При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века
Шрифт:
Образ Филиппа Доброго в восприятии бургундских придворных хронистов [188]
Любой двор монарха в Средние века [189] являлся не только политическим центром государства, местом, где была сосредоточена властная элита и крупная аристократия, но также и культурным центром [190] . Двор, при котором творили живописцы, поэты, музыканты и представители других искусств, определял основные тенденции развития культуры, диктовал нормы поведения, моду. Бургундский двор [191] выделялся на фоне дворов других европейских государей не только своей роскошью и богатством. Именно двор герцогов Бургундских стал местопребыванием многих из наиболее крупных и известных представителей французской культуры позднего Средневековья. В настоящей работе хотелось бы обратить внимание как раз на тех, кто составлял так называемую «бургундскую школу» не только в историографии, но и в письменной культуре в целом. При этом нас будет интересовать в первую очередь вопрос о восприятии ими герцога Филиппа Доброго, с которым связывают период наивысшего подъема (как политического, так и культурного) Бургундского государства.
188
Опубликовано в: Французский ежегодник – 2014. Жизнь двора во Франции от Карла Великого до Людовика XIV / под ред. А. В. Чудинова, Ю. П. Крыловой. М., 2014. С. 115-150.
189
В отечественной историографии проблематика монаршего двора стала активно изучаться благодаря усилиям научной группы «Власть и общество» под руководством Н.А. Хачатурян. За последние 10 лет появилось несколько коллективных монографий, затрагивающих различные аспекты жизни двора. См., например: Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель среда / под ред. Н.А. Хачатурян. M.-СПб., 2001; Королевский двор в политической культуре средневековой Европы / отв. ред. Н.А. Хачатурян. М., 2004; Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти / отв. ред. Н.А. Хачатурян. М., 2006; Королевский двор в Англии XV-XVII веков / ред. и сост. С. Е. Федоров. СПб., 2011. Об изучении темы двора в медиевистике см .-.Хачатурян Н. А. Проблемы и перспективы в изучении темы королевского двора // Хачатурян Н.А. Власть и общество в Западной Европе в Средние века. М., 2008. С. 228-238.
190
См.: Хачатурян
191
Историография бургундского двора, в том числе придворной культуры, достаточно обширна. См., например: Paravicini W. The Court of the Dukes of Burgundy. A Model for Europe?// Princes, Patronage and the Nobility. The Court at the Beginning of the Modern Age c. 1450-1650. Oxford, 1991. P. 69-102; «A I'heure encore de mon escrire». Aspects de la litterature de Bourgogne sous Philippe le Bon et Charles le Temeraire / ed. C. Thiry. Lou-vain-la-Neuve, 1997; A la Cour de Bourgogne. Le due, son entourage, son train / dir. J.-M. Cauchies. Turnhout, 1998; La cour de Bourgogne et I'Europe: Le rayonnement et les limites d'un modele culturel / dir. W. Paravicini. Ostfildern, 2013; Staging the Court of Burgundy / ed. A. Van Oosterwijk. Turnhout, 2013. См. также материалы ежегодных конференций Европейского центра бургундских исследований: Publications du Centre europeen d'Etudes bourguignonnes (далее – РСЕЕВ).
