Правила весны
Шрифт:
— Наблюдайте, сосуны, за резцом. Как что — позовите.
Низкорослым токарям скучно задирать головы и смотреть
за скрюченными кольцами стружки. Медленно тащится резец по большой площади чугунной отливки. Ходят вокруг, мурлычат по-самоедски бесконечную песню. Ходить надоело.
— Стоп! Я придумал.
Радуется толстый Копнов. Он взбирается на станину, усаживается над суппортом, поджимает ноги и едет вместе с резцом. Резец скрипит, разбрызгивая чугун.
Другой в нетерпении.
— Дай мне покататься.
Меняются местами. Уже второй наездник со свистом разъезжает взад и вперед.
Вдруг влетает мастер:
— Вы что, сукины дети… в бога, душу, в профсоюз… делаете?!
Наездник неловко спрыгивает. Спецовка цепляется за хваткий выступ… Руки станка тащат его цепляющегося и орущего на весь цех.
Мастер останавливает ход. Отпускает добавочную порцию мата и гонит наездников из мастерской.
— Прислали сопляков. Себя и других подведут. Без своего начальства не приходите.
Столяры поставлены на ремонт старых вагонов.
Две девчонки мучаются над непослушной дверью, которая уперлась и никак не хочет слезать с петель. Они в отчаянии отдают последние силы… Р-раз… Коварная и тяжелая дверь вздумала подпрыгнуть на петлях и обрушиться всей своей персоной на них.
С разбитыми лбами горе-работниц уводят в амбулаторию.
В литейной болтаемся без работы.
Производственных моделей не дают — «испортите». На старых работать не хочется — набьешь форму, опять разбивай. Вроде «перпетуум-мобиле».
Бродим по мастерским, глазеем на заливку. Отливается большая труба. Ходырь подходит вплотную и жадно глядит на клокочущую струю в литнике.
Большая опока дымится, исходит паром. Металл гудит в ее утробе, бьется о стенки. Неожиданно жидкая лава находит узкую, плохо замазанную земляную щель… С треском вырывается огненной струйкой и яростно набрасывается на сапоги Ходыря.
Тот через голову сальто… Падает, дико вереща, вскакивает и бухается в лоханку с разведенной белюгой. От лоханки белые мотыльки брызг.
Сапоги Ходыря изрешечены. Ноги в волдырях. В минуту заработан больничный лист.
Сосунам совсем не доверяют. Сосун — последнее слово в мастерских. Нас боятся мастера. За нами слежка — «вдруг чего набедокурят». К станкам, к машинам ближе чем на три шага не подходи.
Хочется встать на водокачку, взмахнуть как мулла руками, и мощно закричать:
— Что ж вы в бога… боитесь нас. Дайте привыкнуть к таким масштабам, так мы, сосуны, вам покажем.
Нет рупора. Нет голоса, да и никто слушать не будет.
— Ребята, надо делегацией к НШУ сходить. Он, видно, ничего не знает, или знает, да не то.
Сотков скептически корчит рот:
— Волынка… Ваше дело шуметь без толку… Трепаться… Подумаешь, что деловые… Большинство будет против делегации. Скоро мы заслушаем на бюро отчет экономработника… Мы сумеем вынести ряд предложений.
— Бюро через месяц. Комиссии да подкомиссии на два месяца, на проработку предложений месяц. Глядишь — к выпуску и дело кончите, К чорту! Мы без твоего большинства обойдемся. Вашей кучке может быть обидно, что дело опять «гарбузия» затевает, так она без вас и кончит… Итак, до новых лучших встреч…
В «гарбузии» собрались «бунтовщики». Нас уже небольшая армия: в списке восемнадцать человек: десять третьего д-ников, пять человек второго года и три первого… Начали речью Бахниной:
— Ребята, мы слишком шумны и в то же время мертвы. Мы плохо ощущаем новое время. Вместо коллектива — каждый старается жить в одиночку. Старики ждут, что молодежь покажет им новую жизнь, а мы стараемся итти по проторенным дорожкам. У нас старые педагоги с допотопными привычками и навыками. Они, может, и стараются дать хоть что-нибудь новое, но старое осаживает, им трудно вырваться из него.
— А мы в это время разводим в классах бузу, плывем по течению. Правда, бузотерить и трепаться весело, приятно, но не забывайте, что большинство из нас комсомольцы… Нашему поколению самое почетное задание: — строить социализм… В стране небывалое напряжение… Многие отдают все, что у них есть, отдают себя. Пассивничать в такое время преступно.
— Ведь стыдно перед отцами, которые из-за нашего будущего отдали столько крови. Мы же не плохие ребята. Мы может сделать многое. Нам нужно действовать сплоченным коллективом. Нужно войти в цеха и классы серьезными хозяевами. Для веселья мы найдем другое время. Неправда ли, ребята?
Слова Бахниной взбудоражили. Каждый выступающий старается быть серьезнее обычного.
Кончили боевой резолюцией:
Первое: с сегодняшнего дня считаем себя ударной группой. Каждый обязуется вести беспощадную борьбу со старыми привычками, с несерьезным отношением к учебе и работе в мастерских. Каждый обязуется подготовить и закалить себя к выходу в боевую жизнь строительства.
Второе: послать к НШУ с наказом Грома, Бахнину, Шумову и Иванова. Требовать выполнения наказа.
— Резолюция принята — теперь, ребята, в кино. Шмот купил билеты из фонда «гарбузии». Желающие увеличить фонд сдавайте монету Чеби.
Чеби принимает несколько рублевок.
— До начала еще полчаса. Сейчас для зарядки джаз-банд. Берите, что кому подвернется. Толька дирижер.
«Гарбузия» заводит свою «Карманьолу» с притопыванием, хлопками, пением и тишиной, разбитой на такты.
Остальные примыкают, поддерживают.
На удивление общежитийцам из «гарбузии» шумно выкатывается восемьнадцатиголовая армия киношников.
Кино.
Нина не садится рядом. Девчата пятеркой — это буза, надо разбить. Меняюсь местом со Шмотом. Сижу рядом с Бахниной. Нина заглядывает. В глазах огоньки нето смеха, нето презрения. Она пересаживается к Юрке и Чеби. Те от удовольствия ерзают на стульях и как пулеметы перебивают болтовней друг друга.