Последний тамплиер
Шрифт:
— Что нужно этому ле Брею? Почему он отважился напасть на нас? Ведь ла Мот рядом, подкрепление будет здесь уже ночью, — спрашивала испуганная Гвинделина.
— Он рассчитывает, что успеет содрать с меня дань, а если я откажу ему, устроить до подхода подкрепления погром еще в одной деревне.
— Но ведь потом ты можешь двинуться объединенным войском в земли ле Брея. Почему он этого не боится?
— Потому что эта собака знает, что я не стану делать с его крестьянам то, что он творит с моими. А от погони он отобьется. У меня мало лошадей и тех, кто умеет сидеть в седле. У него — сильное войско из рыцарей. Если что, он спрячется в замке, где спокойно сможет просидеть до весны. Не буду же я осаждать его замок всю зиму! Но я его проучу. Я тоже о нем кое-что знаю. Он норманн, хитрый дикий волк. Он не станет идти короткой дорогой, с запада, а подойдет к Шюре оттуда, откуда я меньше всего буду ожидать его — с востока. Если господь благосклонен к нам, то даст нам удачу и некоторое время. Нужно будет разместить на восточном краю леса засады лучников. А конный отряд спрячется в логу. Мы встретим их в лоб, тогда как лучники подойдут сзади и перестреляют коней. Дай мне кольчугу, Гамрот, и сарацинский шлем. Мы встретим их налегке, как сарацины. И будем так же хитры и быстры, как они. Одевайся теперь ты, Гамрот. Я тебе помогу. Время не может нас ждать!
Господь оказался благосклонен к нам. Он дал так необходимое время. Дабы быстрее добраться до леса, каждый из конников посадил себе на лошадь лучника. Те, кому не хватило лошади, бежали рядом, держась за узду. Я едва успел укрыться в логу, как над лесом взвилась стрела — условный сигнал. Стрела была пушена в сторону юга и я двинул свой небольшой отряд из двенадцати конников, к южной части лога. Ле Брей появился на опушке в сопровождении внушительного числа рыцарей в легком вооружении на крепких конях без чалдаров. Последнее обстоятельство было нам, несомненно, на руку. Я выждал, пока рыцари подойдут поближе и вывел отряд из лога. Ле Брей не ожидал выступления, но разглядев, что нас мало и мы вооружены еще легче, чем его люди, остановил коня и поднял забрало. Нагло скалясь, он сказал:
— Эй, граф, мы еще можем договориться! Или ты хочешь сразиться со мной? Мои рыцари давно так хорошо не забавлялись, как сегодня. Но, я вижу, главная забава еще впереди.
Я тоже остановился. Надо было потянуть время до подхода лучников.
— Что ты хочешь, ле Брей?
— Триста динариев. И до следующей осени ты будешь дышать спокойно, граф.
— Я не верю тебе. Я дам тебе деньги только если ты оставишь в замке заложника.
— Не смеши моего коня, юный сосед, — крикнул ле Брей и вздыбил своего гнедого, который отчаянно заржал, ощутив на боках шпоры. «Хороший конь, — подумалось мне в ту минуту, — жалко будет его убивать».
— Ле Брей, я гостеприимно встретил весной твоих людей. Они жили два дня в моем замке, как у себя дома. Обращайся и ты так с моими людьми!
Ле Брей засмеялся.
— Хорошо, что ты мне это напомнил, граф. А то я забыл. Но ничего уже не вернешь. Порто залито кровью и семенем моих воинов. Жди через девять месяцев новый приплод! Позови меня … — но негодяй не успел докончить фразу — конь вздыбился под ним и упал со стрелой в глазу, придавив ногу хозяина. Прошло несколько мгновений и больше половины его отряда копошилось на земле, среди брыкающихся в агонии лошадиных тел. Слышалось захлебывающееся, хриплое ржание умирающих животных.
— Вперед! — воскликнул я и с копьем наперевес ринулся в самую гущу врагов.
