Повесть о монахе и безбожнике
Шрифт:
Покачивая камнем, безбожник прищурясь смотрел в распахнутую дверь, все больше укрепляясь в мысли, что поступил он не просто не разумно - такой веский аргумент, как личный Дьявол, следовало бы приберечь напоследок, но и просто нехорошо.
Память о том, что он сам испытал там, у Парных холмов была еще свежа, и с запоздалым раскаянием Шумон представил себе, что почувствовал монах в тот момент, когда увидел призрачную фигуру.
– Хорошо сбежал, - подумал он вслух.
– А ну как помер бы? Что тогда?
Представив
Мульп заливал двор желтоватым светом, в котором отчетливо виднелась и ограда, и деревья подступившего к ней леса. На ограде Шумон разглядел развивающийся на одном из штырей кусок материи. Забыв об осторожности, он закричал:
– Эй! Монах! Вернись!!!
Ветер отнес его голос в лес, и он пропал там, утонув в темноте.
Шумон кричал долго. Звал монаха, убеждая его, что в часовне нет ничего страшного, каялся, но тот не возвращался - толи не слышал, толи не верил безбожнику.
Проклиная себя за несдержанность, Шумон пошел назад, к часовне. Рядом с оградой заверещала какая-то птица и он, представив, что брат Така сидит сейчас так же вот в каких-нибудь кутах и с ужасом ждет погони, вновь закричал:
– Вернись, брат, вернись!
Обеспокоенный судьбой брата Таки он не заметил, как тот неслышно подкрался сзади и ударил его по голове своим тяжелым, как кувалда, кулаком.
Дурбанский лес.
Стоянка разбойников.
Лицо монаха качалось прямо перед его глазами.
Одна половина его была сизо-лилововй, от огромного синяка, а вторая просто залита кровью. Шумон видел его, но помочь ничем не мог - разбойники связали и руки и ноги, так что болтать он ими мог только вверх и вниз. Единственное, чем он мог достать монаха, так это голосом.
– Така, Така, - шепотом позвал он монаха.
– Ты живой?
Лошадь, на которой они оба висели, встрепенулась и фыркнула, словно сговорилась с разбойниками. Шумон повернулся к ней, чтоб посмотреть, нет ли неприятностей с той стороны. Ждать их сейчас приходилось отовсюду. Положение у книжника - сквернее некуда: между разбойниками и монахом. Срочно требовались союзники, да вот где их брать?
Разбойники в союзники не годились, монах, честно говоря, тоже, но из чего выбирать-то? С монахом он мог, по крайней мере, поговорить.
Шумон вздохнул.
Не оставалось ничего другого, как совершить чудо и примириться с братом Такой. Правда, договориться с ним после того, что случилось меж ними в этой часовне, могло оказаться еще сложнее, чем договориться с Хамадой, но что делать? Делать-то что?
Лошадь проявила здравомыслие, прекратив фыркать,
– Начну с него. Не такое уж сложное дело- монаха обмануть".
Когда он повернул голову, то встретил взгляд монаха. Глаза у того, едва он увидел книжника, загорелись, и в горле заклокотало.
Брат Така вроде бы еще не понял где находится, но уже знал главное - его враг, враг его Веры вот он, рядом совсем - рукой достать, ножом дотянуться. Хотя Шумон и понимал, что монах сейчас не опаснее червя или гусеницы, но по спине всеже пробежала волна холодной дрожи. Это продолжалось всего мгновение, ощущение, едва появившись, сразу исчезло.
– А-а-а-а-а, - заорал Брат по Вере, готовясь сказать что-то безжалостно-грозное, но кто-то невидимый в темноте, подскочил к нарушителю тишины и наотмашь, без жалости хрястнул того по голове. Шумон охнул, а монах страшно лязгнув зубами, перекусил свой крик. Вопль оборвался.
После этого Шумон окончательно понял, что с разбойниками ему не договориться. Нет, он и сам считал, что орать нечего, но затыкать рот монаху таким способом - это уже слишком.
В следующий раз монах очнулся быстро. И снова увидел Шумона. Урок, однако, пошел ему на пользу.
– А-а-а-а-а, - протянул он страшным шепотом.
– Живой, дьяволов прихвостень! Нет у тебя силы против истинной веры!
Едва слышный голос монаха чудесным образом передавал весь накал бушевавшей в нем ненависти. Он не мог не попробовать разорвать веревки, дернулся. Шумон сочувственно поморщился, представив, что вот-вот выскочит какой-нибудь разбойник и прежним способом отправит монаха в небытие, но обошлось. Началась игра.
– Убью, гадину!
Шумон вытаращил глаза.
– Меня-то за что? Разбойников убивай, Хамаду... Я, что ли тебя так отделал?
Монах попробовал перегрызть веревку, но быстро понял, что в этом случае он не сможет говорить с книжником, а сдержаться он не мог.
– Ты, тварь, хуже их. Ты дьяволов пособник!
– Нет никакого дьявола! И не было никогда!
– шепотом отругнулся Шумон.
– Дурак ты.. Я же тебе уже говорил.
Монах задергался так, что лошадь оступилось.
– Я-то может и дурак, да с Кархой на одной стороне, а ты...
– И Кархи нет и Пеги твоего нет.
Монаха уже нельзя было разозлить больше и он, задохнувшись, ответил тем же злым шепотом.
– Моего?
Злоба выпрыгнула из него плевком. Он плюнул, но не попал в Шумона.
– Твоего! Твоего, паскуда! Ты дьявола в часовню привел!
Шумон молчал и только головой качал недоуменно.
– Ты что, заговариваешься? Видно сильно тебя по голове саданули...Чего ты несешь? Какого Дьявола? Я же тебе говорю - нет его...
Монах продолжал шепотом сквернословить, и он не прерывал его, только языком цокал. Когда монах иссяк, он сказал с сожалением: