Повести
Шрифт:
Между тем руки его были умело и туго связаны тонкой веревкой, которая больно врезалась в кожу, и
его оттолкнули в сторону. Взялись за Дёмчиху.
– Ты, давай сюда следователя!
– кашляя, настырно требовал Сотников от Стася, который с винтовкой
за спиной хлопотал возле Дёмчихи.
Но тот даже не взглянул в его сторону, он, как и все они тут, будто оглох к их просьбам, будто это уже
были не люди. И это еще больше убедило Рыбака в том, что дело их кончено, будет смерть. Но как же
так? И почему же он не решился, когда у него были свободными руки?
Что-то в нем отчаянно затрепыхалось внутри от сознания совершенной оплошности, и он
растерянным взглядом заметался вокруг. Но спасения нигде не было. Напротив, судя по всему, быстро
приближался конец. На крыльцо из помещения один за другим начало выходить начальство - какие-то
чины в еще новенькой, видно только что напяленной, полицейской форме: черных коротковатых шинелях
с серыми воротниками и такими же обшлагами на рукавах, при пистолетах; двое, наверно немцы, были в
длинных жандармских шинелях и фуражках с высоко поднятым верхом. Несколько человек, одетых в
штатское, с шарфами на шеях, держались заметно отчужденно - будто гости, приглашенные на чужой
праздник. Полицаи на дворе уважительно притихли, подобрались. Кто-то торопливо посчитал сзади:
– Раз, два, три, четыре, пять...
– Ну, все готово?
– спросил с крыльца плечистый полицай с маленькой кобурой на животе.
Именно эта кобура, а также фигура сильного, видного среди других человека подсказали Рыбаку, что
это начальник. Только он подумал об этом, как сзади сипло выкрикнул Сотников:
– Начальник, я хочу сделать одно сообщение.
Остановись на ступеньках, начальник вперил в арестанта тяжелый взгляд.
– Что такое?
– Я партизан. Это я ранил вашего полицая, - не очень громко сказал Сотников и кивнул в сторону
Рыбака.
– Тот здесь оказался случайно - если понадобится, могу объяснить. Остальные ни при чем.
Берите одного меня.
Начальство на крыльце примолкло. Двое, шедшие впереди, недоумевающе переглянулись между
собой, и Рыбак ощутил, как в душе его вспыхнула маленькая спасительная искорка, зажегшая
слабенькую еще надежду: а вдруг поверят? Это его обнадежившее чувство тут же породило тихую
благодарность Сотникову.
Однако минутное внимание на лице начальника сменилось нетерпеливой строгостью.
– Это все?
– холодно спросил он и шагнул со ступеньки на снег.
Сотников заикнулся от неожиданности.
157
– Могу объяснить подробнее.
Кто-то недовольно буркнул, кто-то заговорил по-немецки, и начальник махнул рукой.
– Ведите!
«Вот как, не хочет даже и слушать», - опять впадая в отчаяние, подумал Рыбак. Наверное, все уже
решено загодя. Но как же тогда он? Неужели так ничем и не поможет ему это героическое
заступничество Сотникова?
Осторожно ступая по прогибающимся деревянным ступенькам, полицаи сходили с крыльца. И вдруг в
одном из них, что на этот раз также был в полицейской форме, Рыбак узнал Портнова. Ну, разумеется,
это был тот самый вчерашний следователь, который так обнадежил его своим предложением и теперь
как бы отступился. Увидев его, Рыбак встрепенулся, весь подался вперед. Была не была - теперь ему
уже ничто не казалось ни страшным, ни даже неловким.
– Господин следователь! Господин следователь, одну минутку! Вы это вчера говорили, так, я согласен.
Я тут, ей-богу, ни при чем. Вот он подтвердил...
Начальство, которое уже направлялось со двора к улице, опять недовольно, по одному стало
останавливаться. Остановился и Портнов. Новая полицейская шинель на нем казалась явно не по
размеру и необмято топорщилась на его маленькой, тощей фигуре, черная пилотка по-петушиному
торчала в сторону. Но в облике следователя заметно прибыло начальственной важности, какой-то
показной строгости. Высокий, туго перетянутый ремнем немец в шинели вопросительно взглянул на него,
и следователь что-то бойко объяснил по-немецки.
– Подойдите сюда!
При пристальном внимании с обеих сторон Рыбак подошел к крыльцу. Каждый его шаг мучительным,
ударом отзывался в его душе. Ниточка его еще не окрепшей надежды с каждой секундой готова была
навсегда оборваться.
– Вы согласны вступить в полицию?
– спросил следователь.
– Согласен, - со всей искренностью, на которую был способен, ответил Рыбак.
Он не сводил своего почти преданного взгляда с несвежего, немолодого, хотя и тщательно выбритого
лица Портнова. Следователь и немец обменялись еще несколькими фразами по-немецки.
– Так. Развязать!
– Сволочь!
– как удар, стукнул его по затылку негромкий злой окрик Сотникова, который тут же и выдал
себя знакомым болезненным кашлем.
Но пусть! Что-то грозное, неотвратимо подступавшее к нему, вдруг стало быстро отдаляться, Рыбак
глубже вздохнул и почувствовал, как сзади дернули его за руки. Но он не оглянулся даже. Он мощно
почувствовал только одно: будет жить! Развязанные руки его вольно опали вдоль тела, и он еще
неосознанно сделал шаг в сторону, всем существом стараясь скорее отделиться от прочих, - теперь ему
хотелось быть как можно от них дальше. Он отошел еще на три шага, и никто не остановил его. Кто-то из