Превосходство Борна (др. перевод)

Ладлэм Роберт

— Господи Иисусе, — прошептал Мак-Эллистер, — да разве может такое случиться!

— Увы, все это вполне реально, — заверил его дипломат.

— Но при чем тут Уэбб?

— Не Уэбб, а Джейсон Борн, — поправил Мак-Эллистера Хевиленд.

— В таком случае при чем тут Борн?

— А при том, что, по слухам из Коулуна, он уже там.

— Там?

— Да. Хотя мы-то знаем, что его там нет.

— То есть?

— В общем, дело обстоит так. С одной стороны, он был ликвидирован: его убили. Но с другой, он снова в Азии.

— Кто «он»? Уэбб?

— Нет. Борн. Этот миф.

— В том, что вы говорите, нет ни на йоту здравого смысла.

— Зато, уверяю вас, у Шен Чу Янга его более чем достаточно.

— Что вы хотите этим сказать?

— Это он, этот Шен, снова вывел на сцену Джейсона Борна. Опять понадобилось кое-кому прибегнуть к кровавым услугам известного специалиста по убийствам, чей очередной клиент, как всегда, норовит остаться в тени. В данном случае в роли клиента выступает лицо, которое труднее всего было бы заподозрить в чем-то подобном, а именно — выдающийся деятель Китайской Народной Республики, вынужденный уничтожать своих противников как в Гонконге, так и в Пекине. За последние шесть месяцев многие влиятельные голоса в пекинском Центральном

Комитете умолкли навсегда при довольно странном стечении обстоятельств. Согласно официальным заявлениям, некоторые из них умерли естественной смертью, что, однако, учитывая их возраст, труднообъяснимо. Еще двое якобы стали жертвами несчастных случаев: один погиб в авиакатастрофе, другой — и это не лезет ни в какие ворота — скончался от кровоизлияния в мозг во время восхождения на Шангуньские горы, что, вероятнее всего, явная ложь — ее авторам, во всяком случае, не откажешь в чрезмерно богатом воображении. Почти в то же время кое-кого «освободили» от занимаемых должностей, как благозвучно именуется позорное изгнание из сонма властей предержащих. И, наконец, из ряда вон выходящее событие: убили в Коулуне вице-премьера Китая. В Пекине же никто даже не знал, что он находился там. Убийца, учинивший в Тим-Ша-Цуи ужасную резню, во время которой погибло пять человек, оставил свою «визитную карточку». На полу было выведено кровью: «Джейсон Борн». Негодяй как бы предупреждал, что это лишь цветочки, ягодки же — целая серия новых убийств — еще впереди.

Мак-Эллистер заморгал, растерянно поводя глазами из стороны в сторону.

— Все это — полная неожиданность для меня, — пробормотал он беспомощно и тут же, профессионально быстро взяв себя в руки, взглянул твердо на Хевиленда: — А надежна ли полученная вами информация? Нет ли тут каких-то неувязок?

Дипломат кивнул:

— Наши разведданные достаточно полны, и не доверять своим осведомителям у нас нет никаких оснований. Многие из тех, кто занимает высокие посты, высказывают недовольство введенными Шеном порядками. Одни, правда, делают это крайне осторожно, другие же выступают против Шена в открытую. Причем до последнего времени особую активность проявлял ныне покойный вице-премьер, старый революционер и ветеран «большого скачка» [18] Мао, не переносивший выскочки Шена, в связи с чем закономерно возникает вопрос: что за тайные дела проворачивал в компании банкиров этот коммунистический бонза [19] , чей визит в Коулун проходил в обстановке строжайшей секретности? Пекин даже не смог заставить себя, закрыв глаза на обстоятельства гибели злосчастного представителя правящей верхушки, отдать последний долг убиенному в соответствии с принятыми в Китае традициями: кремация была проведена без каких-либо почестей.

18

«Большой скачок» (1958–1960 гг.) — волюнтаристская в основе своей программа ускоренного экономического и социального развития КНР, впоследствии подвергнувшаяся резкой критике со стороны китайского же руководства.

19

Бонза — название, данное европейцами буддийским жрецам и монахам в Китае и Японии; здесь это слово употребляется иронически.

— Что же касается «визитной карточки» убийцы — выведенного кровью автографа, то это еще одна ниточка, ведущая к Шену, — произнес взволнованно государственный советник и нервно потер лоб. — Но зачем понадобилось это преступнику? Я имею в виду — оставлять свое имя?

— Он делал свой бизнес, а это убийство было спектаклем. Ну как, начинаете понимать?

— Едва ли.

