Преступный викинг
Шрифт:
— Скажи мне, о чем ты плачешь, — попросил он, опускаясь рядом с ней на колени.
Несмотря на наготу, он не чувствовал холода.
— Это… — еле слышно проговорила она. — Ты сделал это?
Он увидел полудюжину скальпов, притороченных к седлу, и застыл на месте. Черт подери! Он же собирался их сжечь. По правде говоря, он сам, пока не приехал в лагерь, не заметил, как снял эти скальпы, в такой он был ярости. Хотя многие скандинавы делали это постоянно в каждой битве, он никогда прежде этим не
Наверное, его потрясла гора трупов, которую он увидел. Но как объяснить это женщине, не желающей ничего знать о вражде и насилии.
— Да. Это благородный скандинавский обычай, чтобы наши враги не могли войти во врата рая.
Она покачала головой, не переставая плакать.
— Я знаю, это неприятно, но ничуть не хуже, чем делают саксы. Они заживо сдирают кожу и прибивают ее к дверям церкви.
— Жестокие люди всегда находят себе оправдание, — устало проговорила Рейн, глядя ему прямо в глаза.
От ее печального голоса ему сразу стало очень холодно. Селик вздрогнул, и неизбывная боль его потерявшейся души, закрывая небо, повисла над ними, как зимняя туча.
ГЛАВА 6
Пораженная в самое сердце, Рейн встала и тщательно запахнула на себе меховой плащ. Она вся дрожала, но не из-за холода. Ее мозг отказывался что-либо понимать. Человеческие скальпы, притороченные к луке седла…
О Боже! Этот человек… этот человек, который неожиданно стал дорог ей… не только отнимает у людей жизнь, но и хранит такие сувениры.
Голый Селик стоял и не думал извиняться, лишь вопросительно склонил набок голову. Подсыхая, его волосы шевелились под порывами ночного ветерка. Даже в лунном свете она могла видеть, что ее ужас изменил выражение его прекрасных глаз, которые только что были полны страсти, а теперь из них опять как будто ушла жизнь.
Ее глаза скользнули по его телу от широких плеч до крепко стоявших на земле ног, и она покачала головой, благоговея перед его красотой и не понимая, почему ей совершенно безразлично, что он всего-навсего великолепное животное. Вот оно, слово, которое она искала, — животное. Подранок. Раненый зверь.
— Да, я зверь. Я предупреждал тебя, но ты решила, что можешь меня спасти, — глухо проговорил Селик, насмехаясь над самим собой.
Рейн не заметила, что произнесла последние слова вслух, но, возможно, это к лучшему. Пусть Селик знает. Все равно ничего не изменишь. Человек, который способен на такое, неизлечим.
Кто ты такая, чтобы бросать в него камни? Голос вновь звучал у нее в голове. Она устало прикрыла глаза, боясь сорваться.
В каждом человеке есть что-то хорошее, надо только получше присмотреться.
Рейн совсем растерялась. А что если это путешествие во времени — всего лишь плод ее воображения? И она сидит в институте мозга, а над ней колдует психиатр, вроде Джека Николсона? Почему бы нет? И викинг — ее фантазия. Да нет, скорее, кошмар. Она зажала рукой рот, чтобы истерическое хихиканье не вырвалось наружу.
Селик с раздражением фыркнул, не понимая, что ее вдруг развеселило, и она смерила его взглядом, в котором раздражения должно было быть не меньше, чем в его фырканье. Потом она обошла его и направилась к пленникам. Ей было необходимо уйти от этого варвара и хорошенько подумать.
Селик схватил ее за руку.
— Ты куда?
— Не… трогай… меня, — процедила она сквозь зубы. — Не трогай… меня… никогда.
Он отпустил ее и отодвинулся.
— Заложники не приказывают, — твердо сказал он.
Рейн пожала плечами.
— Я дура, что думала иначе. Я дура, потому что тебя уже не исправить.
Не много же в тебе веры!
— Хватит! — крикнула она, прижимая руку к разболевшейся голове, а другой рукой придерживая полы плаща.
— Что хватит?
— Я не тебе. Проклятый голос.
Селика это как будто позабавило, но улыбка не растопила лед в его глазах.
— Опять Бог?
— Да. Нет. Не знаю. Наверно, моя совесть.
— Побереги свою совесть для кого-нибудь другого, — презрительно скривился он. — Для того, кого сумеешь спасти. А меня оставь в покое.
— Замолчи. Не видишь, я устала?
Старательно делая вид, что ей на него наплевать, Рейн направилась к пленникам, но вдруг остановилась и повернула к шатру. Неожиданно ей пришло в голову, что неплохо бы одеться потеплее.
Шагая босыми ногами по холодной земле, она бормотала:
— Чудовищно! Не хватало мне быть единственным врачом в мире с мозолями на ногах.
Чуть позже, копаясь в сундуке Селика в поисках туники и штанов, которые Селик называл «брейс», она неожиданно подняла голову и увидела, что он стоит у входа вызывающе, ослепительно голый.
Рейн подавила чуть было не вырвавшийся из груди стон.
Уймись, Господи. Так нечестно.
— Воруешь? — сухо спросил он, показывая взглядом на свою одежду в ее руках.
— Мне нужны теплые вещи. Ты, может быть, равнодушен к холоду, а я не собираюсь спать голая на холодной земле.
— Ты права. Ты не будешь спать на холодной земле.
Когда смысл его слов дошел до Рейн, она покачала головой.
— Не думаешь же ты, что я буду после всего спать тут? Ты представляешь, как ты мне отвратителен? Да я сама себе противна, потому что ты трогал меня после того, как… после того, как… — Она помолчала, не в силах найти подходящие слова. Потом пожала плечами. — Я как будто вся вымазалась в грязи.