Поздний бунт. Андрей Старицкий
Шрифт:
– Я уже заткнул им рты. В Перми многие. И не дворянствуют, а пушнину добывают для твоей, моя царица, казны.
– Не жестоко ли?
– Ласки расточать - на всех не хватит.
– Не опасайся, для тебя их не уменьшится.
– Да не об этом я. Распусти слуг, они тут же на шею взгромоздятся. Ты меня, моя царица, не треножь. Ради тебя стараюсь.
– Нас двоих ради, - поправила князя Овчину-Телепнева Елена, но решения своего не изменила.
– И все же спешить не станем. Оковать всегда успеем, когда будем знать не то, о чем ведут родственники и приятели беседы за трапезным столом, а о разговорах тайных. О какой крамоле речи те ведутся. Ты, князь, позови-ка на досуге тайного дьяка.
– Он в сенях ждет твоего слова.
– Расторопен ты, друг мой. Зови.
Тайный дьяк повторил все то, о чем правительнице рассказывал князь Овчина-Телепнев, и Елена выказала явное неудовольствие скудостью его доклада. Заговорила твердо:
– Ты, глава тайного сыска, говоришь то же, о чем судачат боярыни и дворянки. Ты обязан о тайном узнавать. И только об этом мне доносить.
Не сробел тайный дьяк ни от жутко-холодного взгляда правительницы, ни от выговора ее, ответил спокойно:
– Тайные вести тайным путем добываются, а это - не шаньги из печки доставать. Если невтерпеж узнать, в чем крамола, вели всех, кто в подозрении, отправить в пыточную. Если же имеешь желание всех разом скосить, покончив одним махом с крамолой, потерпи, пока все выяснится.
– Не дерзи!
– одернул тайного дьяка Овчина-Телепнев, но тот ответил столь же спокойно и уверенно:
– Я говорю то, что есть. Тайные дела, они и есть тайные. Ни спешки они не приемлют, ни домыслов. Мое дело узнать истину, и я ее узнаю. Как скоро? Как удастся. Постараюсь поспешить, но сломя голову в омут не полезу, дабы не испортить всего дела.
– Испортить нельзя, а вот взять под свое пристальное око всех, с кем общался князь Андрей Старицкий, очень даже нужно. Особенно тех, кто после встречи покинет Москву либо отрядит гонца. Дознаться обязательно, зачем и к кому тот гонец отправлен.
– Кое в чем я уже успел. Теперь, имея твое, царица, благословение, стану уверенней действовать.
– Меня оповещать обо всем, не медля, в любое время, даже ночью.
На взгляд тех, кто намеревался встать против Елены и Овчины-Телепнева, шло все нормально. Князь Иван Бельский известил Андрея Старицкого, что не два, а даже три полка сможет он привести к Москве в нужное время и что ему остается только заручиться поддержкой Верхнеокских князей и, в первую голову, - князя Ивана Воротынского. Через несколько дней он намерен отправиться в поездку по Верхнеокским княжествам, якобы для проверки того, как в них организована охрана державных границ.
Андрей Старицкий поспешил поделиться столь важной новостью с Михаилом Глинским, а тот порадовал его не менее приятной вестью:
– Я обменялся письмами с ближним боярином князем Михаилом Воронцовым, послав к нему в Великий Новгород верного слугу. Князь заверил: Великий Новгород нас поддержит, пришлет в Москву пару полков.
– Это великолепно!
– Я тоже так считаю. И еще я считаю, не стоит князю Ивану Бельскому ездить в Верхнеокские княжества. Затяжка времени не в нашу пользу. Нам лучше поторапливаться. В пару недель нужно управиться. И войска подвести, и свернуть голову Овчине-Телепневу.
– Ты, князь, прав. Но теперь гонец просто не успеет перехватить главного воеводу, если только послать к Ивану Воротынскому? Пусть от него возвращается и сразу ведет полки на Москву.
– Согласен. Как его поворотишь, я тут же к Воронцову шлю гонца.
Тайный дьяк тем временем, соединив воедино доносы своих соглядатаев о выезде князя Ивана Бельского из Серпухова в Воротынск и о посылке туда же гонца князем Андреем, поспешил к правительнице Елене с докладом:
– Похоже, зашевелились.
– А как мой дядя?
– Он никуда никого не посылал, к нему никто не приезжал.
– Не верю, чтобы дядя мой остался в стороне.
– Но доказательств нет. Раза два князь Андрей Старицкий побывал у Михаила Львовича, но о чем они вели речь, мне узнать не удалось.
– Плохо.
– Вестимо, хорошего мало. Только скажу тебе, царица, князь Михаил Глинский ой как хитер и зело осторожен.
– А ты перехитри его. Одолей. Озолочу.
– Да уж я придумал кое-что. Одолею.
Отпустив тайного дьяка, Елена велела позвать князя Овчину-Телепнева:
– Поспешит пусть. Дело важное.
Посланный за князем слуга встретил его, когда он поднимался на Красное крыльцо.
– Царица ждет. Важное, сказывает, дело.
– И я тороплюсь к ней с важным словом. Выслушав упрек скорее ревнивой женщины, чем царицы, князь оправдался:
– Извини, что не пробудил тебя поцелуем. Тревожные сведения я получил из Серпухова. Один из тысяцких доносит, будто князь Иван Бельский смущает против тебя рать, неволит идти на Москву. Спасать князя Юрия Ивановича. Я с гонцом того тысяцкого беседовал, оттого и припозднился.
– Все сходится. Иван Бельский подался в Верхнеокские земли под тем предлогом, что надо поглядеть, как оберегаются державные украины. Цель-то скорее всего иная: ополчить дружины княжеские против нас с тобой.
– Душой всего этого - твой дядя, Михаил Глинский, хотя вроде бы тихо сидит. Будто окуклился.
– Не скажи. Он несколько раз бывал у меня. Стыдит, увещевает порвать с тобой. Не может понять нашей любви.
– Один ли он?
– хмыкнул Овчина-Телепнев, затем предложил вполне серьезно: - Свадьбу бы нам сыграть, враз молва умолкнет. Митрополит благословение даст. Я уверен в этом.
– Повременим с годок. Осудительно, не помянув Василия в год смерти, сочетаться мне браком. После чего, думаю, сладится наше дело, и не станет никаких препятствий для нашей любви.
– - Коль так считаешь - не настою на ином. Теперь же, моя царица, стоит подумать о судьбе князя Юрия Ивановича.
– Предлагаешь казнить?
– Да. Хотя казнь может сильно повредить нам. Однако и оставлять его живым можно ли? Живой он все одно что мед для мух липучих.
– Не возьму в толк, что ты предлагаешь?