— Этот новый Борн прокладывает нам прямой путь к Шен Чу Янгу. Мы используем его в наших собственных интересах. Представьте себе только, некий самозванец занимает место мифического Борна, и если вдруг «настоящему» Борну удастся выследить и уничтожить своего двойника, то он сможет затем выйти и непосредственно на Шена. Все и впрямь не столь уж сложно. Созданный нами Джейсон Борн, воспользовавшись именем нового убийцы, запросто «подменит» его. А затем, в один прекрасный день, подаст «сигнал тревоги»: сообщит, будто случилось нечто такое, что всерьез грозит провалом столь тщательно разработанным планам Шена. И тот будет вынужден как-то отреагировать: он ведь не сможет допустить, чтобы его безопасности и безупречной до сей поры репутации угрожало хоть что-то. Шен должен будет войти в прямой контакт со своим, как считает он, наемником, чтобы во избежание всяких неурядиц убрать его. И, когда Шен приступит к последнему, мы не станем сидеть сложа руки.

— Все это нереально, — чуть ли не шепотом возразил Мак-Эллистер, пристально глядя на дипломата. — Судя по тому, что я от вас услышал, Уэбб — малоподходящая фигура для подобного рода делишек. Во всяком случае, сам-то он уж точно не захочет ввязываться в это.

— Если это так, то отсюда следует лишь один вывод: нам придется убедить его пойти на сотрудничество с нами, — заметил мягко Хевиленд. — В нашей работе — а откровенно говоря, я только ею и занимался всю свою жизнь — не возбраняется прибегать к некоторым мерам воздействия, дабы побудить нужного вам человека действовать согласно вашему плану. — Стареющий дипломат нахмурился, глаза его сделались пустыми и бесцветными. Потом он откинулся назад в своем кресле. Нетрудно было заметить, что Хевиленд испытывал чувство неловкости. — Порой заниматься подобными делами бывает весьма неприятно, ты с отвращением берешься за них, и все же в конечном итоге нередко случается так, что результат превосходит все ожидания и, таким образом, примененные тобою малопристойные, на первый взгляд, методы приносят в действительности гораздо больше пользы, чем вреда. Причем всем без исключения, кто в той или иной степени причастен к выполнению соответствующего задания.

— Мне трудно следить за ходом ваших мыслей.

— Скажу откровенно, Дэвид Уэбб стал Джейсоном Борном по той же, собственно, причине, по которой вступил в бригаду «Медуза». У него ведь отняли все: мать его детей и дети его были убиты.

— О Боже!..

— На этом пока закончим, — произнес Рейли, поднимаясь со своего кресла.

Глава 3

Мари! О Боже, Мари, опять все то же! Раздвигаются шлюзовые створы, а я бессилен что-либо изменить.

Я старался, дорогая, старался изо всех сил противостоять злому року, но водяной поток подхватил меня и понес прочь. Я тону, моя милая! Заранее предвидя, что ответишь ты мне, расскажи я тебе обо всем, предпочту промолчать, хотя и уверен, что ты и сама все поймешь, заглянув мне в глаза и услышав мой голос, — как тебе удается это, о том знаешь лишь ты одна. Ты скажешь, конечно, что мы не должны ни на миг расставаться. Что мне следует поделиться с тобою всем тем, что не дает мне покоя. И тогда мы вместе нашли бы выход из создавшегося положения. Вот именно: вместе! Но, Боже мой, разве могу я по собственной воле обречь тебя на новые страдания? Какой еще груз готова ты взвалить на свои плечи? И так уж судьба обошлась с тобою крайне несправедливо и жестоко. Доколь же еще будет длиться весь этот кошмар? Я так люблю тебя — всю тебя: и душу твою, и тело, — что порой словно теряю голову при одной только мысли о тебе! Как хотелось бы мне снять с тебя, пусть и совсем ненадолго, это тяжкое бремя, чтобы ты передохнула чуток, а напряженные из-за меня до предела нервы твои смогли бы вновь прийти в норму! Поверь мне, любовь моя, я в состоянии справиться с тем, что гнетет меня беспрестанно! Сумел же я выстоять только что, когда меня вновь охватил приступ отчаяния, не пал духом, как это бывало не раз. Да-да, мне удалось взять себя в руки, и внешне я выгляжу сейчас не так уж и плохо. Увидев меня, ты сама убедишься, что утром мне было значительно хуже. Поскорее бы снова оказаться рядом с тобою! Пойми, кроме тебя у меня ничего не осталось.

По лицу Уэбба струился пот, спортивный костюм прилипал к телу. Задыхаясь, он пробежал по холодной траве темнеющего в сгущающихся сумерках поля, раскинувшегося напротив, открытой трибуны, и затем по бетонной дорожке устремился к университетскому спортзалу. Осеннее солнце спряталось за каменными зданиями студенческого городка, хотя отблески его долго еще освещали вечернее небо, нависшее над простиравшимися вдали лесными массивами штата Мэн. Типичный для этого времени года студеный ветер буквально пронизывал все его тело насквозь. Он даже дрожал от холода. Врачам бы явно не понравилось это.

