Повести
Шрифт:
– А это как называется?
Проворно бинтуя лоскутком ногу, она бросила быстрый взгляд на цветок:
– Перетрум розеум.
– Ну, совсем не по-нашему! А по-нашему это ромашка.
Он сорвал другой - маленький, синий цветочек, напоминавший отцветший василек.
– А это?
– Это?.. Это примула аурикулата.
– А это?..
– Гентина пиренеика, - сказала она, взяв из его рук два небольших синеньких колокольчика на жестком
стебельке.
– Все знаешь. Молодчина.
Джулия тем временем кое-как перевязала рану - сверху на повязке проступило коричневое пятно.
– Лежи надо. Тихо надо, - потребовала она.
Он с какой-то небрежной снисходительностью к ее заботам подчинился, вытянул ногу и лег на бок,
лицом к девушке. Она поджала под себя колени и положила руку на его горячую от солнца голень.
– Кароши руссо, кароши, - говорила она, бережно поглаживая ногу.
– Хороший, говоришь, а не веришь. Власовцем обзывала!
– вспоминая недавнюю размолвку, с упреком
сказал Иван.
Она вздохнула и рассудительно сказала:
– Нон влясовец. Джулия вериш Иванио. Иванио знат правда. Джулия нон понимат правда.
Иван пристально посмотрел в ее строгие опечаленные глаза:
– А что он тебе наговорил, тот власовец? Ты где его слушала?
39
– Лягер слушаль, - с готовностью ответила Джулия.
– Влясовец говори: руссо кольхоз голяд, кольхоз
плёхо.
Иван усмехнулся:
– Сам он подонок. Из кулаков, видно. Конечно, жили по-разному, не такой уж у нас рай. Я, правда, не
хотел тебе всего говорить, но...
– Говорит, Иван, правда! Говорит!
– настойчиво просила Джулия. Он сорвал под руками ромашку и
вздохнул.
– Вот. Были неурожаи. Правда, разные и колхозы были. И земля не везде одинаковая. У нас,
например, одни камни. Да еще болота. Конечно, всему свой черед: добрались бы и до земли. Болот уже
вон сколько осушили. Тракторы в деревне появились. Машины разные. Помощь немалая мужику. И
работать начали дружно в колхозе. Вот война только помешала...
Джулия придвинулась к нему ближе:
– Иван говори Сибирь. Джулия думаль: Иван шутиль.
– Нет, почему же. Была и Сибирь. Высылали кулаков, которые зажиточные, вроде бауэров. И врагов
разных подобрали. У нас в Терешках тоже четверо оказалось.
– Враги? Почему враги?
– За буржуев стояли. Коров колхозных сапом - болезнь такая - хотели заразить.
– Ой, ой! Какой плёхой челевек!
– Вот-вот. Правда, может, и не все. Но по десять лет дали. Ни за что не дали бы. Так их тоже в Сибирь.
На исправление.
– Правда?
– Ну, а как ты думала.
Лежа на боку, он сосредоточенно обрывал ромашку.
– Иван очэн любит свой страна?
– после короткого молчания спросила Джулия.
– Белоруссио? Сибирь?
Свой кароши люди?
– Кого же мне еще любить? Люди, правда, разные и у нас: хорошие и плохие. Но, кажется, больше
хороших. Вот когда отец умер, корова перестала доиться, трудно было. На картошке жили. Так то одна
тетка в деревне принесет чего, то другая. Сосед Опанас дрова привозил зимой. Пока я подрос. Жалели
вдову. Хорошие ведь люди. Но были и сволочи. Нашлись такие: наговорили на учителя нашего Анатолия
Евгеньевича, ну его и забрали. Честного человека. Умный такой был, хороший. Все с председателем
колхоза ругался из-за непорядка. За народ болел. Ну и какой-то сукин сын донес, что он якобы против
власти шел. Тоже десять лет получил. По ошибке, конечно.
– Почему нон защищаль честно учител?
– Защищали. Писали всей деревней. Только...
Иван не договорил. Невольные яти воспоминания вызвали в нем невеселые раздумья, и он лежал,
кусая зубами оборванный стебелек ромашки. Озабоченно-внимательная Джулия тихо гладила его
забинтованное горячее колено.
– Все было. Старое ломали, перестраивали - нелегко это далось. С кровью. И все же нет ничего
милее, чем Родина. Трудное все забывается, помнится больше хорошее. Кажется, и небо там другое -
ласковее, и трава мягче, хоть и без этих букетов. И земля лучше пахнет. Я вот думаю: пусть бы опять все
воротилось, как-нибудь сладили бы со своими бедами, справедливее стали бы. Главное, чтоб без войны.
– Руссо феномене. Парадоксе. Удивително, - горячо заговорила Джулия.
Иван, сплюнув стебелек, перебил ее:
– Что ж тут удивительного: борьба. В окружении буржуев жили. Армию крепили.
– О, Армата Россо побеждать!
– восторженно согласилась Джулия.
– Ну вот. Видишь, силища какая - Россия! А после войны, если эту силу на хозяйство пустить, ого!..
– Джулия много слышаль Россия. Россия - само болшой сила. - Она помолчала и, будто что-то
припомнив, грустно улыбнулась.
– Джулия за этот мысли от фатэр, ла падре, отэц, убегаль. Рома отэц
делай вернисаж - юбилей фирма. Биль много гост, биль официр СД. Официр биль Россия, официр
говори: Россия плехо, бедно, Россия нон култур. Джулия сказаль: это обман. Россия лючше Германи.
Официр сказаль: фройлен - коммунисти? Джулия сказаль: нон коммуниста - так правда. Ла падре
ударяль Джулия, - она прикоснулась к щеке.
– Пощечин это русско говорит. Джулия убегаль вернисаж,
убегаль Марио Наполи. Марио биль коммунисти. Джулия всегда думаль: руссо - карашо. Лягер Иван