Мы кололи их, неповоротливых на земле, в горла и забрала, сбивая копьями шлемы, раздвигая клинками схваченные ремнями створки забрал, отчаянно и жестоко мстя за кровь и поганое семя. Мы давили их копытами и кололи, кололи, кололи… Лучники уже вышли из леса и наступали широким полукругом, посылая меткие, безжалостные стрелы. Ле Брей понял, что проиграл. Он снял шлем и склонив колено, стал просить пощады. То же сделали и его оставшиеся люди. Я остановил своих и приказал врагам снимать доспехи и верхнюю одежду, до исподнего. Они покорно стали разоблачаться, складывая оружие и латы в одну кучу. Потом я приказал нескольким лучникам остаться — караулить доспехи до подхода телег, а сам погнал оставшуюся дюжину пленников в замок. Они бежали молча и покорно, не проронив ни слова. Я отдал должное их выдержке и самообладанию. В замке я расставил их во дворе у южной стены. Все население Шюре вышло поглядеть на них. Люди, наслушавшиеся страшных рассказов крестьянки из Порто, плевали в пленников, бросали в них камни и палки. Потом я собственноручно выпорол каждого пленного плетью, пощадив только ле Брея. Люди умоляли повесить врагов, но я лишь заставил рыцарей снять рубахи, и отпустил восвояси. В одних портах, с исполосованными, кровоточащими спинами, жалкие, согнувшиеся от боли и холода, они поплелись в сторону своего дикого замка, провожаемые проклятьями и камнями. Потом я сел на коня, и в сопровождении своих людей, отправился в несчастное Порто, где провел всю ночь, оплакивая убитых, жалея оскорбленных, ободряя павших духом. Следующим днем, похоронив мертвых, я возвратился в Шюре. Посланный накануне в ла Мот гонец вернулся, но не один. У стен замка раскинулся военный лагерь. Я увидел Жанну. Она была в сверкающих, как зеркало, латах, строга и красива. Подойдя ко мне, сказала:
— Не делай так больше, не рискуй собой. Я очень волновалась за тебя.
Я посмотрел на нее, и понял, что она говорила правду — в глазах этого странного существа блестели настоящие женские слезы. Несказанно тронутый этим, я заключил ее в объятья. Странно, но я не ощутил неприязни. Я чувствовал, что несмотря ни на что, обнимаю все-таки женщину.
— Ле Брей вырезал половину Порто. Я так хотел убить его… — гневно произнес я, отстраняясь.
— Нельзя… — отвечала Жанна, — герцог этого не простит.
Слушая ее воркующий, тихий голос, я успокаивался, соглашаясь с ней и проклиная законы своей страны, старался заглушить в себе неутоленную жажду убийства.
— Жак! Мальчик мой! — услышал я знакомый голос и очнулся от воспоминаний. Возле решетки стоял, улыбаясь, мой старый наставник ле Брей. Я вскочил, обуянный великой радостью, и подбежал к нему. Он просунул сквозь прутья свои сухие, морщинистые ладони, и я крепко сжал его пальцы, ощущая, сколько силы и выдержки передается мне через них.
— Я пришел вытащить тебя отсюда, — молвил рыцарь, — я договорился со многими влиятельными людьми. Несмотря на то, что тамплиеры давно пребывают в опале в сем бедном королевстве, их имя по-прежнему громко звучит! По-прежнему для них открыты многие двери. Завтра ты покинешь эти мрачные стены. Осталась одна ночь. Утром тебя повезут в Париж вместе с другими заключенными и зачитают приговор. Ты будешь оправдан.
Я стал целовать его руки, но наставник мягко отстранил их.
— Не стоит, Жак. Я помогаю тебе не как знакомый знакомому, а как брат брату, согласно орденскому долгу. Ведь базиликане, к числу коих ты имеешь честь принадлежать, наши младшие братья.
— Я так хочу домой, учитель! — воскликнул я, — какое сегодня число?
— Семнадцатое марта.
— Семнадцатое марта… Если завтра все состоится так, как вы сказали, я навсегда запомню этот день!
— Заканчивайте разговор! — буркнул тюремщик. Мы с ле Бреем коснулись губ друг друга в теплом братском поцелуе, и старый рыцарь, непривычно сутулясь и тяжело ступая, ушел. В глубине коридора печально скрипнули дверные петли. Я не видел наставника двадцать четыре года! Как он постарел за это время, как много сил покинуло его… Я тоже стал другим, на лице прибавилось морщин, волосы седели. Но сила меня не покидала. Пока не покидала… Ле Брей же превратился за это время в изможденного старика.
Находясь во власти отрадных дум о завтрашнем дне, я вернулся на свое унылое ложе, надеясь, что мне суждено провести на нем последнюю ночь. Только сейчас я вспомнил, что остался сегодня без ужина. Куда запропастился этот чертов Жак? Но ничего. Если повезет, скоро я досыта наемся ужинами, обедами, завтраками… Только бы повезло… Пресвятая Дева, чей образ в душе моей всегда есть образ Гвинделины с маленьким Филиппом на руках, помоги мне…Представляя дом и скорое возвращение, я опять мысленно отправился в прошлое. Почему-то вспомнился мой приезд к Жанне перед свадьбой. Тогда, размышляя над словами фон Ренна о некоем ла Моте, с которым ему довелось служить в Хомсе, меня осенила сумасшедшая догадка. Лелея ее, я отправился сразу после отъезда фон Ренна в замок графини.