Повести
Шрифт:
Видимо, Пахомыч был способным наставником, а он — прилежным учеником. Как стрелок он скоро уже не уступал Витьке.
Смерть бабушки заставила возвратиться в город. Состязание с Виктором кончилось. Тогда казалось — навсегда.
Так не хотелось ехать в город! Вражда с первым отчимом оставила в памяти глубокую зарубку. С новым отчимом воевать не пришлось. Неплохим мужиком оказался. Жизнерадостный толстячок с округлым брюшком, великий мастер рассказывать анекдоты, он постоянно приезжал, уезжал. У снабженцев такая работа… Вокруг него всегда крутились самые разные люди. Мать всех принимала, угощала, но это ее не тяготило. Наоборот…
Он рос сам по себе, без надоедливой опеки. Учеба по-прежнему давалась легко. Свободного времени — полно, деньги всегда есть. Кино, концерты, каток, плавательный бассейн… Жилось легко, беззаботно. Но в последнем, десятом, классе неожиданно начались затруднения с учебой. Надо было повторять много материала, давно пройденного. Сидеть же над учебниками он не любил и не хотел.
Аттестат получил бледноватый.
На семейном совете было решено: поступит в технологический. Довод матери: не надо никуда ехать. Намек отчима: в институте работает один друг, хороший друг…
И в это самое время появляется Виктор. Зовет попытать счастья в другом городе. Знаменитый институт. И город знаменитый… А конкурс? Но Виктор уверяет — прорвемся.
Долго не раздумывал. Хватит держаться за юбку матери. И отчим пусть не воображает, что без его «руки» он не поступит. Уж если Виктор на себя надеется…
Покатили. По конкурсу он не прошел. А Виктор — прошел. Зубрила Виктор! Что же это получается? Способности весят меньше элементарной усидчивости. Чего человек не добивается головой, можно, оказывается, добиться противоположным местом.
Дома опять начали толковать о технологическом. Ну нет, дудки! Он не может допустить, чтобы Виктор с его посредственностью оказался в победителях.
Год сидел дома. Преодолевая отвращение к учебникам, занимался. И — поступил.
Гордился собой…
Институт… «От сессии до сессии студенту делать нечего…» Когда у тебя исправно варит черепушка, хорошо подвешен язык, сессия не страшна. Крайний случай — лишат «стипешки». Но это его нисколько не волновало. Переводы из дома поступали аккуратно, как из госбанка. Пошло-поехало. Новые друзья… Вечеринки… Девчата… Недурно научился играть на гитаре, пригодились и анекдоты отчима. Везде легко и быстро становился своим человеком.
А Виктор? По своему обыкновению он корпел над учебниками и конспектами. Редко вылезал из общежития. И деньги тратил с крестьянской осмотрительностью. Временами Степан жалел его. Ведь молодость, лучшие годы жизни…
Думал: незримый спор с Виктором завершился. Жизнь все поставила на свое место.
Но спор только начинался.
На одной из вечеринок познакомился с землячкой, студенткой-медичкой, Верой. Были девушки и до этого. Длительная дружба ни с одной почему-то не склеивалась. Они появлялись, исчезали, снова появлялись. Ничего серьезного не намечалось и с Верой. Побалагурили несколько раз на скамейке у общежития, сходили в кино. Вскоре, видимо, и разошлись бы навсегда.
И тут возник на горизонте Виктор. Случайно попался им навстречу. Пошли гулять по улице втроем. С этого дня такие прогулки — втроем — стали довольно частыми. Забавно было наблюдать за Виктором. Пристальный взгляд Веры, прикосновение ее руки заставляли его краснеть и умолкать на полуслове. Сказывалась деревенская неотесанность.
Однажды Виктор вдруг говорит: ты, мол, Степан, не обидишься, если я стану дружить с Верой? Будь на месте Виктора кто-то другой — не охнул бы. Но тут почувствовал укол в самое сердце. Что там ни говори, а Вера сделала выбор в пользу Виктора.
В это же время получил от матери закапанное слезами письмо. Жизнерадостный отчим что-то не так скомбинировал и на три года сел в тюрьму. Денег присылать пока не сможет. Вот устроится на работу… Сколько она сможет зарабатывать, он представлял… Пришлось биться за презираемую «стипешку». Но жить на нее было трудно, так трудно, что он приходил в отчаяние. Друзья-приятели незаметно рассосались. Остался Виктор. Но и Виктор… Взял моду учить, как жить. Пытался и помочь. Однако все это выглядело, пусть неумышленным, подсознательным издевательством…
Перевелся на заочное, пошел работать на стройку. Носил кирпичи, раствор, известь… Вечером, в общежитии, теперь уже в рабочем, снопом валился на кровать. Ныла спина, не было сил пошевелить ни ногой, ни рукой. До занятий ли… Инженерный диплом все определеннее превращался в нечто призрачное, недостижимое.
По выходным встречался с Верой и Виктором. Что-то все-таки влекло к ним. Что-то заставляло тащиться рядом с ними по городу.
Летом они позвали его в этот поселок, в гости к отцу Веры. Поселковая улица с палисадниками у домов, собачий лай, скрип колодезных журавлей напоминали о жизни у бабушки, ту счастливую пору, когда он сбивал с высоты стремительных птиц и чувствовал себя богом.
…Лодка переваливалась с волны на волну. Боковой ветер давил на её нос, стремился поставить ее бортом к шумящему, белоснежному валу. Натужно, словно на последнем издыхании, гудел мотор. Лицо, побитое брызгами, задубело, мокрые руки, сжимавшие рукоятку руля, ныли от холода. Плаванье становилось по-настоящему опасным. Но страха в растревоженной воспоминаниями душе не было. Что же все-таки с Виктором? Там, у костра, ни Зыков, ни Баторов особого интереса к его личности не проявили. Что это может означать?
XXIX
Рабочий день заканчивался, и на двери Совета висел замок. Зыков пошарил за притолокой. Ключ оказался на месте. Открыв дверь, он сразу же заказал разговор с городом. Его соединили удивительно быстро.
— Вадим, ты? — спросил Зыков, хотя и узнал по голосу давнего друга. — Привет, Вадим! Откуда звоню? Издалека. Радостью захотелось поделиться. Дочку породил. Три кило шестьсот двадцать граммов. Имею серьезные виды на твоего сына. Учти. За поздравление спасибо. Не из дома звоню, конечно. Разве станет сидеть дома человек, у которого родилась дочь? Отдыхаю на Байкале. Водку пью. Бездельничаю. От скуки разные загадки, шарады, кроссворды разгадываю. И вот попалась одна загадка… Чувствую, без твоей светлой головы мне ее не осилить. Хитрый? Это не хитрость, Вадим, а констатация факта: голова у тебя светлая. А загадка такая. В тайге водится соболь. Отстрел его ограничен, частная продажа меха категорически запрещена. Как при всем этом мех соболя превращается в чудесные шапки наших прекрасных горожанок? Ага, твоя жена соболью шапку не носит. Моя тоже. Удивительное совпадение! Соболь уходит в город не на своих ножках. Теперь запиши фамилию одной дамы. Она живет здесь. А раньше работала в городе, в Доме торговли. Сообразил? Молодец. Занят? Удивил. Я-то думал: ты сидишь и семечки лущишь. Может быть, тогда не по дружбе, по службе на тебя нажать? То-то. Дело-то для тебя плевое. Ребят привлеки, сам разомнись. Так я тебе завтра позвоню. И смотри, Вадим, от твоего поведения будут зависеть мои виды на жениха для дочери…