Прежде, чем их повесят
Шрифт:
Вест не знал, что ответить. Все так и было.
— Этот придурок заведет вас, черт возьми, в могилу! Все вы вернетесь в грязь! И будь я проклят, если пойду с вами! И ребята мои не пойдут! Мне осточертело расплачиваться за ошибки других! Довольно я понес потерь по милости Бетода! Идем, Ищейка. Пусть этот корабль дураков тонет без нас.
Тридуба, развернувшись, зашагал в ночь.
Ищейка пожал плечами.
— Не все у вас так уж плохо.
С заговорщическим видом он приблизился к Весту и что-то извлек из глубокого кармана. Вест опустил глаза: отварной
— Вот, раздобыл себе рыбу! — И зашагал вслед за вождем, оставив Веста на ледяном склоне, над которым разносилась боевая музыка принца Ладислава.
До заката
— Э-эй…
Кто-то бесцеремонно тряс сонного Глокту за плечо. Глокта осторожно повернул голову. В шее щелкнуло, и он стиснул зубы, чтобы не закричать от боли.
«Неужели смерть явилась сегодня с утра пораньше? — Он едва заметно приоткрыл глаза. — А-а! Нет, похоже, еще нет. Возможно, подоспеет к обеду».
Сверху вниз на него смотрела Витари, и в лучах утреннего солнца, льющихся через окно, ее колючие волосы казались лишь черным контуром, обрамляющим голову.
— Практик Витари! Не можете передо мной устоять? Очень, очень рад. Только если не возражаете, вам придется занять позицию сверху.
— Ха-ха! У нас гуркский посол.
— Кто?!
— Посредник. Вроде бы от самого императора.
Глокту охватила паника.
— Где?
— Здесь, в Цитадели. Общается с представителями городского совета.
— Черт бы всех подрал! — зарычал Глокта и сполз с кровати на пол, даже не обратив внимания на пронзившую ногу боль. — Почему меня не позвали?
Взгляд Витари помрачнел.
— Вероятно, они предпочитают общаться без вас. Может такое быть?
— Как он сюда вошел, черт побери?!
— Приплыл на лодке, под флагом парламентера. Виссбрук его и принял по долгу службы.
— По долгу службы! — яростно прошипел Глокта, пытаясь натянуть брюки на дрожащую онемевшую ногу. — Жирный урод! Долго он уже здесь сидит, этот парламентер?
— Достаточно, чтобы организовать с советом славную каверзу, если такова цель встречи.
— Черт! — Глокта, морщась, влез в рубашку.
Гуркский посол выглядел поистине величественно: крупный нос с горбинкой, блестящие умные глаза, длинная редкая борода аккуратно причесана. В просторном белом одеянии и высоком головном уборе мерцали золотые нити, подсвеченные ярким утренним солнцем. Высокий, худощавый, держался он неестественно прямо, вытянув длинную шею и задрав подбородок, а потому на все, чего бы ни удостоил его взор, смотрел сверху вниз. На его фоне просторный, великолепный зал казался жалкой потертой комнатушкой. Посол мог бы запросто сойти за императора.
Мокрый от пота, с мученически перекошенным лицом Глокта шаркал через зал, прекрасно отдавая себе отчет, каким скрюченным неуклюжей он выглядит.
«Встреча жалкой вороны и роскошного павлина. К счастью, победы не всегда достаются самым красивым. Мне повезло».
За длинным, на удивление пустынным столом
«Еще бы! Вот ублюдки».
— Где же нынче лорд-губернатор? — рявкнул он.
— Отцу нездоровится, — промямлил Вюрмс.
— Жаль, что вы не остались ухаживать за больным. А где Кадия? — Ответа не последовало, он съязвил: — Какое счастье, что у вас троих более крепкие желудки! Я — наставник Глокта, — представился он послу. — Что бы вам ни наговорили, руковожу здесь я. Простите за опоздание, меня не предупредили о вашем визите.
Он испепеляюще взглянул на Виссбрука, но тот не отважился поднять на него глаза.
«И правильно, строптивый болван! Я этого не забуду».
— Меня зовут Шаббед аль Излик Бурай. — На общем языке посол говорил безупречно, голос у него был звучный, властный, такой же надменный, как и манера держаться. — Я пришел к вам в качестве парламентера от законного властителя Юга, могущественного императора великого Гуркхула и кантийских земель Уфмана-уль-Дошта, обожаемого, повергающего в трепет, благословеннейшего помазанника правой руки Бога, пророка Кхалюля.
— С чем вас и поздравляю. Я бы поклонился, но спина болит — потянул мышцы, выбираясь из кровати.
Излик едва заметно презрительно улыбнулся.
— Воистину, травма, достойная воина. Я готов принять капитуляцию Дагоски.
— Неужели? — Глокта развернул ближайшее кресло и обессиленно в него опустился. «Будь я проклят, если простою еще хоть секунду ради этого длинного олуха». — Если не ошибаюсь, капитуляцию предлагают после сражения.
— Если сражение все-таки состоится, оно будет недолгим. — Посол прошел к окну. — На полуострове в боевом порядке выстроены пять легионов. Двадцать тысяч копий, и это лишь малая часть собирающегося войска. Солдат у императора больше, чем песка в пустыне. Сопротивляться нам — все равно что бороться с приливом. И вы это знаете.
Скользнув глазами по виноватым лицам членов городского совета, посол вонзился презрительным взглядом в Глокту — взглядом победителя.
«Что ж, его уверенность вполне объяснима… Возможно, он и правда победил…»
— При таком перевесе сил на бой согласится только глупец или безумец. Вы, розовые, никогда здесь не жили. Император дает вам шанс покинуть Юг живыми и невредимыми. Откройте ворота, и вы свободны. Плывите на своих крохотных лодчонках на свой крохотный остров — и пусть кто-нибудь посмеет обвинить Уфмана-уль-Дошта в недостатке великодушия. На нашей стороне сражается Бог. Вы обречены.
— Не знаю, не знаю… Во время последней войны мы сумели за себя постоять. Все мы помним падение Ульриоха. Я прекрасно помню. Полыхал город знатно. Особенно храмы. — Глокта пожал плечами. — Наверное, в тот день Бог бродил где-то в ином месте.
— В тот день — наверное. Но были и другие сражения. Я уверен, вы помните схватку на мосту, где в наши руки попал молодой офицер. — Посол улыбнулся. — Бог, он везде.
У Глокты задергалось веко. «Знает, сволочь, что такое не забывается», — вздохнул он.