Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Вы очень добры! — Дэвид полез в карман за кожаным бумажником, отсчитал деньги и протянул ей. — Кактус сказал, что вы позовете его, когда мы закончим.
— Нет необходимости: он ждет внизу, в зале.
— В зале?
— О, это прихожая с диванчиком и торшером, но мне так нравится называть прихожую залом! Это очень красиво звучит, не правда ли?
Фотографирование шло быстро, но с небольшими перерывами, во время которых Кактус с помощью зубной щетки и пульверизатора менял Дэвиду форму бровей, заставлял его натягивать на себя новую рубашку или куртку, — у Кактуса был гардероб, которому мог бы позавидовать
Затем мастер наклеил снимки на место и под большим увеличительным стеклом проштамповал их печатью Госдепартамента, изготовленной Кактусом собственноручно.
— Ни один таможенник к ним не прицепится, — уверенно заявил Кактус, протягивая Дэвиду три паспорта для оценки.
— Печати производят впечатление подлинных. Они еще лучше, чем прежде.
— Я поработал со штемпелем. Проще говоря, нанес пару-другую трещин, чтобы печати выглядели так, будто их поставили давно уже бывшим в работе штампом.
— Умопомрачительная работа, старый приятель!.. Такой старый, что я даже вспомнить не могу, как давно мы знакомы! Сколько я тебе должен?
— Ах, черт, не знаю даже! Работа пустяковая, но у меня был такой трудный год со всеми этими заварушками…
— Сколько же все-таки?
— А сколько тебя не разорит! Кто там знает, в какой ты сейчас ситуации, во всяком случае, прикидываю я, дядя Сэм не зачислил тебя на довольствие.
— У меня сейчас полный порядок!
— Ну что ж, тем лучше! Пятьсот будет как раз.
— Вызови такси, ладно?
— Придется долго ждать, да и неизвестно еще, появится ли вообще здесь такси или нет. Тут рядом мой внук с машиной, он и отвезет тебя куда надо. Он похож на меня, лишних вопросов не задает. Ты ведь торопишься, Дэвид, я чувствую. Идем, провожу тебя.
— Спасибо. Деньги я оставлю на столе.
— Хорошо.
Стоя спиной к Кактусу, Дэвид вынул деньги из кармана, отсчитал шесть банкнот по пятьсот долларов каждая и положил их на стол — туда, где потемнее: паспорта по тысяче долларов за штуку — это же просто подарок, но старый друг мог и обидеться, заметив, что Дэвид оставил намного больше названной им суммы.
За несколько кварталов от отеля, у забитого транспортом перекрестка Дэвид решил выйти из машины, дабы не компрометировать внука Кактуса. Юноша был студентом-старшекурсником, и, хотя не вызывало сомнений, что деда он обожает, очевидно было и другое: ему не хотелось бы иметь никакого отношения к занятиям старика.
— Пожалуй, здесь мы расстанемся, — сказал Дэвид, когда машина застряла в пробке. — Пройдусь немного пешком.
— Спасибо, — ответил молодой негр. Его голос звучал приятно и спокойно, в умных глазах читалось облегчение. — Я ценю это.
Уэбб посмотрел на него:
— Почему вы мне помогли? Предполагаю, что будущий юрист должен все время держать ухо востро с таким человеком, как Кактус.
— Вы не ошиблись. Но это замечательный старик, он очень много сделал для меня. Кроме того, сказал мне кое-что. Намекнул, что встреча с вами — большая удача для меня и что через много лет он, возможно, расскажет, кого я подвез в машине.
— Надеюсь, я смогу навестить вас
Вернувшись в номер, Дэвид пробежал глазами последний исписанный им листок, хотя мог бы и не делать этого: текст он знал наизусть. Это был список неотложных текущих дел. Согласно ему Уэбб должен был, в частности, отобрать немного одежды, упаковать ее в только что купленную сумку и избавиться от остальных вещей, включая пару пистолетов, которые он в ярости прихватил с собою из штата Мэн. Одно дело — разобрать оружие, завернуть в фольгу его детали и положить в чемодан, совсем другое — пронести его через пост электронной проверки. Пистолеты конечно же обнаружат. А сам он будет опознан.
Из этого вытекает, что ему надо будет сейчас незаметно выбросить в водосточный люк на улице и оружие в разобранном виде, и обоймы с патронами. А когда он окажется в Гонконге, то сможет купить все, что угодно: там этого добра навалом.
Кроме того, как ни тяжело ему это и мучительно, он обязан был заставить себя сесть и заново обдумать все, что было сказано Эдвардом Мак-Эллистером тем ранним вечером в штате Мэн. Все, что говорилось. Особое внимание следовало обратить на слова Мари, Что-то в той напряженной атмосфере недоверия и противостояния ускользнуло от Дэвида. Он чувствовал это, но что упустил, не знал.
Уэбб посмотрел на ручные часы. Было три часа тридцать семь минут. Время бежало быстро, усиливая с каждым часом то нервозное состояние, в котором он пребывал.
Он должен выдержать все, что ни выпадет на его долю!.. О Боже, где ты, Мари?
Конклин поставил стакан с имбирным пивом на грязную, всю в царапинах стойку бара в подозрительном заведении на Девятой улице. Он был его постоянным клиентом по одной простой причине: никто из его окружения — ни товарищи по работе, ни соседи по дому, о коих можно было бы, впрочем, и не упоминать, — никогда бы не решился войти сюда через эту грязную стеклянную дверь, и данное обстоятельство вызывало у него ощущение свободы. Здешние завсегдатаи принимали за своего этого калеку, который еще у входа снимал галстук и, хромая, шел к высокому стулу у разливного автомата в дальнем конце стойки, где всегда его ждал стакан, наполненный виски. Бармен, он же — владелец бара, не возражал против того, что Алексу звонили по телефону, установленному в древней, сохранившейся со старых времен будке, притулившейся к стене. Это и был его сверхсекретный телефон.
Вот и теперь аппарат зазвонил.
Конклин, хромая, проковылял к будке, вошел туда и, закрыв за собою дверь, снял трубку.
— Это «Тредстоун»? — поинтересовался мужской голос со странным акцентом.
— Нет, но я там бывал. А вы?
— Чего не было, того не было. Но я ознакомился с досье — на всех, кто был связан с той операцией.
Голос, подумал Алекс. Как же Уэбб описывал его? Манеру говорить? Кажется, он отмечал свойственный англичанам акцент. Утонченную речь, модуляции, типичные для жителей атлантического побережья. Несомненно, это тот человек. В общем, гномы сработали, движение началось. Кто-то, видать, перетрусил.