Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание

Алфеев Иларион

Святоотеческое учение об изменении и преображении человеческой природы под действием Божественного света у Симеона весьма разработано. Как уже отмечалось выше, некоторые Отцы утверждали, что во время молитвы ум иногда видит собственный естественный свет (Евагрий, Диадох), разум ярко сияет (Максим), душа целиком становится огнем и светом (Макарий), и преображенный человек созерцает собственную красоту (Евагрий,«греческий Исаак»). Опыт Симеона показывает, что все человеческое естество, включая ум, душу и даже тело, преображается под действием Божественного света. Это одна из центральных идей Симеона, к которой он постоянно возвращается. При созерцании Божественного света, говорит он,«тело твое просияет, как и душа твоя, душа же… будет блистать подобно Богу» [1331] . В 22–м Огласительном Слове Симеон говорит, что, когда юноша Георгий увидел Божественный свет,«ему казалось, что и сам он стал светом» [1332] . В другом месте Симеон описывает, как созерцает собственную красоту, когда видит Божественный свет:

1331

Hymn 50, 238–246.

1332

Cat. 22, 98

[Свет] блистает внутри убогого сердца моего,

Отовсюду озаряя меня бессмертным сиянием

И все члены мои освещая лучами…

Я причащаюсь света, приобщаюсь славы;

Сияет лицо мое, как и [Лик] Возлюбленного моего,

И все члены мои делаются светоносными.

Тогда

я делаюсь красивее красивых…

И драгоценнее чего бы то ни было видимого… [1333]

1333

Hymn 16, 24–37. Ср.: Иоанн Дальятский. Письмо 27, 1–2[388–389]:«Я вижу [Троицу] как единый свет, и сам сияю, подобно ему. Я удивляюсь самому себе и ликую духовно, ибо Источник жизни — во мне».

Далее, в разделе, посвященном учению Симеона об обожении человека, мы еще вернемся к теме преображения человеческого тела. Теперь же для нас важен тот факт, что мысль Симеона о преображении человека в свет во время мистического видения света и о созерцании человеком своей собственной красоты была предвосхищена некоторыми ранними Отцами Церкви, в частности, Макарием и»греческим Исааком».

Образный язык, который используется Симеоном при описании видений света, чрезвычайно интересен своим богатством и разнообразием. Симеон пользуется как традиционными для мистической литературы образами, так и такими, которые характерны только для него самого. Мы уже упоминали, что Симеон часто употреблял традиционный образ солнца: он говорит о видении Бога как солнца [1334] , о солнце, сияющем в его сердце [1335] , о солнце сияющем в его руках [1336] , об умственном солнце [1337] , невыразимо приятном для чувств солнце [1338] , недостижимом солнце [1339] , незаходящем солнце [1340] , блистающем солнце [1341] , о солнечном круге [1342] , солнечных лучах [1343] , красоте солнца [1344] , о свете превосходящем солнечный [1345] . Образ луны встречается у Симеона лишь изредка [1346] ; чаще возникает образ звезды [1347] . Среди других образов и терминов, связанных с мистикой света, укажем еще на (светильник, лампада) [1348] , (светильник, фонарь) [1349] и (лампа, светильник) [1350] ; (сияние) [1351] , (сияние, свет) [1352] и (свет, свечение) [1353] ; (облако света) [1354] и (световидный сосец) [1355] . В»Главах»встречается поразительный образ молнии, которая ослепляет своим блистанием [1356] . Примечателен также образ раковины, которая под воздействием проникшего в ее раскрытые половинки солнечного луча производит жемчужину [1357] . Иногда различные образы объединены в одно описание Божественного света:«Я вижу Тебя, как солнце, созерцаю, как звезду, рассматриваю, как светильник, зажженный внутри сосуда, и ношу в недре, как жемчужину» [1358] . В других случаях разные образы указывают на разные стадии видения света:«Ты бываешь видим вдали, как восходящая звезда, мало помалу расширяешься… и видишься, как солнце» [1359] .

