Прежде, чем их повесят

Аберкромби Джо

Ладислав словно догадался об этих мыслях.

— Вы не представляете, как мне тяжело! — выпалил он.

— Конечно, нет! — рявкнул Вест, потеряв остатки терпения. — Ах да, вам же еще приходится тащить лишний груз — мой плащ!

Принц моргнул, посмотрел на сырую землю, двигая челюстью.

— Вы правы. Прошу прощения. Конечно, я понимаю, что обязан вам своей жизнью. Просто к подобному я не привык. И вообще ко всему этому не привык. — Он дернул потертые и грязные отвороты мундира и огорченно хихикнул. — Мать всегда

говорила, что мужчина должен хорошо выглядеть в любых обстоятельствах. Интересно, что она сказала бы сейчас.

Впрочем, как отметил Вест, принц не предложил вернуть плащ.

Ладислав нахохлился.

— Полагаю, доля вины за все случившееся ложится и на меня.

Доля? Вест охотно угостил бы принца пинком доли сапога.

— Я должен был послушать вас, полковник. Я ведь знал. Осторожность — лучшая стратегия на войне, да? Это всегда было моим девизом. И вот дал этому идиоту Смунду вовлечь себя в безрассудство. Он всегда был идиотом!

— Лорд Смунд заплатил собственной жизнью, — пробурчал Вест.

— Жаль, что он не сделал этого на день раньше — мы не влипли бы в такую ситуацию! — Губы принца чуть скривились. — Как думаете, Вест, что об этом скажут дома? Что теперь скажут обо мне?

— Понятия не имею, ваше высочество. — Вряд ли будут говорить хуже, чем уже говорят. Вест пытался смирить гнев и встать на место Ладислава. Принц был совершенно не готов к трудному маршу, у него не было сил, он во всем зависел от других. Ему никогда не приходилось принимать решений сложнее, чем выбор шляпы, а теперь он ответственен за тысячи смертей. Конечно, он не знает, что делать в сложных обстоятельствах.

— Если бы только они не побежали. — Ладислав сжал кулак и раздраженно стукнул по корню дерева. — Почему они не остались и не сражались, трусливые твари? Почему не сражались?

Вест закрыл глаза и постарался забыть о холоде и голоде, о боли; он постарался потушить ярость в груди. Так всегда. Едва Ладислав начинал вызывать хоть тень симпатии, он тут же ляпал тошнотворную ересь, которая возвращала отвращение Веста.

— Не могу знать, ваше высочество, — только и смог процедить Вест сквозь зубы.

— Все, — прорычал Тридуба. — Пора! Встать, и никаких отговорок!

— Полковник, разве уже пора?

— Боюсь, что так.

Принц вздохнул и с содроганиями поднялся на ноги.

— Не представляю, как они справляются, Вест.

— По шажочку, ваше высочество.

— Ну конечно, — проворчал Ладислав, ковыляя между деревьями вслед за двумя заключенными. — По шажочку.

Вест размял лодыжки и нагнул голову, чтобы идти, но тут почувствовал, как на него упала чья-то тень. Черный Доу вышел на тропинку, загородив ее могучим плечом, приблизив жуткое лицо к Весту. Он кивнул вслед медленно удалявшемуся принцу и прорычал на северном наречии:

— Хочешь, я его убью?

— Если только тронешь кого-то из них! — выпалил Вест, не успев придумать продолжения. — Я…

— Ну?

— Я убью тебя.

А что еще оставалось говорить? Вест почувствовал себя мальчишкой, который выпаливает смехотворные угрозы на школьном дворе. На очень холодном и опасном дворе. Мальчишке, который в два раза больше.

Но Доу только улыбнулся.

— Для тощего ты очень храбрый. Что это мы об убийствах заговорили? Уверен, что хватит поджилок?

Вест попытался казаться большим, что было сложно сделать, стоя ниже по склону и согнувшись от изнеможения. Нельзя показывать страх, если хочешь справиться с опасной ситуацией, как бы ты ни боялся.

— Хочешь проверить? — Вест сам слышал, как слаб его голос.

— Могу.

— Дай знать, когда соберешься. Ни за что не пропущу.

— Не беспокойся, — прошептал Доу и, отвернувшись, сплюнул. — Ты узнаешь, когда проснешься с перерезанным горлом.

И Доу пошел вверх по глинистому склону не спеша — чтобы было ясно, что он не испугался. Вест хотел бы сказать то же про себя. Сердце бешено колотилось, пока он продирался между деревьями, догоняя остальных. Он не останавливаясь миновал Ладислава и поравнялся с Катиль, приноравливаясь к ее шагам.

— Вы в порядке? — спросил он.

— Бывало хуже. — Она оглядела Веста с ног до головы. — А вы?

Вест внезапно представил, на кого похож. Старый мешок с прорезями для рук натянут на грязный мундир, сверху пояс, тяжелый меч заткнут за него и колотит по ногам. Зудящая щетина покрыла челюсть, а лицо наверняка в пятнах — гневно-алых и трупно-серых. Вест сунул руки под мышки и грустно улыбнулся:

— Замерз.

— Оно и видно. Наверное, не стоило отдавать плащ.

Пришлось кивнуть в ответ. Заметив между ветвями сосен спину Доу, Вест прокашлялся.

— Никто из них не… приставал к вам?

— Приставал ко мне?

— Ну, то есть… — Вест замялся. — Женщина среди этих мужчин, они к такому не привыкли. Как этот Доу пялится на вас. Я не…

— Очень благородно с вашей стороны, полковник, но не стоит беспокоиться. Они всего лишь пялятся, а мне доставалось и хуже.

— Хуже него?

— В первом лагере, куда я попала, комендант положил на меня глаз. Наверное, что-то во мне оставалось от сытной вольной жизни. Он морил меня голодом, чтобы добиться своего. Пять дней без еды.

Вест поежился.

— Этого хватило, чтобы он сдался?

— Они не сдаются. Пять дней смогла продержаться я. Делаешь, что приходится.

— То есть…

— Что приходится. — Катиль пожала плечами. — Гордиться тут нечем, но и стыдиться я не буду. Гордостью и стыдом сыт не будешь. Единственное, о чем я жалею, — о пяти днях голодовки, о пяти днях, когда могла бы есть вдоволь. Делаешь, что приходится. И неважно, кто. Если голодаешь…

Катиль снова пожала плечами.

— А ваш отец?