Последняя мистификация Пушкина
Шрифт:
Детально, в протокольной форме, выразил свое мнение начальник гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютанта Апраксин:
я нахожу, что …по соображению следственного дела, равно документов и ответных пунктов подсудимых открывается:
– 1-е, что еще в Ноябре месяце 1836 года, камергер Пушкин считая себя обиженным дерзким обращением с его женою порутчика барона Геккерен, вызвал его на поединок; вызов этот был принят Геккереном, но Пушкин узнав о намерении Геккерена жениться на его свояченице Девице Гончаровой, сам от такового поединка письменно
– 2-е, по показанию барона Геккерена с этаго самого дня прерваны были между ими все сношения, кроме учтивости, по показанию же подполковника Данзаса оказывается, что Пушкин объяснял при нем графу д'Аршиаку, что Геккерен даже после своей свадьбы не преставал дерзким обхождением с женою его, с которою встречался только в обществе давать повод к усилению мнения поносительного как для чести Пушкина, так и жены его. Для приведении сего в ясность, следовало бы спросить удостоверительных сведений у жены камергера Пушкина, но как сего военно-судною комиссиею не сделано, то cиe остается на усмотрение начальства.
– 3-е, сверх того Пушкин имел подозрение на нидерландского посланника барона д,Геккерена в сочинении полученных им обидных, писем без подписи и в распространении слухов касающихся до оскорбления чести жены его, он писал 26 числа прошлого генваря к нидерландскому посланнику письмо, коим описывая неприличные поступки его сына вместе с тем, в обидных выражениях изъяснялся о самом посланнике. Следствием сего был вызов на дуель со стороны порутчика Геккерена.
– 4-е, самой поединок совершился 27-го генваря, на коем камергер Пушкин получил смертельную рану в грудь, от которой после умер, а Геккерен слабо ранен в руку и теперь находится под арестом.
Соображая все вышеизложенное, я нахожу Сентенцию военного суда… - казни виселицею - правильным; но соображаясь с Монаршим Государя Императора милосердием, мнением моим полагаю: поручика барона Геккерена, лишив чинов и дворянства, разжаловать в рядовые впредь до отличной выслуги; а инженер-подполковника Данзаса …продержать в крепости четыре месяца.[753]
Следующим высказался командир гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Кнорринг. Он также нашел, что
судя по показанию Де-Гекерена… Есть основание к заключению, что Пушкин вызывал Де-Геккерена на поединок по подозрению его в дерзком обращении с его женою, что «Из показания инженер-подполковника Данзаса видно, …что г.г. Геккерены сын и отец посланник нидерландский, даже после оной свадьбы не преставали, дерзким обращением с женою его в обществах давать повод к усилению мнения, поносительного для его чести и жены; сверх того присылаемы были к нему безымянные письма, относящиеся также к оскорблению чести, в присылке коих Пушкин так же подозревал Г.г. Де-Геккеренов[754].
Но
следствием и судом неоткрыто; и подсудимый Де-Гекверен в том не признался. Сама же Г-жа Пушкина по сему предмету совсем не была спрошена.
Вслед за другими командирами он просил для Дантеса «разжаловать в рядовые до отличной выслуги», а для Данзаса «оштрафовать его содержанием в крепости четыре месяца».
Последним высказал свое мнение командующий отдельного гвардейского корпуса генерал-адъютант Бистром:
полагаю: поручика Геккерена, лишив чинов и заслуженного им Российского дворянского достоинства, определить на службу рядовым в войска Отдельного Кавказского корпуса впредь до отличной выслуги; предварительно же отправления его на Кавказ, выдержать в крепости в каземате шесть месяцев, так как относительно его, нет в виду ни каких заслуживающих снисхождения обстоятельств, ибо письмо камергера Пушкина к посланнику барону Геккерену, с выражениями весьма оскорбительными для чести обоих Геккеренов, при строгом воспрещении дуэли, не могло давать право на таковое противузаконное самоуправие; впрочем, всякое рассуждение о семь письме, без объяснения Пушкина, было бы одностороннее, и в особенности если взять в соображение, что заключающаяся в том письме чрезвычайная дерзость, не могла быть написана без чрезвычайной же причины, которая токмо слабо объясняется показанием подполковника Данзаса и сознанием самого поручика Геккерена, что выражения его в записках к жене Пушкина, могли возродить в семь последнем щекотливость как мужа[755].
Бистром был прав – суд не обнаружил никаких доказательств вины Дантеса и его приемного отца. Откровенность кавалергарда сыграла с ним злую шутку. Промолчи он, что в записочках содержались фразы, способные вызвать у Пушкина «щекотливость как мужа» - судьям и отцам-командирам не на чем было бы строить обвинение! Но, похоже, истина в этом деле никого не интересовала. Отношение к кавалергарду уже было предопределено высочайшим повелением.
Тем временем, аудиторский департамент решил разобраться с придворным званием Пушкина. На запрос от 16 марта был получен отчет, что
умерший 29-го прошедшего генваря титулярный советник Александр Пушкин состоял при Высочайшем Дворе в звании камер-юнкера[756].
Составляя Существо дела чиновник Аудиторского департамента во многом повторял выписку Суда, но в более юридически корректных и уточненных выражениях. Например, относительно Натальи Николавны здесь было сказано:
Военно-судная Коммисия …нашла дело довольно ясным, то дабы без причины не оскорбить г-жу Пушкину требованием изложенных в рапорте Аудитора Маслова объяснений, - определила: приобщив упомянутый рапорт к делу, привесть оное к окончанию.[757]
Нашла дело довольно ясным! Между тем, в Сентенции суда и аудиторском Существе дела анонимка, как одна из причин дуэли, не была даже упомянута. Вся вина возлагалась на «семейные неприятности» и оскорбительное письмо Пушкина.