1334

Hymn 42, 85

1335

Hymn 7, 4

1336

Hymn 23, 124

1337

Hymn 29, 225; 49, 75

1338

Hymn 8, 54

1339

Hymn 1. 143

1340

Hymn 15, 94; 18, 17; 45, 38

1341

Hymn 23, 237

1342

Hymn 1.39; 17, 387

1343

Hymn 12, 59; 15, 49; 29. 225, и др

1344

Hymn 49, 75

1345

Hymn 11, 41

1346

Cp. Hymn 29, 9; Eth. 4, 769–776. Ср. Главу III

1347

Ср. термин (звезда) в Hymn 18, 18; 22, 5; 22, 14; 42, 85; 45, 38; термин (звезда, светило) в Hymn 17, 386; 49, 74–77, и др

1348

Hymn 23, 148; 42, 87, и др.

1349

Hymn 2, 18; 22, 11, и др.

1350

Hymn 20, 205; 29, 221, и др.

1351

Hymn 17, 344–354; 22, 8, и др.

1352

Hymn 45, 92, и др.

1353

Hymn 1, 15.

1354

Hymn 17, 326.

1355

Hymn 28, 183.

1356

Ср. Cap. 3, 54. Ср. также Euch. 2, 150, и др.

1357

Eth. 8, 72–84. Ср. Ефрем Сирин. Сочинения, II, 266 («греческий Ефрем»).

1358

Hymn 42, 85–87. Ср. Hymn 17, 325 и далее; 22. 5–9.

1359

Hymn 51, 35–38. Ср. образ»звезды ярко сияющей»у Иосифа Хаззайа: Послание о трех степенях жизни монашеской, 98 1372–373].

В описаниях света у Симеона всегда преобладают теплые и яркие тона. Свет, о котором говорит Симеон, — не холодное свечение луны, но ослепительное сияние солнца или горение огненного пламени. Образ огня занимает значительное место в мистицизме Симеона:

Бог есть огонь, Он пришел как огонь и ввергнул огонь на землю (Лк. 12:49)… В тех, кого он зажег, он устремляется вверх, как большое пламя, и достигает небес… Не бессознательно , как мнится некоторым [духовно] мертвым, пожигает он воспламенившуюся душу, ибо она — не бесплотная материя, но в ощущении и сознании ( ' )… Очистив нас совершенно от скверны страстей, он становится внутри нас пищей и питием, просвещением и непрестанной радостью и нас самих делает светом по причастию… Когда все это истребится и останется одна только сущность души, без страстей, тогда сущностно соединяется и с ней Божественный и нематериальный огонь… Тогда и само тело становится огнем, причастившись Божественного и неизреченного света [1360] .

1360

Eth. 7.509–537.

Подобное, —

продолжает Симеон, — произошло с Петром, Павлом и прочими апостолами, а также со Святыми Отцами, которые»силой этого Божественного огня попалили все ереси». Подобное же случается со 4 всеми, кто любит Бога до такой степени, что не щадит· ради Него собственной жизни [1361] .

Во всем этом Симеон очень близок к Макарию Египетскому, который тоже говорит о том, как душа возгорается пламенем Божества [1362] , просвещается Божественным светом, и происходит это»в сознании и ощущении» [1363] . Макарий описывает воспламенение души Божественным огнем [1364] и говорит об участии тела в преображении человеческого естества [1365] Он также ссылается на апостола Павла и других апостолов как примеры людей, возгоревшихся Божественным огнем [1366] .

1361

Eth. 7. 548–557

1362

Макарий Египетский.Духовные беседы, 11,1 [96], и др

1363

Там же, 7, 5 [74]. Это одно из самых характерных для Макария выражений, которое подчеркивает осознанный характер мистического опыта: ср. сходные выражения (с употреблением слова ) в Духовных беседах, 10, 2; 14, 2; 37, 7; 47, 11. Симеон также широко использует эти выражения Мака–рия, что могло кому-то показаться отзвуком мессалианства: ср. Krivocheine. SC 96, 151. Действительно, некоторые аскетические и мистические термины характерны как для Мака–рия, так и для мессалиан. Однако, как убедительно показал К. Стюарт (см. Stewart. Working), все эти выражения свойственны византийской аскетической традиции в целом, так что не удивительно, что они встречаются и у Макария. Подробный анализ возможного мессалианского влияния на Макария и Симеона см. в: Hatzopoulos. Two Outstanding Cases (автор возражает против мнения о том, будто эти два автора имели какую-либо связь с мессалианством).

1364

Духовные беседы, 25, 9 [204].

1365

Там же, 5, 7–12 [59–63].

1366

Там же, 25, 9–10 [204–205].

