Прежде, чем их повесят
Шрифт:
Посол с презрительной ухмылкой смотрел в сторону, будто разговаривать с Глоктой было ниже его достоинства.
«Богач, которого достали уличные попрошайки. Ничего, скоро мы развеем его иллюзии».
— Нам известно, что в городе действует предатель. Один из членов городского совета. Скорее всего, один из трех достопочтенных граждан, которым вы недавно выставили ультиматум. Я желаю услышать имя.
Посол молчал.
— Я милостив, — провозгласил Глокта, беспечно взмахивая рукой, точь-в-точь как несколько минут назад взмахивал посол, —
— Я явился сюда по поручению самого императора под флагом парламентера! Причинить вред безоружному посланцу — это нарушение правил! Так войну не ведут!
— Парламентер? Нарушение правил? — Глокта рассмеялся.
Рассмеялся Секутор. Рассмеялась Витари. Иней хранил молчание.
— По-вашему, они существуют? Рассказывайте эту чушь ребятишкам вроде Виссбрука. Во взрослые игры играют иначе. Кто предатель?
— Мне жаль тебя, калека! Когда крепость падет…
«Оставь свою жалость себе — пригодится».
Кулак Инея бесшумно врезался послу в живот. Гурк выпучил глаза, открыл рот и надрывно, почти до рвоты, закашлялся сухим кашлем. Попытался вдохнуть — и снова закашлялся.
— Странно, не правда ли? — задумчиво проговорил Глокта, глядя, как посол тщетно ловит ртом воздух. — Все люди — большие, маленькие, худые, толстые, умные, глупые — одинаково реагируют на удар кулаком под дых. Только что ты — могущественнейший человек в мир, а спустя секунду не можешь даже дышать. Некоторые виды власти — лишь игры разума. Этому меня научили ваши люди в недрах императорского дворца. Уверяю вас, там не было правил ведения войны. Вам все известно о схватках, мостах и молодых офицерах, вы знаете, что я примерял вашу нынешнюю шкуру. Однако в нашем положении есть существенная разница: я был беспомощен, а вы можете в любой миг разрешить это неприятное недоразумение. Просто назовите имя предателя — и можете идти.
Дыхание посла постепенно выравнивалось.
«А вот спесь вряд ли вернется».
— Не знаю я никакого предателя!
— Неужели? То есть хозяин-император посылает вас в Дагоску, не снабдив столь важными сведениями? Сомневаюсь. Но если это правда, то вы мне не нужны.
Пленник сглотнул комок в горле.
— Мне ничего не известно о предателе.
— Посмотрим.
Иней ударил посла большим белым кулаком в лицо. Тот повалился вбок, но упасть ему не дал второй кулак альбиноса: удар в голову, удар в нос… Посол упал на пол, увлекая за собой кресло. Иней и Секутор подняли кресло и швырнули в него задыхающегося пленника. Витари, сложив на груди руки, молча наблюдала за происходящим.
— Все это очень больно, — сказал Глокта, — но боль можно терпеть, если знаешь, что мучения скоро закончатся. Скажем, к закату. Для того чтобы по-настоящему быстро расколоть человека, нужно ему пригрозить. Пообещать что-нибудь отрезать. Нанести рану, которая никогда не заживет. Мне ли не знать…
— А-аххх-ррр! — извиваясь в кресле, завопил посол.
Секутор обтер нож о рукав
«На протяжении долгих месяцев, в такой же раскаленной камере, прислужники императора превращали меня в отвратительную уродливую пародию на человека. И вот он, миг отмщения! Вот она, возможность сотворить, шаг за шагом, то же самое с одним из мучителей! Вроде бы в душе должна вспыхнуть хоть искра удовольствия, но я… ничего не чувствую. Кроме собственной боли».
Он, морщась, вытянул ногу, а когда колено щелкнуло, с шипением втянул воздух меж беззубых десен.
«Тогда зачем я это делаю?»
Глокта вздохнул.
— За ухом последует палец на ноге. Потом на руке. Потом глаз, кисть, нос и так далее. Понимаете? Хватятся вас от силы через час, а работаем мы быстро. — Он кивнул на отсеченное ухо. — К тому времени вы станете горкой мяса. Если потребуется, я буду резать вас, пока вы не превратитесь в мешок потрохов с языком, но имя предателя узнаю, уж поверьте. Ну? Что вам известно?
Тяжело дыша, посол молча смотрел на Глокту; из великолепного носа струилась кровь и, стекая по подбородку, капала на белое одеяние.
«Потерял от шока дар речи? Или обдумывает, что делать дальше? Впрочем, какая разница!»
— Вы меня утомляете. Иней, займись руками.
Альбинос схватил гурка за запястье.
— Погодите! — взвыл посол. — Господи, спаси! Погодите! Это Вюрмс. Корстен дан Вюрмс, сын императора!
«Вюрмс… Почти очевидно. Правильные ответы обычно всегда лежат на поверхности. Этот маленький ублюдок продал бы родного отца, если бы нашелся покупатель…»
— И женщина, Эйдер!
Глокта нахмурился.
— Эйдер? Вы уверены?
— Это ее затея! Она все от начала до конца и придумала!
Глокта задумчиво пососал пустые десны. Во рту стало кисло.
«Странное чувство: не то ужасное разочарование, не то пугающее осознание, что всегда это знал… У нее имелось все необходимое, чтобы пойти на предательство: мозги, отвага и деньги. Жаль… Впрочем, было бы глупо надеяться на счастливый исход этой истории».
— Эйдер и Вюрмс, — проговорил Глокта. — Вюрмс и Эйдер. Итак, маленькая гнусная тайна наконец раскрыта. — Он поднял взгляд на Инея. — Ты знаешь, что делать.
Неравные силы
Над травой поднимался холм — правильный, будто рукотворный конус. Такая внушительная возвышенность посреди обширной равнины? Странно… Место не внушало Ферро доверия.
Вершину неровным кольцом окаймляли побитые стихиями щербатые камни, такие же камни россыпью усеивали склоны: маленькие, не выше колена, большие, в два человеческих роста. Одни стояли торчком, другие лежали.
Темные, голые, бросающие вызов ветру. Древние, холодные, грозные. Ферро смерила их хмурым взглядом — и камни как будто нахмурились в ответ.