«Я не знал ни одной другой сеньории или страны, которая бы при всех равных условиях и даже будучи гораздо большей по размерам, столь же изобиловала богатством – движимостью и постройками, где бы столь же расточительно тратились деньги и устраивались богатые празднества и пиршества, как в этой стране в то время, когда я там жил» [192] . Так написал в своих «Мемуарах» Филипп де Коммин о Бургундском государстве, процветавшем, по его мнению, 120 лет, из которых почти полвека приходилось на правление Филиппа Доброго (1419-1467). По мнению французского исследователя Ж. Бланшара, воспоминание о времени этого процветания и счастья является лейтмотивом произведения Коммина [193] , связавшего свою судьбу со службой французскому королю. Третий герцог Бургундский из династии Валуа не только значительно расширил владения Бургундского дома. При нём Бургундия превратилась в одно из ведущих политических образований на карте Европы, а двор герцога смог затмить дворы королей и императора. Филипп Добрый привлекал на службу крупнейших художников и музыкантов эпохи, устраивал грандиозные празднества и рыцарские турниры, а о его богатстве и щедрости ходили легенды. Поэтому неудивительно, что образ «Великого герцога Запада» ассоциировался у современников с благополучием и процветанием Бургундии и вызывал живейший интересу исследователей. Впрочем, монографических работ, посвященных Филиппу Доброму, не так много. Последней попыткой наиболее полно проанализировать все аспекты политической и экономической истории Бургундского государства при Филиппе Добром стала книга Р. Воэна, появившаяся в 1970 [194] . Именно Воэн, в отличие от других историков, оказался достаточно критичен в отношении результатов правления герцога. За пышностью двора он сумел разглядеть существенные просчеты в политике Филиппа Доброго и сделал неутешительный вывод о неудачных для Бургундского государства итогах его правления.
192
Коммин Ф. де. Мемуары / пер. Ю. П. Малинина. М., 1986. С. 185.
193
Blanchard J. Philippe de Commynes. Paris, 2006. P. 20-25.
194
Vaughan R. Philip the Good. The Apogee of Burgundy. London, 1970. Переиздание этого труда P. Воэна (Woodbridge, 2002) снабжено обстоятельным историографическим очерком Г. Смолла, в котором указаны все появившиеся с 1970 г. работы, относящиеся к периоду правления Филиппа Доброго. Из более ранних трудов см.: Bonenfant Р. Philippe le Bon. Bruxelles, 1943 (переиздано вместе с некоторыми статьями: Bonenfant Р. Philippe le Bon. Sa politique, son action. Bruxelles, 1996); Huizinga J. La Physionomie morale de Philippe le Bon // Annales de Bourgogne. 1932. T. 4. P. 101-129. Книга Э. Бурассена о Филиппе Добром (Bourassin Е. Philippe le Bon, le grand lion de Flandres. Paris, 1983), несмотря на любопытные детали из жизни герцога и двора, является достаточно популярным очерком. Кроме названных работ, см. главы, посвященные эпохе Филиппа Доброго, в следующих общих работах по истории Бургундского государства: Prevenier W., Blockmans W. The Burgundian Netherlands. Cambridge, 1986; Schnerb B. L'Etat bourguignon 1363-1477. Paris, 1999; Prevenier W., Blockmans W. The Promised Lands. The Low Countries under Burgundian Rule, 1369-1530. Philadelphia, 1999; Brown A. The Valois Dukes of Burgundy. Oxford, 2002.
Однако современникам всё казалось совершенно иным. Попытаемся выделить основные мотивы в восприятии бургундскими придворными (историками, поэтами и государственными деятелями) [195] Филиппа Доброго – его личных качеств, политики.
Для политической мысли позднего Средневековья характерно особое внимание, уделяемое авторами персоне правителя. По всеобщему убеждению, именно от государя в конечном итоге зависела судьба его подданных, способность государства противостоять трудностям, вызываемым внутренними конфликтами и внешней агрессией [196] . Следовательно, фигура монарха, его личные качества и способности стали преобладающей темой в политических концепциях.
195
Большинство этих авторов принадлежали к т. н. «бургундской школе» историков, если использовать термин, предложенный Огюстом Молинье (см.: Molinier А. Les sources de l'histoire de France des origines aux guerres d'ltalie. Paris, 1904. P. 186). О ней см.: Асейнов Р. М. Историческая культура при дворе герцогов Бургундских: к вопросу о «бургундской школе» // Придворная культура эпохи Возрождения / отв. ред. Л. М. Брагина, В. М. Володарский. М., 2014. С. 134-151, а также в настоящем издании.
196
Подробнее об образе идеального государя в позднее Средневековье см.: Krynen J. Ideal du prince et pouvoir royal en France `a la fin du Moyen Age (1380-1440). Paris, 1981. P. 54, 71, passim.