Однако справедливости ради заметим, что в целом он все же следовал медицинским советам, и сегодняшний день не был исключением. Курировавшие его врачи из государственной системы здравоохранения предупредили своего пациента, что всякий раз, когда в его памяти начнут внезапно возникать пришедшие из прошлого тревожные образы, фрагменты пережитого некогда, — а такое непременно случится, — самое лучшее, что он сможет сделать, чтобы ослабить их воздействие на свою психику, — это по-настоящему заняться спортом, требующим от спортсмена больших физических нагрузок. Его электрокардиограмма указывала на здоровое сердце, легкие тоже не вызывали у врачей нареканий, хотя к тому, что он курит, они относились крайне неодобрительно: чтобы привести в норму свой мозги и нервы, — а нынче он больше всего нуждался именно в этом, — он не должен давать пощады телу, способному много выдержать.

— Что плохого в паре сигарет или глотке спиртного? — говорил он эскулапам, не скрывая от них своих подлинных пристрастий. — Сердце бьется быстрее, в теле ощущается приятная легкость, а мозг обретает наконец долгожданный покой.

— Табак и алкогольные напитки всего-навсего антидепрессанты, или, говоря иначе, искусственные стимуляторы. В конечном итоге они приводят только к усилению депрессии, к нарастанию чувства тревоги, — отвечал тот единственный из врачей, к чьему мнению он прислушивался. — Бегайте, плавайте, занимаетесь с женой любовью или делайте еще что-то в этом роде. Не будьте идиотом и приходите в наш зал поиграть в баскетбол… Если вас не заботит ваша собственная судьба, то подумайте хотя бы обо мне. Я столько бился с вами, но пока что — никаких обнадеживающих результатов. Выкарабкивайтесь из того состояния, в которое вы попали, Уэбб. Стройте сами свою жизнь в соответствии с собственными наклонностями и — радуйтесь. Ведь в прошлом у вас складывалось все намного лучше, чем у большинства людей. Не забывайте об этом, а не то я отменю наши ежемесячные пирушки в любимых вами кабаках, и тогда катитесь ко всем чертям. Хотя, признаюсь, мне будет так недоставать их, этих гулянок, дьявол вас побери!.. Давайте, Дэвид, пора уже вам взяться за ум!

Моррис Панов был вторым после Мари человеком, с которым Уэбб шел на контакт. Как ни странно, но поначалу Мо не состоял на службе у правительства, и психиатру не предлагали даже пройти проверку на лояльность, к чему он и сам не стремился сперва, поскольку не собирался заглядывать в секретные ячейки подсознания неизвестной еще ему в ту пору таинственной личности, в коих покоилась ложь о Джейсоне Борне. Однако впоследствии Панов взбунтовался, пригрозив скандальными разоблачениями, если его не подвергнут проверке и лишат права голоса в предстоящем терапевтическом лечении субъекта, с которым свела его случайно сама судьба. И на то у него были весьма веские основания. Ведь он по существу дезинформировал обратившегося к нему за консультацией типа, и тот, якобы опираясь на его мнение, приговорил Дэвида к смерти, — еще немного, и он сгинул бы бесследно, подобно многим другим. Мысль о том, как он чуть было не стал виновником гибели человека, с которым даже не встречался ни разу, приводила Панова в ярость. А началось все с того, что к нему, как к специалисту, заявилось охваченное паникой некое лицо, вовсе не склонное, судя по его характеру, терять обычной для подобного сорта граждан выдержки, и обрушило на врача целый шквал «гипотетических» вопросов, касавшихся сошедшего, надо думать, с ума сверхсекретного агента, ставшего жертвой глубокого душевного кризиса. Не в силах отвязаться от визитера, Панов отвечал крайне неохотно и довольно уклончиво: он не мог и не желал ставить диагноз человеку, которого никогда не видел. И потому отделывался такими общими по сути своей словами, как «да», «конечно», «вполне возможно», «в этом нет ничего удивительного», «но, разумеется, сказать что-либо более определенное невозможно без проведения всестороннего терапевтического и психиатрического обследования интересующего вас гражданина». Да-да, невозможно. Он-то осознавал это и позднее не раз корил себя за то, что позволил втянуть себя в эту сомнительного содержания беседу. Мало что значащие высказывания врача были восприняты несведущим в медицине человеком как аргумент в поддержку смертного приговора Уэббу — «Джейсону Борну». Однако в самый последний момент Дэвид, даже не подозревавший о том, что подкрадывавшийся незаметно к своей жертве убийца уже вплотную приблизился к нему, был спасен. И это стало возможно лишь благодаря тому, что Моррис Панов вовремя определил то состояние, в котором находился этот несчастный.