Послесловие
Шрифт:
— Утрясется, — выдал лояльное.
— Нет, — отрезала. — Не нужна я ему, ты ему нужен.
Николай чуть чаем не подавился:
— Не понял?
— Видишь ли… Мы с ним познакомились, когда ты на свадьбу ездил, и он сразу начал интересоваться с кем живу, как.
"Может бандит?" — насторожился мужчина.
— Он сержант запаса, на заводе у нас работает. Раньше близко не подходил. А тут крутиться начал. Он в соседнем цехе, я его и не видела раньше, — трудно ей разговор давался, а в себе держать сил не было. —
— Ясно, — дальше можно было не озвучивать. Все просто: молодая, глупая, но с квартирой да еще брат полковник. Выгодная невеста.
— Я специально его к нам пригласила. Посмотреть. Не верила. Подозревала, а не верила.
"И видно не любила".
— Он сразу бродить по квартире стал, как по магазину, прицениваясь. Потом опять о тебе разговор завел: богато живете, может брат и меня куда пристроит. Своим человеком буду… Выгнала.
Николай накрыл своей ладонью ее руку и сжал, успокаивая:
— Валюша, ты сделала правильно. Не сделала бы сама, сделал бы я. Потому что хочу, чтобы тебя любили, а не положение, возможности. Есть такие люди, ничего не попишешь, но людьми их трудно назвать — приспособленцы. Ничего, Валюша, боль пойдет и встретится тебе еще человек, полюбите друг друга, поженитесь, детей народите. А я вам помогать буду, племянников нянчить.
Девушка улыбнулась и прижалась щекой к его руке:
— Ты, правда, так думаешь?
— Правда. Ты у меня красивая, хозяйственная, умная, сама по себе сокровище.
— А Лена твоя?
"Зачем она это?" — как холодной водой окатила. Убрал руку, повернулся боком к сестре. Папиросу достал, закурил, руки на коленях сложив. Перед собой уставился:
— Она моя и этим все сказано, — ответил глухо, через длинную паузу. — Придет время, встретишь и ты своего. Может, не сразу поймешь, как я, а может, умнее окажешься. Только все остальное неважно будет: и какой, и кто. И мир через него видеть будешь, его глазами. И ничего не надо будет — только бы жил, только бы был.
Глава 60
Что-то потерялось со смертью Веры, ушло из квартиры безвозвратно.
Лену настолько потрясла смерть подруги, что она даже разговаривать не могла, и мир воспринимала вывернуто. Ира пыталась хоть слово из нее вытянуть, но девушка молча отдала ей платье и больше не подходила, а словно и избегала. Впрочем, всех. Держалась особняком. В столовую не ходила. Работа, дом, работа.
Лена с Сергеем вечером, Домна утром — так и жили каждая в своем мирке, а посредник — мальчик.
Только к Новому году немного оклемались. Лена на те деньги, что на подарок Вере откладывала, купила замок на входную дверь, Домне туалетное мыло и помаду, Сергею солдатиков и рубашку. Порадовалась радости подруги и ее сына в Новый год.
Сережа попрыгал и спать ушел, обнимая подарки,
Ласкина с бутылкой водки чокнулась и тост произнести хотела, чтоб как-то атмосферу разрядить, но на полуслове запнулась и выпила, не пытаясь продолжить. Огурцом соленым закусила и тогда только сказала:
— Жуткий год. Чтоб не было таких больше, — помолчала и на Лену посмотрела. — Ты веришь, что новый год лучше будет?
— Верю, — ответила та твердо, но сама не верила — сил не было даже на это. В конец вымоталась.
— Глазищи от тебя одни торчат, — бросила Домна и всхлипнула, рот рукой зажала головой закачав. — Ты — то меня хоть не бросай. Не уходи! Ты да Сережка, вся семья!
Девушка обняла расплакавшуюся подругу, а слов утешения не нашла — комок в горле стоял. Раз солгала — второй уже не могла. Нельзя у человека надежду отбирать, но и зазря дарить не стоит, это как голодного куском хлеба из папье-маше поманить.
Чувствовала Лена — сдает, думать боялась — сколько протянет. На одном держалась — нужна она Домне и Сергею. И тянулась, как могла. Январь тяжкий промелькнул, как во сне, февраль опять неприятностями накрыл — мальчик сильно простыл, заболел. Витамины нужны были, лекарства и питание хорошее. Женщины себе во всем отказали — молоко ему покупали, мед Лена достала, Домна деревенского масла. Отпаивали ребенка, извелись за него.
А в начале марта вторая беда — половину зарплаты Лена успела Домне отдать, чтобы та с работы зашла карточки отоварила, пацана откормила. Вторую половину себе оставила, зная бережливость Ласкиной, сама хотела на рынок зайти, побаловать хоть пряниками да мандаринами мальчика. Десять мандарин купила и, нет зарплаты — вытащили.
Край — поняла.
Пятое марта, а она без денег — не протянуть ей месяц. Занять можно, но кто даст? Среди своих — у Ивановой да Спиваковой? У тех водились деньги, да они с Леной не водились — "замухрыжка припадочная" прозвали. У них ей и снега зимой не выпросить. У остальных — тоже положение, что у нее и Домны — куда взаймы давать? У Иры? От силы десять рублей даст, больше и не сможет. Да и беременна она, одной ребенка растить готовится. Самой деньги нужны — за двоих теперь питаться надо.
Все к празднику готовились — международный женский день.
Ира у окна стояла, курила, с презрением в сторону галдящих сменщиц поглядывая.
Лена в углу сидела, кипяток пила и с печалью смотрела, как девушки крутятся у зеркала, прически поправляют, губы помадой ярче делают. Не завидно было — тоскливо. Она словно в вакууме была, в клетке, а там, за ней жизнь, как раз и шла, бурлила, Лену не задевая. Ощущение было, что спит она, только когда же заснула? И не двадцать один ей — сто один. И нет завтра — есть только сегодня, сейчас.