Повелитель монгольского ветра (сборник)
Шрифт:
– Какие вы применяли наказания?
– Расстрел и повешение.
– А палки?
– К населению – нет, к солдатам – да.
– Сколько палок вы давали?
– По телу – до ста ударов.
– Сажали вы на лед людей?
– Да, когда стояли в палатках, солдат арестованных.
– А женщин вы истязали таким образом?
– Нет.
Обвинитель предлагает зачесть прежние показания Унгерна, но Унгерн вдруг вспоминает, что одна женщина была действительно посажена.
– На раскаленную крышу сажали?
– Да.
– В чем заключается план Срединного государства?
– Срединное государство – это
– Но вы же хотели объединить Китай до Каспийского моря. Кого же вы хотели объединять?
Из ответов Унгерна выяснилось, что в его план входило создать Срединную империю из объединения всех монгольских кочевых племен, имеющих особые интересы, против оседлого населения. Объединение это должно было возглавляться Хутухтой. За это Унгерн был награжден Хутухтой саном «ван» и пожалован был «курмой», трехглазым павлиньим пером и желтыми поводьями как знаками отличия. Оглашаются показания, из которых видно, что, по мнению Унгерна, желтая раса жизненней, чем белая, и восточная культура стоит устойчивей и выше, чем западная. Также оглашается, что он распространял легенду о бароне Иване, популярную среди монголов, что он и есть барон Иван [28] .
28
Согласно этой легенде, барон Иван победит Запад. Легенда известна со времен Чингисхана.
Обвинитель:
– Вы писали, что три тысячи лет тому назад образован коммунистический интернационал в Вавилоне. Вы верите в это?
Унгерн:
– Да, вся история это показывает.
Далее выясняется, что революцию барон абсолютно не приемлет и считает причиной революции евреев и падение нравов, которым евреи воспользовались. Он утверждает, что ни рабочие, ни крестьяне участия в управлении государством принимать не могут, а должен править один царь, опираясь на аристократию. Ни крестьяне, ни рабочие не могут иметь права организации, читать газеты и проч. Также обвиняемый объясняет печальный конец своей деятельности «предсказанной судьбой».
Обвинитель:
– Не рассматриваете ли вы исход вашего похода как исход всей авантюры последнего времени всех других сторонников той же идеи и не считаете ли вы, что это была уже последняя попытка?
Унгерн:
– Да, последняя. Полагаю, что я уже последний [29] .
1 сентября 1912 года, Кобдо, Монголия
– Итак, сотник, настоятельно рекомендую вам немедленно отправиться в Россию.
29
Цитируется по книге: «Барон Унгерн в документах и мемуарах». М., 2004.
Консул В. Ф. Люб смотрел на Унгерна со смешанным чувством любопытства и брезгливости.
– Кстати, барон… Уж простите меня… Вы что, прямо с дороги? Не переоделись…
И Люб, поморщившись, кивнул на мундир Унгерна.
– По-моему, господин консул, форма в порядке, – спокойно заметил барон. – Ни прорех, ни дыр, ни грязи…
– Что вы, барон, об этом
– Видите ли, господин представитель… У меня нет с собой другой одежды. Эту же я потрудился вычистить, прежде чем явиться к вам.
Консул вздохнул:
– Ну, ладно… Но, барон, повторяю – присоединиться к отрядам монгольских повстанцев для вас решительно невозможно, если же вы рискнете воевать с китайцами на свой страх и риск, арестуем и вышлем в Россию. Так-то, голубчик, поезжайте с Богом домой…
Судорога – память о сабельном ударе, полученном в ссоре в Амурском полку, свела лицо барона в гримасу. Сглотнув и восстановив дыхание, чувствуя, как пульсирует бешенство в надувшихся жилах на висках, он не проговорил, а вытолкнул из себя:
– Обещаю вам… пристрелить вас, если только попробуете…
Люб опешил. Да, он слышал, слышал об этом сумасшедшем аристократе, предпочитающем постели спанье с казаками на полу, а обеду в ресторанах – стряпню кашеваров. Люб открыл рот, но Унгерн перебил его, поймав на вдохе:
– В лоб. Вот сюда. – И он ткнул длинным узловатым пальцем консулу чуть выше переносицы.
Затем повернулся и вышел.
Айда! Айда! Айда! Барон гнал коня как безумный. Кобдо растаял далеко позади, но всадник, то и дело оскорбляя коня шпорами, гнал и гнал его по бескрайней степи. Айда!
Только жирные степные суслики, столбиками сидевшие у своих нор, с ужасом следили за этой бешеной скачкой. Только волки да лисы, прижавшись к земле, провожали его взглядами, и прах сеялся из-под копыт. Айда!
Конь встал, обессилев, и барон соскользнул с седла. Он лежал, раскинув руки, и бездонное небо с глупыми барашками облаков, пасущихся то тут то там, отражалось в его глазах.
– Господи, – прошептал он, – у меня не хватает сил… Господи! Помоги…
Только тихий посвист степного ветерка, гнувшего ковыль, был ответом ему. Да еще муравей, исследовавший мочку его уха, замер на пару секунд, а затем продолжил что-то нашептывать сотнику, торопясь и в волнении снуя туда-сюда.
Только оса, сев на погон, почистила лапки и пригорюнилась. Больше никто не пожалел барона.
Вернувшись ночью в гостиницу «Пекин», Унгерн нашел на столе приказ о прикомандировании его сверх штата к казачьему конвою русского консульства.
11 сентября 2005 года, Казахстан, побережье Каспийского моря, полдень
Слепой и душный азиатский полдень навалился на прибрежный городок, на улочках не было ни души, сомлевшие от жары собаки попрятались под арбы и редкие чинары, и даже мухи, мухи, полками и дивизиями обычно барражировавшие над какой-нибудь гнилью, растворились в сонном мареве середины дня.
Ресторан «Восточный базар», в советские годы известный как «Приморский», а в просторечии «Пиночет», прозванный так за то, что ни один из вечеров пятидесяти лет его существования не оканчивался без драки, был пуст в этот час, и только пара вялых и сонных официантов, двигаясь, как сомнамбулы, приступала к сдвиганию столов и смене скатертей – на вечер была заказана свадьба.
– Все, Петро, не могу, отдыхать давай, – официант поменьше, казах, вытер пот и присел. – Иди принеси, что ль, пивка из холодильника…