Прах и безмолвие
Шрифт:
— У вашей жены не было привычки носить с собой оружие повсюду? — осведомился Дэлзиел.
— Конечно нет. По крайней мере, я об этом не знал.
— Вы не знали, угу. Надо полагать, вы бы заметили, если бы она стала прятать у себя в бюстгалтере кольт «питон», который, весит, между прочим, три фунта, так ведь?
— Что-что она стала бы прятать?
— Кольт «питон», вес в незаряженном состоянии сорок четыре унции, общая длина одиннадцать с половиной дюймов, стреляет триста пятьдесят седьмыми патронами «магнум», — процитировал
— Это тот самый револьвер? — спросил Свайн. — Я никогда не интересовался оружием.
— Так вы его, значит, прежде не видели?
— Никогда.
— Так ли это? Вы же знали, что ваша жена — член «Клуба владельцев оружия», или не знали?
— Конечно, знал.
— И вы никогда не замечали никакого оружия в доме? Оружие, мистер Свайн, надо хранить под замком, в надежном сейфе. Вы хотите сказать, что ни разу не обращали внимания на такую новую деталь гардероба вашей жены?
Насмешки Дэлзиела были очевидны, как птичье дерьмо на ветровом стекле автомобиля.
— Оружие никогда не хранилось у нас дома. За исключением единственного случая, когда она участвовала в каких-то соревнованиях с другим клубом и принесла в дом пистолет, но всего на одну ночь. Вот тогда у нас появился надежный сейф. Но все остальное время оружие хранилось в клубе, — устало ответил Свайн.
На мгновение всем показалось, что Дэлзиел обескуражен.
— Так когда у нее в последний раз дома было оружие? — спросил он.
— Пару лет назад, я бы сказал, — ответил Свайн. — Она перестала участвовать в соревнованиях по стрельбе, и у нас не было больше причины держать оружие в доме.
— А вы не являетесь членом этого клуба?
— Нет, я же вам говорил уже. Я ненавижу оружие с тех пор… я всегда его ненавидел. И был прав, не так ли?
Свайн повысил голос почти до крика. Дэлзиел задумчиво смотрел на него некоторое время, а потом включил на своем лице сочувствующую улыбку, засветившуюся как огни министерства любви.
— Я рад, что вы так относитесь к оружию, мистер Свайн. Я с вами в этом солидарен. Думаю, в Штатах к людям, имеющим оружие, иное отношение.
Слово «Штаты» он произнес так, будто это находилось чуть подальше созвездия Альфа Центавра.
— Я тоже так думаю, — согласился Свайн и потер лоб, как будто у него болела голова. — Моей теще, миссис Делгадо, уже сообщили? — спросил он тихо.
— Думаю, да, — небрежно бросил Дэлзиел. — Во всяком случае, мы сообщили полиции Лос-Анджелеса. Она, вы говорите, больна?
— Да, она практически не встает с постели. Самый оптимистический прогноз — она протянет еще год, в самом лучшем случае — Полтора.
— Значит, ваша супруга могла планировать остаться там надолго?
— Все зависело от обстоятельств. Если бы она увидела, что конец близок, она бы осталась.
— Поэтому она взяла с собой почти всю свою одежду?
— Что? Ах да. Вы ведь уже производили обыск
— Не я сам. Один из моих подчиненных. Таков порядок. Но он сказал, что, похоже, из ее шкафов выгребли все, что можно.
— Если бы вы хоть раз видели, как Гейл собирается на уикэнд за город, вас бы это ничуть не удивило, — печально произнес Свайн.
— А, понимаю, что вы имеете в виду, — сочувственно покачал головой Дэлзиел, демонстрируя мужскую солидарность. — Как долго, по вашему мнению, она находилась на Хэмблтон-роуд, мистер Свайн?
— Я-то откуда знаю. Вы лучше спросите об этом Уотерсона!
— Спрошу. Сержант Уилд, поставьте себе на заметку спросить об этом мистера Уотерсона, когда его увидите.
Паско почувствовал, как Уилд внутренне вздрогнул под внешней маской спокойствия, делавшей его похожим на тотемный столб дикарей. Сержант из кожи лез вон, чтобы найти Уотерсона, но до сего момента даже не напал на его след. Уилд перекинулся парой слов с женой Уотерсона, перед тем как ушел из больницы. Однако она сказала, что понятия не имеет ни о намерениях мужа, ни о его нынешнем местопребывании, и согласилась встретиться для более продолжительной беседы после дежурства.
Дэлзиел, наклонившись к Свайну, сказал:
— Кстати, об Уотерсоне, мистер Свайн. Что вы о нем думаете? Что он за человек, абстрагируясь от факта, что он трахал вашу жену?
Свайн в изумлении воззрился на него, и Паско весь напрягся, готовый вмешаться при необходимости, что не потребовалось. Свайн покачал головой и проговорил:
— Я от многих слышал о вас, Дэлзиел, но, по-видимому, никто из этих людей и понятия не имеет, что вы собой представляете на самом деле.
Дэлзиел, казалось, был слегка польщен.
— Ну, как говорится, только Бог может создать древо. Так что Уотерсон? — спросил он.
— Не знаю. На вид нормальный человек. Живой такой. Довольно неглупый. Платил нерегулярно, но кто сейчас регулярно платит?
— Надеюсь, у вас не будет с этим проблем, когда вы закончите нашу стоянку и гараж, — с видом поборника справедливости изрек Дэлзиел. — Что, приходилось ему руки выкручивать, чтоб заплатил?
— Приходилось высылать повторные счета, иногда звонить.
— А писем от вашего юриста вы ему не присылали с парой каменщиков и немецкой овчаркой?
— Вы посетили слишком много заседаний суда, — сказал Свайн. — Если уж на то пошло, с Уотерсоном был далеко не худший случай. Я с сочувствием относился к нему. Он оказался в ситуации, подобной той, в которой был я несколько лет назад, когда пытался самостоятельно встать на ноги, оставшись никому не нужным. И я знаю, как экономно в таких случаях надо расходовать деньги. А кроме того, мне было известно, что от него ушла жена. Вот вам ирония судьбы! Я жалел этого мерзавца, потому что его бросила жена, а она, может, потому и ушла, что он завел шуры-муры с моей!