Симеон часто пользуется символикой огня. Он пишет о свете, который горит, подобно огню [1367] и имеет вид огненного облака [1368] ; о солнце, которое является шарообразным и световидным огнем [1369] ; о пламени Христова Божества [1370] ; о горении Божественной любви и желания [1371] ; о пламени, которое сходит в сердце [1372] и просвещает душу [1373] . Огонь этот Симеон определяет как»Божественный» [1374] и»духовный» [1375] . Согласно Симеону, Божественный огонь»неудержим, несотворен, невидим, безначален и нематериален, совершенно неизменен, равно как неописуем, неугасим, бессмертен, совершенно неуловим» [1376] . Описывая Божественный огонь, Симеон часто пользуется динамичными образами, связанными с символикой языков или кругов пламени:«О игра света! О движение огня! О круги пламени во мне!» [1377] .

1367

Hymn 24, 20

1368

Hymn 55, 86; ср. Hymn 17, 373 и Euch, l, 136–137

1369

Hymn 1,39–40

1370

Hymn 2, 8

1371

Hymn 8, 37; 18. 84; 20, 239; 30. 198; 47, 52, и др

1372

Hymn 30, 590

1373

Hymn 30, 81.

1374

Hymn 28, 157; 30, 1; 30, 11, и др.

1375

Hymn 1,34.

1376

Hymn 30, 18–24.

1377

Hymn 25, 33–34

Подводя итоги сказанному в настоящем разделе, мы можем выделить некоторые наиболее характерные элементы учения Симеона о природе Божественного света и о его воздействии на человека: 1) этот свет — не тварный свет ума, но нетварный, Божественный свет Святой Троицы; 2) этот свет нематериален и воспринимается не чувственными глазами, а духовными»очами ума»; 3) этот свет не имеет очертаний и вида, будучи вне человеческих категорий размера и формы; 4) этот свет преображает всего человека, включая ум, душу и тело; 5) в этом свете может являться»Лик»Божий, но духовно, а не в видимом для глаз облике или форме.

Что же касается связи между Симеоном и предшествующими Отцами, то можно утверждать, что учение Симеона о видении света определенно имеет свою предысторию в святоотеческой литературе, в частности, в сочинениях Евагрия, Макария, Максима и Исаака Сирина. Однако то, что пишет Симеон, основано целиком на его собственном опыте. Симеон был не первым, кто заговорил об этом опыте, но он был безусловно первым и единственным из всех византийских писателей, для кого видение света являлось главной целью всех аскетических подвигов и добродетелей и кто с такой решительностью заявлял, что

Для того всякое подвижничество и всякое делание

Совершается нами, чтобы света Божественного,

Подобно светильнику, мы приобщились,

когда, как единый воск,

Душа вся отдается неприступному свету [1378] .

4. Экстаз

Многие видения Божественного света носят у Симеона ярко выраженный экстатический характер: они сопровождаются потерей сознания, забвением обо всем окружающем, выходом ума (души) из тела. В настоящем разделе мы поговорим об экстазе у Симеона и сравним его учение и опыт с тем, что до Симеона было известно христианскому Преданию об этом мистическом феномене.

1378

Hymn 33, 130–133

Термин (буквально — «выход»,«исход»,«исступление») несколько раз встречается в Септуагинте [1379] . В христианской аскетической литературе он использовался в двух значениях. Первое — абсолютно отрицательное: экстаз–исступление как утрата разума, сумасшествие, безумие, вызванное разными причинами, в особенности же грехами или бесами. Примеры такого понимания этого термина можно найти у Оригена и Евагрия: последний говорит о»конечном зле, исступлении рассудка и сумасшествии , а также о видении в воздухе множества бесов»как следствии гордыни [1380] . Ранее мы уже встречали подобное словоупотребление у Симеона Студита [1381] .

1379

Там это слово не имеет никакого специального значения и указывает на глубокий сон (Быт. 2:21), на ужас при видении Бога (Быт. 15:12; Дан. 10:7), ужас вообще (Иез. 27:35; 32:10), страх Божий (1 Царств 11:7), смятение (Пс. 30:23), безумие (Втор. 28:28).

1380

Практик, 14 (532–534]. Ср. Ориген. Против Цельса, 3, 24 [220]; Там же, 4, 19 [289]. Ср. Изречения пустынных отцов. Антоний, 37 [88 В].

1381

См. Слово аскетическое, 30