и сказала, что хозяин с домочадцами на несколько дней уехал в Балатонвилагош, но без молодого барина, то есть без Чабы.
— Тогда позови к телефону молодого барина.
— Его нет дома. Он вместе с мадемуазель уехал в окрестности Пешта к какой-то подруге.
— А вы не знаете, как зовут ту подругу?
— Не знаю, господин.
Бернат разочарованно положил трубку. Теперь он разозлился на себя за то, что не послал дочери телеграммы. Раздражал его и шум, доносившийся с соседнего участка. Он посмотрел в окно. У входа в соседний дом, на скамейке, сидел молодой мужчина в желтых ботинках с белой вставкой и читал газету. Бернату показалось, что он уже где-то видел его. Опустив жалюзи, Бернат сквозь щели продолжал наблюдать за мужчиной и одновременно размышлял, где же мог его видеть. Скоро он заметил, что мужчина вовсе не читает газету, а за кем-то или за чем-то следит. И вдруг он вспомнил, где видел этого русоволосого мужчину. Ну конечно же в поезде. Если он не ошибается, незнакомец сел в Вене. Бернат запомнил его ботинки. Он тогда еще подумал о том, как глупо в дождливую погоду надевать такие ботинки. Теперь уже Геза не сомневался, за кем следит незнакомец. Конечно за ним. Значит, он где-то допустил ошибку, вызвал подозрения.
Когда Бернат еще раз посмотрел сквозь жалюзи, то увидел, что рядом с молодым человеком сидел крепкий мужчина средних лет с уже обозначившейся лысиной. Спустя некоторое время молодой мужчина встал и уверенно зашагал к проспекту Пожони.
В начале двенадцатого Бернат вышел из дома. Детишки на площадке все еще играли в футбол. Бернат сделал вид, что заинтересовался их игрой, а на самом деле внимательно присматривался к человеку, сидевшему на скамейке. На вид ему было лет тридцать пять — сорок. На нем был серый костюм из троникаля, белая рубашка и желтые туфли, сильно загорелое лицо испещряли мелкие оспинки.