Повелители лошадей
Шрифт:
— А как насчет тебя, Чанар? — спросил Ямун.
— Я надеялся посетить юрты моего народа, — начал генерал, — но, по твоему слову, это будет сделано.
— Тогда дело решено, — заключил Ямун. — Я надеялся, что ты поедешь рядом со мной, но сейчас ты должен служить моему сыну. Он тебя послушает.
— Даю тебе слово, Семфар падет. Чанар поклонился, улыбаясь при этом.
— Но как насчет Хазарии? — спросил Гоюк, указывая на карту. Коджа, заглядывая им через плечо, мог видеть, что он указал на ту же общую область карты, что и Оазис Орхон. — «Значит, принц Джад разбил лагерь недалеко от Хазарии», — подумал он.
— Прежде чем мы поговорим об этом, мы должны выслушать отчеты разведчиков, — сказал Ямун. — Выйди вперед, воин.
Воин, сидевший сзади, скользнул вперед и распростерся ниц.
— Этот человек возглавлял разведчиков, которых я послал в Хазарию. Мы заслушаем его отчет. Но сначала, — сказал Ямун, поворачиваясь к Кодже позади себя, — ты должен выйти. Подожди снаружи. Тебя позовут, когда ты будешь нужен.
— Да, Кахан, — мягко ответил Коджа, скрывая свое горькое разочарование. Лицо Ямуна было бесстрастным, безразличным, но Чанар смотрел на священника с самодовольным удовлетворением. Так быстро, как только мог, Коджа выбежал из юрты.
Снаружи просыпались гуляки. Коджа, которому больше нечего было делать, присел на корточки у дверного проема. Он напрягся, пытаясь расслышать что-нибудь из разговора внутри, но толстый войлок юрты поглощал слова.
Коджа сидел там, безутешный, наблюдая, как страдающие похмельем ханы уходят с места вчерашнего пира. Дневные стражи ходили между кругами, пинками поднимая своих братьев, которые вырубились прошлой ночью. Вспыхнуло несколько вялых потасовок, больше громких споров, чем настоящих потасовок.
Одна из них действительно переросла в серьезную битву, когда двое мужчин боролись на земле. Их драка быстро привлекла внимание других, и вскоре вокруг сражающихся собралась кричащая толпа. Ямун и ханы вышли из юрты вскоре после начала драки, но никто, казалось, не был очень заинтересован в прекращении конфликта. Ямун и остальные стояли рядом, пока двое драчунов катались по кругу, пытаясь схватить противника смертельным захватом. Однако через несколько минут один человек закричал, и драка закончилась так же быстро, как и началась.
Не обращая внимания на Коджу, который выжидающе сидел у двери, кахан подозвал большого борца. — Ты хороший боец.
Мужчина опустился на колени там, где он был. — Тейлас дал мне свою силу, — ответил он.
Ямун приподнял бровь на его слова. — Ты из какой орды?
— Я Сечен из Найкана, — ответил борец. — Я убил пятерых человек голыми руками, Кахан. Позади него дневные стражи оттащили его мертвого противника прочь.
— Сечен, ты гордый и бесстыдный. Ты мне нравишься, — импульсивно сказал Ямун. — Отныне ты будешь служить на моей стороне.
Сечен упал в грязь, смиряясь перед каханом. С его губ срывались нечленораздельные возгласы благодарности.
Коджа в ужасе посмотрел на большого борца. Кахан только что почтил признанного убийцу, похвалив этого человека за то, что он сделал. Пораженный, священник посмотрел на императора Туйгана. Этот человек не выказал ни стыда, ни совести за то, что он только что сделал. Коджа почти забыл, что такое Туйган. Несмотря на все их хитрое мастерство и военное искусство, Туйганы все еще оставались нецивилизованными варварами. Коджа задался вопросом, смогут ли они когда-нибудь стать чем-то большим.
Ямун, наконец, закончил говорить с борцом, но благодарный мужчина все еще стоял на коленях у его ног. Глядя на Коджу, стоящего рядом с ним, кахан не обратил внимания на испуганное выражение лица священника.
— Мы пришли к решению, лама, — сказал Ямун. — У меня есть ответ для твоего принца.
— Какое послание я должен передать Принцу Оганди? — наконец, нерешительно спросил Коджа, его голос дрожал от ярости и страха.
— Тебе этого делать не нужно. Туйганы сами поедут в Хазарию со своим ответом. Никто не может говорить за нас, — заявил Ямун. — И твой принц очень скоро получит от меня весточку.
6. На марше
В другом месте королевского комплекса только что началась еще одна встреча. Это была тайная беседа в одной из юрт, используемых в качестве склада. Войлочные стены юрты были черными, затемненными толченым древесным углем. Дымовое отверстие было заделано наглухо, а створка двери плотно закрыта. Это была изолированная юрта, которую редко посещали или беспокоили.
Снаружи несколько солдат, одетых в синие халаты обычных воинов, опирались на свои копья. Однако их взгляды были далеко не праздными. Под маской беззаботности мужчины постоянно осматривали местность, готовые предупредить о любых незваных гостях.
Внутри черная юрта была едва освещена одной маленькой лампой. Она горела прерывисто, маленький круг света, который она отбрасывала, увеличивался и уменьшался с каждым мерцанием. В тусклом свете были видны рулоны ткани, запечатанные корзины, коврики и стопки металлических горшков. Уютно устроившись среди всего этого, в круге света, находились Генерал Чанар и Мать Баялун. Она была одета в простое одеяние, едва ли подходящее для ее положения. Вокруг головы она обернула несколько витков шали, пока ее лицо не скрылось в тени. Ее посох был прислонен к тюку рядом с ней.
— Ты сделал, как я велела? — потребовала она, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть генералу в глаза.
— Все, — ответил Чанар с дерзкой самоуверенностью.
— А Шагадай?
— Он сыграл свою роль, — сказал Чанар с улыбкой. — Что ты ему пообещала?
— Больше, чем ничего, — ответила она, избегая его вопроса. — Каков результат?
— Он поедет к Реке Синдхе, чтобы встретиться с Джадом. Затем они отправятся в Хазарию. Генерал погрел руки над лампой.
— Превосходно. Скоро, Чанар, ты станешь истинным каханом, — холодно сказала Мать Баялун. — И где должен быть ты?