Последняя из древних
Шрифт:
Девушка показала Струку, как приложить ухо к раковине. Он слушал звук морских волн, разбивающихся о скалы. Он закрыл глаза и, возможно, чувствовал волну прибоя, мелкий ил на губах и запах влажных камней. Для него это был не просто звук; может быть, он мог попробовать на вкус, на запах и на ощупь океан, эхо из своего прошлого. Как будто это все рокотало в его крови. С раковиной, приложенной к уху, он, казалось, был там.
Позже той ночью Струк ворочался во сне, метался, крутил задом в воздухе. Приоткрыв глаза, они видела завитки его волос цвета черного мха, широкий рот и белые зубы. Он проснулся и наклонился ближе к ней, пытаясь понять, спит ли она, и не зная, грозит ли ему взбучка, если он разбудит ее. Его мягкое дыхание коснулось ее щеки. От него пахло мятой. У Струка было странное пристрастие к зеленой еде. Как у Дикого Кота. Иногда она ловила кота на том, что он жует травинки. А Струк просто обожал это. Он нюхал незнакомые растения, облизывался и совал их в рот, прежде чем она успевала остановить его. Дочь боялась, что однажды он от этого протянет ноги. Но ничего такого не происходило. Она потерла спину мальчика, и вскоре его снова стало клонить в сон. Дочь велела ему помочиться в ветвях у двери: лужица мочи, метившая их место, отпугивала диких зверей на большом расстоянии. После этого он съел небольшую полоску мяса, выпил воды и зевнул. Он свернулся рядом с ней, готовый ко сну. Она наблюдала, как поднимается и опадает его живот, все медленнее и медленнее. Маленькие руки сложены под мягкой щекой. Рот приоткрылся.
Дочь никак не могла успокоиться. Она откинулась на спину и моргнула, сидя в полной темноте. Завтра будет тяжелый день – подготовка к рыбалке. Она зажмурила глаза, но никак не могла заснуть. Хотя Струк был рядом, тела семьи больше нет.
17
Дочь встала до рассвета, чтобы разжечь огонь. Присев на корточки, она осмотрелась. Солнце взошло и коснулось вершины утеса. Скоро пойдет рыба. Пора собираться на место встречи.
Дочь не надела рога. Она спрятала их в складку шкуры, которую носила на спине как заплечный мешок. Ее живот не выпирал, но она знала, что беременна. Об этом ей сказал запах ее утренней мочи. Это заставило Дочь задуматься о том, как их примут на месте встречи. Если у других семей был голодный год, то ее, как незнакомую взрослую, могут счесть конкуренткой в добыче еды, отогнать и ждать, что она начнет сопротивляться, чтобы показать свою силу. Из-за беременности в ней могут увидеть угрозу. Но, если год оказался благополучным, семьи, скорее всего, обрадуются ей. Они заметят ее сходство со старшей сестрой или вспомнят, какая хорошая земля у ее семьи. Вариантов было столько же, сколько развилок у реки. У нее не было опыта, чтобы предугадать, куда потечет вода.
Дочь не надела рога, и это было знаком того, что она будет вести себя скромно. Но это говорило и о том, что происходило у нее внутри. Беременность, казалось, изменила все ее чувства. Волны отваги, которые когда-то так часто затопляли ее грудь, растаяли вместе со льдом и снегом. Она стала на удивление робкой и нерешительной. И именно поэтому спрятала рога. Дочь всегда приходила на место встречи как девочка. И сейчас будет так же. Она и сейчас будет вести себя как девочка и наблюдать за остальными, прежде чем делать собственные ходы. Все рыбалки, на которых она когда-либо была, слились в ее памяти в одну большую картину: запах клочковатого меха медведей, слышный задолго до их появления; раскидистые зеленые иголки на деревьях внизу, бодрящее сочетание новых семей и еды. Она тосковала о тех днях, когда могла весело сновать среди новых, незнакомых тел и принюхиваться, зная при этом, что ей всегда обеспечено прочное место у очага Большой Матери. Дочь в последний раз позволила Струку подольше поспать в хижине, пока она ест. Лучшую посуду и инструменты, которые они не собирались брать с собой, Дочь закопала в землю.
Когда Струк проснулся, она усадила его поесть мяса и попить воды. Спальные шкуры она сложила посреди хижины, чтобы были целее. Края хижины обложила камнями, чтобы крепче держалась, когда усилится ветер. Из дупла она вытащила припрятанные мешки с едой и вынесла наружу бурдюки с водой.
Обеспокоенный Струк стоял у очага. Она подошла к нему с ракушкой в руках и завязала шнурок на его шее. Губы Струка растянулись в широченной улыбке, и он робко провел кончиками пальцев по ракушке. Чтобы придать ему сил в пути, она дала ему Море. Готовый идти, он повернулся к ней спиной, и она накинула ремни на его плечи. При этом Дочь придерживала заплечный мешок, чтобы Струк стоял прямо. Он согнул свои узловатые колени, собрался с силами и кивнул, что готов. Она отпустила мешок. Его ноги дрожали, как зеленые ветви, но он удержался. Дочь вскинула на спину свой мешок. Он был тяжелее, чем ей хотелось бы, но она не знала, сколько времени их не будет. Она ведь должна будет разбить лагерь на месте встречи. На то, чтобы смастерить все необходимое самим, у них ушло бы не меньше года, поэтому пришлось брать с собой мешки, защитные чехлы для ног, ремни и каменные зубы. А еще запасной наконечник для копья, спальные шкуры, запасные накидки и сушеное мясо в дорогу – все нужно тащить с собой. При таком малом количестве тел они не могут позволить себе путешествовать налегке.
