Повесть о падающих яблоках
Шрифт:
Всё не то, не так. Весь мир не такой, как видится.
Когда Серёжа понял, что уже не будет прежней, беспечной жизни, пришли страшные мысли, которые засасывали в омут, в чёрную воронку безысходности.
Вчера ночью он читал книгу об ангелах – подарок матери к Рождеству. Ангелы, оказывается, есть и на Земле, но они совсем не такие, как думают люди. Ангелом может быть пьяница, бомж, калека…
Калека?
Серёжа посмотрел на свои безжизненные ноги и открыл балконную дверь.
На безлюдном
Промчалась на бешеной скорости чёрная машина, и на узкой белой линии, разделяющей дорогу, словно во сне – из ниоткуда, возник тонкий силуэт. Под снегом линии не было видно, но там, где прошла девушка, остался след босых ног.
Она шла по только что выпавшему снегу, босиком, так, словно делала это всегда, и идти по снегу для неё – дело привычное, такое же, как по свежей молодой травке в конце апреля.
Откуда она взялась? Для первого трамвая – рано. Для последнего – поздно.
Серёжа хорошо знал, когда проходит первый трамвай, когда последний, спал он чутко.
Но странным было даже не то, что девушка в половине четвёртого ночи шла босиком по только что выпавшему снегу. За её спиной виднелись… крылья.
Белые, кажется…
Огромные белые крылья!
Ещё сомневаясь, думая, что это воротник пальто или концы длинного шарфа, заброшены за спину, он привстал, чтобы разглядеть получше, и замер: получилось, значит… когда-нибудь получится и встать?
Она подошла ближе, и он смог увидеть не только крылья – а это были именно они, но и её личико: бледное, с огромными глазами.
Девушка свернула к новой многоэтажке, послышалось слабое эхо её шагов – шлёпанье босых ног по мокрой тротуарной плитке. У подъезда она зацепилась правым крылом за куст, обернулась и вдруг, совершенно буднично, как старому знакомому, с которым только что рассталась, помахала ему рукой.
– Серёжка… Так всю ночь и просидел у окна? – Руки мамы пахли сдобой и валерьянкой.
– Мам, а ты знаешь всех, кто в новом доме живёт.
– Что ты! Он вон какой огромный. Я и в нашем-то доме не всех жильцов знаю, так, только если в лицо. А что?
– Да так. Показалось.
Он снова открыл балкон и теперь уже с балкона смотрел на соседний дом. Снег почти растаял, и на дороге появилась белая линия.
На кусте рядом с подъездом что-то белело. Снег? Пёрышко!?
– Мам, ты когда пойдёшь на работу, подойди вон к тому кусту, видишь, у подъезда? Сними это белое, и что бы это ни было, принеси мне. Пожалуйста…
– Сегодня же выходной, Серёжа. Рождество. Ладно, принесу. Что ты так разволновался-то. Увидел что, а?
– Потом расскажу.
Он видел, как мать подошла к кусту, сняла с ветки что-то, потом повернулась и махнула рукой. И возникло ночное видение: снег, девушка с крыльями оборачивается и машет ему рукой.
Он едва дождался,
– Что там?
Мать молча протянула руку: на раскрытой ладони лежало маленькое белое перышко.
– Птицу увидел какую?
– Я видел ангела, мам. И… я буду жить.
Он держал пёрышко на ладони и боялся дышать. Оно казалось живым, – нежное, тёплое, невесомое.
– Серёжка… – Мать обняла его голову и заплакала. – Ты и раньше жил, сынок.
– Нет. Ты ведь не знаешь. Я после всего, что случилось, жить не хотел. Отец погиб, я – выжил, но остался в инвалидной коляске. Зачем такая жизнь, зачем? И я решил… ты только не плачь, ма… Я решил, что не буду тебе обузой. Не плачь, пожалуйста. Это прошло. Я и рассказываю тебе потому, что всё изменилось. Я давно уже подпилил перила на балконе. Но побоялся… что не умру, что опять попаду в больницу.
А сегодня ночью я увидел Ангела. И привстал с коляски, понимаешь, мам, привстал! Значит, смогу и встать когда-нибудь?
– Сможешь сынок, конечно сможешь. Вместе мы всё сможем.
Слёзы текли по её измученному, но ещё красивому лицу, и на всё это смотрел человек с портрета в траурной рамке, очень похожий на Серёжку.
Ника вошла на цыпочках, чтобы не разбудить Юльку, но та уже не спала.
– Ну и видок у тебя. Отогрелась? Может, ещё чайку?
– Клиент попался придурочный, – Юлька зевнула и закуталась в одеяло, – ангела, говорит, хочу. А потом взял и высадил прямо посреди мостовой. Лети, говорит, на то тебе и крылья, чтобы летать. Хорошо, что недалеко от твоего дома, а то бы замёрзла. Босиком ведь высадил, только его рубашка из одежды и осталась. Но заплатил хорошо, как и обещал. Теперь можно будет долги отдать, купить подарки и – домой.
Рождество всё-таки.
Она сняла с шеи замшевый чехол для мобильного телефона, вытащила несколько стодолларовых купюр и положила их в карман чёрной кожаной куртки.
На полу лежали сброшенные белые крылья…
Крыло вечности
«Напиши обо мне, напиши…
Выдумываешь каких-то героев, мучаешься, вынашиваешь их жизни, судьбы.
Меня же не нужно выдумывать и вынашивать. Правда-правда…»
Она раскачивается на старом венском стуле в такт маятнику огромных настенных часов.
– Как ты вошла сюда?
Я села в кровати и вспомнила, что вчера моя квартирная хозяйка говорила мне о том, что сдала вторую комнату на два месяца, а я и забыла.
– Через стену просочилась. Через стену, – в голосе её нет и намёка на шутку.
Похоже, что она действительно просочилась сквозь рыхлую, пористую желтизну ракушника; из него сложен двухэтажный дом на улице Мачтовой, в котором я снимаю комнату.