Пожар любви
Шрифт:
Зейн смотрел, как мать оперлась руками о стол, а потом медленно опустилась на стул. Она отпила чай, но даже не улыбнулась ему. Ханна ничего не говорила про вкус чая, как делала всегда раньше. У Зейна защемило сердце от мысли, что она сама умерла в тот день, когда похоронила отца. Горе многолико, он знал это. Но то, что он видел перед собой сейчас, показалось ему самым печальным.
— Мама, как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — уныло произнесла она.
— Скучаешь без отца?
— Иногда.
— Мам, ты хорошо ешь? Ты
— Все в порядке.
— Ты часто выбираешься куда-нибудь? Навещать друзей?
— У меня нет друзей.
Зейн удивленно поднял брови.
— Что ты говоришь, мама! У тебя есть друзья. А к преподобному ты ходила? А церковная община? Как они?
— Я больше не хожу туда, — сказала она, отхлебнув еще чаю. Потом вытерла рот рукой, не обратив внимания на бумажную салфетку, лежавшую под локтем.
Никогда Зейн не видел мать такой. У него создалось впечатление, что она сама себе не принадлежит. Он вдруг страшно испугался.
— Мама, расскажи мне, почему ты туда не ходишь?
— Они сбились с пути истинного.
— Не понимаю. — Он покачал головой.
— Они не слушают Господа, как подобает.
— Как это?
— Они не хотят меня слушать, когда я рассказываю, что сказал мне Господь.
Несмотря на то что Ханна повысила голос и Зейн впервые с момента своего приезда заметил в ней проблеск эмоций, ее глаза оставались странно пустыми. Зейн старался быть осторожным, боясь вывести ее из равновесия.
— А когда Господь говорил с тобой?
— В тот день, когда умер твой отец.
— Ты никогда мне не рассказывала.
— Знаю.
— Какое откровение он тебе послал?
Голова Ханны почти незаметно склонилась вправо. Однако Зейн готов был благодарить Бога, заметив это знакомое с детства движение, характерное для нее в минуты успокоения. Значит, что-то все-таки сохранилось. Он понял, что подталкивает ее в правильном направлении.
— Это было прекрасно, Зейн. Видение, которое Он послал мне. Свет, звуки музыки… Я не видела Его, но знаешь, я ощутила Его присутствие. Я почувствовала себя спокойной и счастливой… Меня окружало тепло. А потом Он ушел. Я ненадолго задремала, а позже услышала Его голос, который сказал мне, что твой отец должен был верить, тогда он остался бы жить. — Внезапно лицо Ханны скорчилось в неприятную гримасу. — Он сказал, что твой отец неудачник. Он потерпел неудачу в жизни, Зейн. Он не верил. А должен был верить, когда приехал в Мехико. Я же говорила тебе, что Тэду обязательно надо было ехать туда. Но ты мне не поверил. Нет! Это ты, ты заставил нас вернуться! Отнял у Тэда его шанс! Ты виноват в его смерти! И Господь накажет тебя, Зейн! Он проклял тебя!
Ее голос возвысился до крика. Рот брызгал слюной. Глаза горели. Челюсти свело. Ханна походила на сумасшедшую.
«Моя мать больна! — пронеслось к голове у Зейна. — Моя мать больна!»
Он почувствовал, как из глаз брызнули слезы. Как могло такое случиться? Неужели
— Никто меня не проклинал, мама.
— Нет, ты проклят. Ты живешь в городе дьявола. Убийства, наркотики, насилие… Дьявол правит бал в Нью-Йорке. Там живут только люди, одержимые дьяволом.
— Кто тебе это сказал? Господь?
— Нет. Преподобный Майкл Эзертон.
Зейна передернуло от гнева.
— Этот проклятый человек из Мехико? Ты все еще общаешься с ним?
— Да! — возмущенно ответила она. — Он звонит мне каждое, воскресенье.
— Каждое воскресенье! И из-за этого ты больше не видишься со своими друзьями из церковной общины? Ты ведешь беседы с Майклом Эзертоном!
— Да. Он истинно Божий человек. Ему дана власть.
— Какая власть?
— Власть исцелять. Спасать жизни. Спасать души.
Зейну показалось, что у него свело все кишки.
— Мама, в гостиной нет стекла. Я посылал тебе деньги, чтобы его вставить. И на кондиционер. В прошлом месяце ты мне сказала, что надо чинить крышу. Л те деньги, что я посылал тебе каждый месяц на продукты, на уплату налога на собственность и все остальное?.. Что ты с ними сделала?
Губы Ханны растянулись в неприятной, самодовольной усмешке.
— Я послала их Майклу.
— Проклятие!
— Не богохульствуй!
Зейн стукнул по столу с такой силой, что чайная чашка подпрыгнула.
— Иисус знает, кого я проклинаю! Этот Майкл Эзертон — сущий дьявол и шарлатан. Он не божий человек, мама. Он дерьмо собачье! Его надо отдать под суд. Неужели ты не видишь? Скажи, ты что, совсем лишилась рассудка? Он тебе не друг. Могу поспорить, что это он внушил тебе отказаться от своих настоящих друзей. Он убедил тебя, что даже я враг тебе. Ведь так?
Ханна недоверчиво сощурилась.
— Откуда ты знаешь, что он мне говорил?
— Да все эти люди одинаковы, мама. Подбирают беззащитных вроде тебя, отрывают их от друзей, которые могли бы им действительно помочь, убеждают их, что родственники — на самом деле враги, что только они одни знают истину. Они выманивают деньги, уверяя, что это для Господа. Они оболванивают тебя, обманом добиваясь власти над тобой. Знаешь, кто такой Майкл Эзертон? Сектантский идол.
— Нет! Я не желаю больше слушать это богохульство!
— Я только стараюсь объяснить тебе…
— Не желаю слушать!
Зейн не слишком разбирался в сектантстве, но главное он знал. Надо было во что бы то ни стало нащупать дорогу к сердцу матери. Уйди он теперь, и он потеряет ее навсегда. Пусть в течение многих лет между ними существовали противоречия, Ханна оставалась его матерью. Как бы Зейн ни злился на нее, он все-таки ее любил. Зейн решил сделать последнюю отчаянную попытку.
— Мама, помолись со мной, — сказал он и потянулся через стол к се руке.