Дочь пустила Струка идти первым, чтобы она могла присматривать за ним. Он качнулся в сторону реки, и она прикусила губу, подумав, что он движется скорее вбок, чем вперед. Струк перешагнул через лежащую на земле ветку, и это его подкосило. Он потерял равновесие, его колено подогнулось. Мешок накренился в сторону и потянул мальчика вниз. В три прыжка она оказалась рядом с ним. Лежа на спине, дрыгая руками и ногами, он был похож на черепаху, перевернутую панцирем вниз. Она наклонилась, чтобы ухватиться за мешок и поднять его.
– Не, не, – сказал он.
Струк выставил перед собой руки, чтобы показать, что ему не надо помогать. Он был полон решимости встать самостоятельно. Наконец одной рукой, зацепившись за корень, он подтянулся, разворачивая свое тело так, чтобы мешок лег на спину. Стоя на четвереньках, он пытался вернуть равновесие. Лицо напряглось, зубы оскалились, как у самого грозного зверя. Дочь прикрыла ладонью рот, чтобы не рассмеяться. Струк поднял одну ногу и оттолкнулся. Взревев, он оттолкнулся и другой ногой и встал. Качнулся вперед, накренился в сторону; ноги метались, пытаясь найти положение, которое позволило бы ему обрести равновесие. В конце концов ему это удалось. Вытянув руки, широко расставив пальцы, он стоял неподвижно, пока мешок не лег на место. Затаив дыхание, он сделал осторожный шаг, затем еще один. И медленно направился к реке. Дочь, гордая его упорством, двинулась следом. Она чувствовала, что день будет долгим. Похоже, Дикий Кот был с ней согласен. Он неторопливо нырнул в кусты и последовал за ними.
Струк топал впереди, шаркая под тяжестью мешка, а Дочь чувствовала все большее беспокойство. Последние два дня пути были особенно трудными. Солнце было уже так высоко, что силы его лучей хватило бы, чтобы в речном льду образовались большие трещины. Как только лед растает, пойдет рыба и начнутся игры. Дочь боялась, что действо может начаться без них. Если там окажется крепкая молодая Большая Мать, она станет претендовать на лучшую семью раньше, чем у Дочери хотя бы появится такая возможность.
В итоге взошло три солнца, прежде чем они добрались до места встречи. Они спустились на склон горы, где растительность была более пышной. Лед на реке уже сломался. Заросли были густыми, насекомые тучей клубились над головой. Вода текла быстро и широко. Когда наступал сезон, все семьи собирались в этом месте, где встречались развилки рек. Дочь помнила год, когда пришло целых пять семей. В прошлом году, кроме ее семьи, появилось только две. Рассказывали, что их бывало гораздо больше, хотя это случалось до ее рождения. Теперь Большуха, ее сестра, стала Большой Матерью и возглавляет одну из других семей. В прошлом сезоне, когда Большуха уходила с места встречи, ее живот только начал округляться, она ждала ребенка. Дочь подумала, что теперь у сестры есть пухлый малыш, которого можно будет подержать на руках. Она вспомнила мягкую кожу и пушистые волосы младенцев, которых она тетешкала на месте встречи, и положила руку на живот. До этого момента ее беспокоило только то, что она стала толще. Теперь она думала, не следует ли ей этим гордиться.
Дочери казалось, что они опоздали, но она не могла знать, что думают об этом другие. Обогнув последний поворот, она увидела перед собой широкое русло реки – зияющий разлом ила, камней и песка, по которому текли тяжелые родниковые воды. Она была рада снова оказаться там. Воздух наполняли тяжелые запахи южного масла сосны, ягодных почек и прохладный аромат чуть солоноватой воды. К ней вернулись все чувства, которые она испытывала здесь прежде. В ее памяти толпились семьи. Обычно она мало думала о них, но теперь мысленно видела каждое из их тел. Эти запахи и пейзажи вызывали в памяти и другое. Вскоре она вспомнила, где росли самые большие ягоды. Посмотрела на свой любимый куст ежевики, обычно начинавший плодоносить одним из первых. Каменная платформа среди порогов, на которой предпочитала стоять Большая Мать, возможно, в этом году окажется менее скользкой. Это была хорошая устойчивая база, прекрасное место, чтобы стоять и ловить проплывающую рыбу. Рот Дочери в предвкушении наполнился слюной.
Но, когда Дочь и Струк спустились по последнему скалистому склону к разливу реки, она с удивлением увидела, что вдоль зарослей не разбито ни одного лагеря. Обычно семьи ставили свои временные жилища в ряд возле полоски скал. Перед ней простиралась длинная полоса гальки, тянувшаяся до самой воды. Это было похоже на открытое поле, где происходили все действия: обнюхивание, обхаживание, борьба, выбор пары, а иногда и спаривание. Все знали, что здесь делается, и проявляли к этому живой интерес.