Повести и рассказы
Шрифт:
И вот как-то я слепил из глины собаку величиной в пять цуней и выкрасил ее в черный цвет. Она была точь-в-точь как Черныш, особенно выразительна была ее морда. Я поставил фигурку на подоконник и по ночам, глядя на нее в серебристом ореоле лунного света, вспоминал ту страшную ночь, когда он лег рядом со мной и лизал мои руки. Какое умиротворение и тепло принес он мне тогда! Но, не в силах жить одним прошлым, я убрал фигурку с окна: пусть картина в оконной раме, как и весь мой опустевший мир, остается безжизненной. Мое сердце было как остывший пепел, в нем жило одно-единственное чувство: ненависть к Цуй Дацзяо!
Но случилось так, что именно эта глиняная фигурка еще раз столкнула меня с ним.
7. Как-то
Уверяю вас, никогда в жизни я не видел ничего подобного. Какое блестящее искусство! Какая дерзкая гипербола! Даже самый смелый художник выглядел по сравнению с этим мастером беспомощной женщиной с забинтованными по старинному обычаю ножками. Голова у этой глиняной собачонки занимала добрую половину туловища, вместо лап были просто налеплены четыре комка глины, хвост, похожий на батат, весело задран вверх. Глаза смотрели прямо на вас, пасть простодушно разинута, кончик носа темный, словно на нос прыгнула саранча, а на голове — белое с жемчужину пятно.
Глядя на эту веселую, со вздутым сытым животом, крепкую собачонку, поневоле проникаешься настроениями и чаяниями тысячелетиями живших на этой земле крестьян. И не беда, что по белому глиняному изваянию, не мудрствуя, наляпаны жидким слоем краски пяти цветов — красного, желтого, зеленого, синего, черного, — взятых в чистом виде, не приглушенных и не смешанных тонов.
Что же, этот стиль, наивный и примитивный, несопоставим со стилем «восьми великих с гор»? Его, разумеется, не изучают в институтах. Профессора преподают академическую живопись, крестьяне же творят по вдохновению, и кто знает, что есть настоящее искусство? Но ты попробуй сделай по образцу такую же игрушку, у тебя получится мертвая копия, в то время как в оригинале каждый штрих выглядит как живой. Удивительно! Вот уж не ожидал, что в глинистой почве этой глухой бедной деревушки рождается не только арахис и батат, но и настоящее искусство! Особенно любят здесь синий цвет. Он доминирует над всеми другими и в самом деле удивительно хорош.
Когда я поинтересовался, откуда взялась эта игрушка, мальчик ответил, что у «вонючего старика с коромыслом». Выяснилось, что старик жил в соседнем уезде в деревне Тайтоу, где все умели лепить глиняных человечков.
И вот в свободный день, никому ничего не сказав, я засунул за пазуху все свои сбережения — четыре юаня, один цзяо и семь фэней [19] , — прихватил холщовый мешок для глиняных игрушек и, пользуясь утренним туманом, незаметно выскользнул из Циншишаня. Я был ссыльным, и никто не посмел бы отпустить меня.
19
Денежные единицы в КНР.
В деревне Тайтоу я спросил у первого встречного крестьянина о старике с коромыслом, но он, узнав, зачем я пришел, тут же потащил меня к себе. В дровяном сарае за домом он приподнял несколько поленьев, и я очутился в мире глиняных фигурок, достойном называться народным дворцом Лофу. Тут были человечки и лошади, кошки и собаки. Человечки — большие, высотой в два чи [20] , и маленькие, с палец величиной. И каждый по-своему глядит на тебя, у каждого свой характер, одежда: у одного на красное платье наброшена зеленая накидка, на голове шапка с синим верхом и желтым шариком на макушке, у другого… словом, глаза у меня разбежались. И только успокоившись, я смог выбрать несколько совершенных по выразительности фигурок.
20
Мера длины в Китае, 0,32 м.
Крестьянин принял меня за розничного торговца и просил назвать цену. Я забеспокоился, хватит ли денег, но запросил он всего каких-то два юаня. Два юаня за эту гору сокровищ!
На радостях я выложил ему три. Он помог мне переложить игрушки рисовой соломой и подложил на дно мешка старой ваты. В разговоре он упомянул село Баньпуцзы за рекой, где живет старуха Хуан, родом с острова Чандао из Шаньдуна, мастерица вырезок из бумаги по прозвищу «Хуан — волшебные ножницы». Он рассказал, что когда-то она была просватана в эту деревню и в приданое получила сто восемь глиняных фигурок — ста восьми военачальников из Ляншаньбо. Те, кто видел их, говорили, что они выразительнее театральных масок. Старуха Хуан, дорожа ими, никогда не делала с них глиняных копий на продажу. Это были фамильные реликвии, перешедшие ей от предков, у нее на родине они тоже были уникальной редкостью. Услышав про это, я взвалил на спину мешок с глиняными человечками и чуть не бегом припустил к реке. Я перешел ее вброд, легко и весело шлепая по воде и поднимая брызги, похожие на мириады хрустальных цветов.
Когда я отыскал в деревне старуху Хуан, она сначала сказала мне, что я ошибся, и, лишь узнав, что я художник, плача и утирая слезы, поведала, как в дни кампании шестьдесят шестого года члены рабочей группы от народной коммуны силой отобрали у нее эти фигурки и, обругав их «старьем», на глазах у нее разбили их вдребезги.
Это так живо напомнило мне мои собственные невзгоды, что я сразу же почувствовал родственную близость к ней. Она вытащила из сундука небольшую вещицу, вроде керамической пиалы. Это был осколок глиняной фигурки. Единственное, что у нее осталось. И хотя сохранилась всего половина лица, с первого же взгляда я узнал Ши Цяня: вогнутый черепок так и дышал смекалкой и силой. Я с изумлением потирал руки, не смея дотронуться до него. Было совершенно ясно, что в мире могла быть только одна такая коллекция, теперь же нет и ее.
Лицо старухи Хуан все в паутине тонких морщин разгладилось, и она улыбнулась мне. Она подняла спящую на лежанке внучку, откинула циновку и вытащила оттуда матерчатый чехол и лист сложенной черной бумаги. Затем вынула из чехла блестящие ножницы, расправила на столе лист бумаги и сказала мне:
— Я сделаю вам вырезку из бумаги.
Ножницы, поблескивая, быстро задвигались в ее руках. Обрезки бумаги под звонкое щелканье ножниц мелким дождем падали на стол. Она то так, то этак сгибала бумагу, разрезая ее в нескольких местах, и черный лист, словно пойманная ласточка, трепетал в ее руках. Через полчаса она разложила на лежанке вырезку из бумаги величиной примерно в квадратный метр.
— Уже два года не вырезала, руки отвыкли, — пояснила она. — Это называется «золотые рыбки в пруду» [21] .
Я уставился на вырезку, глазам не веря, что с помощью ножниц и бумаги можно изобразить такую диковинную феерическую картину подводного царства со всеми его чудесными обитателями, удивительными тайнами и несметными сокровищами. Просто не укладывалось в голове, что деревенская старуха может так органично и легко, по своему разумению использовать такие сложные средства выражения, как гипербола и метафора, обладать такой художественной фантазией! Переходы линий были естественны и свободны — от тонких, с волосок, до толстых, с коровий хвост. Особенно хороши были жирно-черные узловатые линии, исполненные жизненной силы…
21
Фонетический ребус. На слух можно перевести и как «золото и яшма заполнили дворец». — Прим. перев.