Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Корвин-Пиотровский Владимир Львович

VII

Поэзия! Живая роза На острие карандаша, Как бы притихшая душа Играет листьями мороза В ночном саду моих тревог, — Тень осторожная у ног — Поэзия! Почти зевая, Мы правим Пушкина. Каков Он в смысле магии стихов? — Гремит музыка боевая — Где эта, так сказать, струна, Которая была б слышна? И ямб классический к тому же Теперь не в моде, — почему Так полюбился он ему? Свободный стих отнюдь не хуже, — Ритмический рисунок, — вот Где тайна магии живет! Парижский критик мой, — недаром Он обучал нас тридцать лет, — О, сколько съедено котлет, О,

сколько выпито за баром! Но как он весь еще горит, Как по-французски говорит! И всё же, мне порой сдается (Какое слово!), мне порой Мерещится (опять!) живой Материал (увы!), где бьется Без гофрированных прикрас Живое сердце в добрый час.

VIII

О, сердце, сердце, символ странный Любви и горестных потерь, — Приотвори немного дверь На зовы юности туманной! О, как сжимается оно От чувств, осмеянных давно — Сентиментальных отступлений Мне мил сомнительный закон — Выносят кресла на балкон, Апрельский день без преступлений, Без героических страстей, Быть может, даже без гостей. На оцарапанной коленке Живая корка наросла, На свежей белизне стола С загаром золотистым пенки, И так тепло, и так светло, Что хочется разбить стекло. Девятый час, не очень поздно, — Слышнее дачниц голоса, Еще терзаться полчаса — — Люблю, — сказал Евгений грозно — И легким парусом возник Его матросский воротник. Так, рифма к рифме, понемногу, — И первый черновик готов, Виденье утренних мостов, Приготовленье к монологу, Не скрашенному новизной В часы бессонницы ночной.

IX

Мы знаем Гингера и Блока, На книжной полке у меня Литературная родня Без пятнышка и без порока, — Шекспир, Набоков, Гуль, Платон, В. Сирин, Слоним и Мильтон… Здесь три спасительные точки Отводят вовремя беду… Вновь под вагоном на ходу Постукивают молоточки, И в мой полуреальный мир Случайный входит пассажир. Веревкой накрест перевязан Его уродливый пакет, Он ищет места, места нет, — Никто, конечно, не обязан, — И, щуря виноватый взор, Он ускользает в коридор. Одно мгновенье! Так знакома Его седая голова — Заглохший сад, роса, трава И призрак чеховского дома — Возможно ль? Дачная мечта, Рассказ в печатных пол-листа — Увы, литературным вздором Я безнадежно начинен, — Но если вдруг посмотрит он Таким же близоруким взором, Но если — И дрожит слегка Стекло от встречного свистка.

X

О чем я, впрочем? На диване Лирически храпит сосед, На задней выпуклости плед Пристал в обтяжку; там, в кармане, Бумажник холмиком торчит, И пес его ворчит, ворчит — Опять не то. Прогулка, что ли? Затеял Кук — теперь изволь — Стреляет головная боль, И стонешь, стонешь поневоле — За дверью, в шляпе набекрень Тиролец с перышком — Мигрень Всё неотвязней, всё жесточе — Я медленно тону в песках С холодным трупом на руках Под небом европейской ночи. Мрак безголосый, тишина, В альпийском озере луна. Дремотно пробегают ели В картонной прелести своей, Стремительный воздушный змей (Иль просто облако) без цели Скользит в воздушной вышине, — Мир, зачарованный вдвойне. Мой милый мальчик дремлет тоже, Он ровно дышит. Иногда В окне с черемухой звезда Плывут в обнимку — Боже, Боже! И мячик розовый в углу Змеей свернулся на полу —

ПОРАЖЕНИЕ

Вместо

вступления

Задворками разбитых дач Коней вторые сутки мучим, — За мной вихрастый штаб-трубач Качается в седле скрипучем. Какая скучная война, — На фронте ни врага, ни друга. И душу гложет мысль одна — Не слабо ль стянута подпруга. А солнце южное печет, Густая пыль забила поры, В глаза горячий пот течет, Жмут сапоги, обвисли шпоры — И вдруг — внезапный поворот, За ним прудок, покрытый тиной, Гусиный выводок, и вот — Русалка с длинной хворостиной. Цветная кофточка узка, Но так пленительно прильнула, А из-под легкого платка Такая молния блеснула — Как подтянулся эскадрон! Как избоченился спесиво, Как солнцем вылощен красиво Золотокованный погон. И, пламенным сверкая оком, Срывая ногу так и так, Приплясывая, скачет боком Мой горбоносый аргамак. И враз, почти без уговора, Небрежной удали краса, Гремят разведческого хора Подобранные голоса. И тенор, заливаясь свистом, Уже ликует вполпьяна О том, что в поле, поле чистом Нам рано гибель суждена.

1

У смертников удел особый — Жизнь щедро одарила их, — Ворчит тюремщик узколобый, Но он лишь тень среди живых. Здесь все минуты на учете — Полней живи, полней дыши, — На смену сгорбленной заботе — Стремительный полет души. И вот она с недоуменьем Глядит с воздушной высоты, Над временем и над забвеньем, На всё, чем был когда-то ты. И узелок твой за плечами Как птичий голос невесом, И твой почти не бывший дом Вдруг весь осветится лучами Иль свежевымытым окном.

2

Тогда воскреснувший Пугач Еще примеривал движенья, Во тьме невидимый трубач Трубил надменно пораженья. Потомки рыцарей стальных Овчину смирную топтали, В боях дневных, в боях ночных Считать героев перестали. И мы, влюбляясь на ходу, Привычно кровью истекали, Мы благосклонную беду Губами жадными искали. Но стихотворная сирень И романтические розы Подчеркивали скудость прозы Окрестных сел и деревень, — В окопы заползала лень.

3

Война хотела передышки И обновленья прежних чувств, — Мы знали счастье понаслышке И по свидетельству искусств. Мы верили и в пенье птицы, И в верность розовых невест, В рифмованные небылицы И в непреложность общих мест — Мне грустно, грустно — Столько жара Ты, сердце, расточило зря, А в горных сумерках Тамара Встает как горная заря — И над вершинами Кавказа, Где туч сверкающих гряда — Язык военного приказа Надоедал нам иногда.

4

Еще дремота в мире бродит, Меняет стрелки на часах, А в дом разведчик звонко входит С туманным утром в волосах. Он передаст пакет с приказом, Парадно шпорами рванет, И ахнут пулеметы разом, И пушка яростно зевнет. И в памяти мутнеет где-то Движенье ветки за окном, Клочок приснившегося лета В воздушном шарике цветном — Душа становится скупее, Письмо становится судьбой, — Элегия и эпопея В решительный вступают бой.

5

Нет новой темы о войне, Она не правда, но преданье, В ней всё согласно старине — И вдохновенье, и страданье, Но есть худые сапоги, Лоб, запотевший в лихорадке, За рощей выжженной враги В каком-то грозном беспорядке. Один герой неутомим, Он скачет, рубит, напирает — Конь в серых яблоках под ним Ноздрями тонкими играет. Он пышно выгнул хвост дугой, Храпит, копытом землю роя, — Но хлопнул выстрел, и другой, Герой упал, и нет героя.