Повесть о монахе и безбожнике

Перемолотов Владимир Васильевич

– И что?

– Представь себе, монах проиграл...

Эвин почувствовал в словах Шумона подвох и оглянулся. Пусто.

– Книжнику не подобает драться. Какой из книжника боец, если у него лоб шире плечей?

– Кулаками - да. А вообще вся жизнь книжника это драка. С инакомыслящими, с дураками и с теми, кто считает, что сила решает все и за всех...

Эвин понял, что Шумон говорит о том, что произошло внизу.

– Если ты о том, что произошло там, то извини. Сам понимаешь - он мог уйти, нельзя нам терять время.

–

Время нельзя потерять и, к тому же замечу, что он все-таки ушел... Так что напрасно ты меня обидел.

– Мы просто не успели...

– Мы и не могли успеть.

Шумон поднялся, вышел из-за стола. Дошел до окна, вернулся.

– Он все рассчитал.

– Он мог и ошибиться... Многие пропадали из-за мелочей.

Эвин пододвинул к нему остатки курицы. Товарищ отрицательно качнул головой.

– Благодарю. Я предпочитаю другое мясо. И вино...

– Император даст тебе и того и другого. Пойдем.

Эвин вытер рот и поднялся, намереваясь, если дойдет и до этого, унести строптивца силой, но тут в животе что-то сжалось и тут же без перерыва начало стремительно разбухать. Императорский шпион схватился за живот и в недоумении посмотрел на товарища. Тот улыбнулся и без превосходства, но с чувством явного ехидства сказал:

– Тебе не идти. Тебе бежать надо...

Эвин понимал, что что-то произошло, но что? Он по-настоящему испугался. В животе уже не бурчало, а ревело.

– Не к Императору, конечно, а во двор..

Тяжесть там стала нестерпимой, отсчитывая мгновения до позора.

– А я тебя, тем временем, за столом подожду...

Эвин бросился вниз, а в спину ему летело:

– Это же в какую умную голову могло взбрести есть курицу с сизой жеребкой? Только неучу, у которого плечи шире лба.

Книжник не торопясь вышел следом, потешить чувство мести и посмотреть, как Императорский шпион стремительно покидает корчму.

Когда Шумон ушел, Сергей отключил "невидимку". Посмотрев в осколок зеркала, покачал головой. Безобидный, на первый взгляд, книжник оказался язвой, ничуть не лучше его самого.

Имперский город Эмиргергер.

Дом прогрессора Шуры.

Секретная комната.

Как и всегда в последнее время пол во Дворце покрывала вода, но туземное это ухищрение не помогло. Земляне, уважая религиозные чувства туземцев, приноровились забираться в него через окно. Это хоть добавляло сложностей в жизни, зато и делало ее интереснее. Если возникала такая необходимость, Сергей осторожно пробирался на сухое место, за Императорскую спину и затаивался там, а Александр Алексеевич оставался рядышком с окном.

В этот раз, правда, обошлось без акробатики.

После случая с таинственной шкатулкой, что Черет показал Императору, Александр Алексеевич предпочитал наблюдать за заседаниями Совета через "шмелей". Три штуки сидели на стенах, давая землянам возможность видеть и слышать все.

В зале Совета сидели сплошь знакомые

рожи и лица. Император Мовсий, само собой, Иркон, Верлен, Старший Брат Черет, десяток ставших за это время привычными эркмассов. Единственным незнакомым тут оказался диковатого вида монах, которого Черет называл Средним Братом Такой. То есть незнакомым он оказался только для Никулина, а Кузнецов знал и его.

Сегодняшний Совет чем-то напоминал выступление ярмарочного фокусника, причем за ним смотрели с двух сторон - зрители, ничего не понимавшие в том, что происходит и, оттого удивленно ахающие, каждый раз, когда тот вынимал кролика из кармана, и профессионалы, прекрасно понимающие, что тут твориться и откуда берутся кролики.

Монах говорил интереснейшие вещи (это если смотреть на это с точки зрения туземцев) и нес совершеннейший бред с точки зрения прогрессора. Он уже почти рассказал свою одиссею. В рассказе причудливо сплелось то, что было, то чего не было и даже приправлено тем, чего не могло произойти ни при каких обстоятельствах. У фокусника имелся искусный ассистент. Умело вставляемые Старшим Братом фразы подчеркивали то одно, то другое. Под умелой рукой брата Черета повествование монаха принимало черты эпоса, а сам монах вырастал до размеров Одиссея или Геракла.

– Прометей!
– сказал Александр Алексеевич.
– Богоборец. Легендарная личность, этот твой монах.

– Мюнхгаузен, - отозвался Сергей.
– Грибник-путешественник...

Шумона тут упомянули всего дважды.

Первый раз - как непосредственного пособника Дьявола Пеги. Второй - как орудие вообще всех таинственных сил, захвативших болота. Разбойники, и те не удостоились подобных эпитетов. Про них монах упомянул вообще вскользь, как о чем-то совершенно незначительном - заблудшие души, которые не понимают, что творят и которых следует вернуть в лоно. Не более того.

Александр Алексеевич внимал всему этому и представлял, что испытывает Сергей, слушавший жертву своей профессиональной добросовестности. Голова его, покачивалась то вверх-вниз, то из стороны в сторону.

– Вот врет!
– наконец с удовольствием сказал Сергей.

– Нравится?

– А то!
– Он потянулся, расправляя затекшие от неподвижного сидения плечи.
– Это все записать и моему руководству как отчет о проделанной работе сунуть... Я бы тогда в его глазах так вырос бы, что и цены б мне не отыскалось...

– Ну, он, конечно малость приукрасил...

Отставив в сторону веселый тон, Сергей очень серьезно ответил:

– Это не то слово "малость"... Такое впечатление, что он сознательно ведет Мовсия к мысли, что мы - порождение черных сил, враги, исчадия и изверги рода человеческого.

– Монах, - пожал плечами прогрессор.
– Мировоззрение...

– Уж больно оно похоже на мировоззрение Старшего Брата...

– Два сапога - пара. А твои-то где?

– Что?

– Твои туземцы где?