Поветрие
Шрифт:
– Идем, быстрее! – Стеша схватила его за окровавленную руку и потащила куда-то в сторону от тропинки, через кусты и валежник. Максим следовал за ней, словно медведь за скоморохом: идти – идет, а куда – не ведает.
– Господи, только бы других не было! – шептала Стеша, потом принялась молиться. Максиму же – вот странно! – даже и молитва на ум не шла, совсем голова была пустая, как котел. Все казалось, что вот-вот он проснется в своей келье и пойдет к заутрене, не может же так быть, чтобы это все было взаправду.
Максиму
Много раз он потом видел во сне ту ухмылку, и как человек в черном колпаке тянет к нему руки. И всякий раз после этого просыпался. Теперь же сон еще страшнее, а вот проснуться – никак не выходит.
Сперва они со Стешей бежали вверх по какому-то склону, затем у Максима сбилось дыхание, он шагом пошел, хоть Стеша, видимо более привычная бегать, тянула его за руку вперед. Всякий раз, когда в кустах слышался шорох, Максим хватался за топор и всматривался в темноту. Один раз показалось ему, что в орешнике зашевелился кто-то крупный: зверь ли или иной кто?
Казалось, отвратительный запах гниющей плоти и чеснока преследует его и исходит отовсюду разом, что за каждым кустом притаился ужас с белыми глазами. От этого хотелось вертеть головой во все стороны сразу, хотелось иметь глаза на затылке, чтобы пока смотришь влево, никто справа не подкрался.
Стеша постоянно вертела головой, чутко прислушиваясь и не выпуская из рук лука. Удивительно, но выглядела она куда спокойнее Максима: не испуганная дева в темном лесу, а сосредоточенная охотница.
– Ты раньше таких видала? – спросил Максим шепотом.
– Доводилось, – ответила Стеша. – Да не так близко.
– Кто это был-то?
– А не видно, что ль? – спросила она, взглянув на Максима, как на несмышленыша. – Сказала бы, да накликать не хочу. Пойдем, а то далече еще.
Так они шли по лесу, чутко оглядываясь, до тех пор, пока не начало светать. Когда же среди листьев засверкали первые солнечные лучи, Стеша сняла с лука тетиву и пошла вперед уже быстрее и не так сторожко.
– Теперь они уж не вылезут, – пояснила она. – До ночи.
– Да кто это? Что это? – снова спросил Максим. – Разве бывает такое на свете?
– Как видишь, бывает, – мрачно ответила Стеша. – Неужто ты в монастыре своем про такое не слыхивал?
Максим только головой помотал.
– Поветрие это упырное, – сказала
– Мертвые восстанут только во второе пришествие Спасителя, – настоятельно произнес Максим. – Ангел вострубит, и они поднимутся, а дотоле это невозможно.
– Ну, значит, уже вострубил, – пожала плечами Стеша. – В Москве где-нибудь. А мы, в здешней-то глуши, и не слыхали.
Глава третья, в коей сталь борется со злобой, а побеждает огонь
Солнце уже высоко стояло в небе, когда они вышли на круглую полянку в лесу, посередь которой стояла крохотная, почерневшая избушка. В такой в пору и в самом деле было жить лесной ведьме, только что курьих ног не было. Но тот, кто в избушке сидел, съесть пришлецов не грозился и в баньке попариться не приглашал.
– Стой на месте! – крикнул из избы хриплый, слегка надтреснутый голос. – Вы кто такие, и чего явились?! Сейчас враз из пищали садану!
– Это я, батюшка Варлаам! – крикнула Стеша в ответ. – Мы к Федору Лукичу пришли. В монастыре беда, во Введеньевском!
– Да монастырь пусть хоть сквозь землю провалится! – послышался из избушки уже другой голос, низкий, раскатистый. – А на кой черт ты сюда чужого привела, можешь сказать?!
– Да вот прилип, как к Маланье Филипп! – ответила она. – Говорит, дело у него, срочно-рассрочное! А его матушка знает, он чернец настоящий!
– Сейчас глянем, что за чернец! – произнес второй собеседник тоном, не обещавшим ничего хорошего. Затем скрипнула покосившаяся дверь, и на пороге хижины появился ее жилец.
Был он ростом не особенно высок, но издали видать – крепкий, что твой дуб. Волоса русые, и борода – тоже. Одет он был в короткий простой серый кафтан, кое-где залатанный и обдерганный, на ногах – видавшие виды сапоги. В руках у незнакомца был тяжелый бердыш, а пояс на нем был с золотой пряжкой, украшенной крупным жемчугом и с красным камнем посередь. Это при таком-то заношенном платье!
Одним словом, на знахаря этот человек был совсем непохож. А похож он более всего был на лесного разбойника, так что Максим теперь терялся в догадках, для какой-такой цели он отцу-игумену понадобился.
– Ну, чего приперся, кутья, говори? – спросил он, подойдя к Максиму ближе и осмотрев его с головы до ног. – То-то ты красавец, как я погляжу!
– Отец-игумен меня послал к тебе, – ответил тот, не обращая внимания на грубость. – Просил поскорее тебя привести, потому что Серафиму нашему совсем плохо, укусил его кто-то в лесу третьего дня… да нет, уже более.