В сочинениях бургундских придворных авторов можно найти портреты практически всех европейских правителей XV в., но главным образом их внимание останавливалось на персонах герцогов Бургундских и королей Франции, что отражало политическую ситуацию, в которой находилось Бургундское государство в то время. Само отношение авторов к тем или иным государям также диктовалось этой политической действительностью, их целями или собственными пристрастиями, несмотря на частые упоминания о творческой независимости. Впрочем, очевидная ангажированность не мешала им в определенные моменты критиковать герцогов, исходя из более важных соображений, чем простая преданность своему господину [197] .
197
См.: Асейнов Р. М. Субъективность в истории: образ автора в бургундских хрониках и мемуарах // Историческая память в культуре эпохи Возрождения / отв. ред. Л. М. Брагина. М., 2012. С. 184-206, а также в настоящем издании.
Бургундская литература изобилует трактатами, панегириками и историческими сочинениями, посвященными Филиппу Доброму. К тому же все бургундские хроники XV в. так или иначе охватывают время его правления, а значит, дают оценку этому герцогу. В данной работе хотелось бы остановиться на сочинениях панегирического характера – отдельных или включенных в текст хроник и мемуаров. Таковыми являются трактаты «Книга о добродетелях герцога Бургундского и Брабантского Филиппа» (Liber de virtutibus Philippi Burgundiae et Brabantiae ducis») Жана Жермена [198] , «Восхваление подвигов и славных деяний герцога Филиппа, который называл себя великим герцогом и великим львом» (Declaration de tous les hauts faits et glorieuses adventures du due Philippe de Bourgogne, celuy qui se nomme le grand due et le grand lyon) Жоржа Шатлена [199] , «Трон чести» (Le trosne d'honneur) Жана Молине [200] , а также отрывки из «Истории Золотого руна» Гийома Фийатра [201] , «Мемуаров» Оливье де Ла Марша [202] , «Мемуаров» Филиппа де Коммина и «Древностей Фландрии» Филиппа Виланта [203] . Три первых автора посвятили Филиппу Доброму отдельные произведения. Жермен в 1451 г. на капитуле ордена Золотого руна в Монсе преподнес графу Карлу де Шароле (будущему герцогу Карлу Смелому) книгу о добродетелях отца [204] , призывая юного наследника бургундского престола следовать его примеру. С той же целью Шатлен написал трактат о деяниях Филиппа Доброго, но уже через несколько месяцев после его смерти (лето 1467 г.). В «Обращении к герцогу Карлу» он снова будет апеллировать к образу Филиппа Доброго, чтобы наставить нового правителя в добродетели [205] . Жан Молине откликнулся на смерть герцога прозиметром «Трон чести» (1467), в котором высказал мысль о том, что благодаря своим добродетелям Филипп Добрый восходит на трон чести [206] . Что же касается четырех последних авторов, то они включили панегирики или рассуждения о Филиппе Добром (причем достаточно компактно) в свои основные труды, при этом время написания этих текстов разнится. Если «История Золотого руна» Фийатра относится к началу 1470-х гг. (автор умер в 1473 г.), то главы из «Мемуаров» де Да Марша и введение, в которых он говорит о Филиппе Добром, были написаны во второй половине 1480-х – 1490-е гг. Труд Виланта относится, по-видимому, к началу XVI в.
198
Chronique relatives "a l'histoire de la Belgique (Textes latins) / ed. J. Kervyn de Lettenhove. Bruxelles, 1876. P. 1-115.
199
Chastellain G. CEuvres / ed. J. Kervyn de Lettenhove. Bruxelles, 1863-1865. Vol. VII. P. 213-236.
200
MolirietJ. Faictz et Dietz / ed. N. Dupire. Paris, 1936-1939. Vol. I. P. 45-58.
201
Guillaume Fillastre D. J. Ausgew"ahlte Werke / hg. M. Prietzel. Ostfildern, 2003. S. 268-302.
202
La Marche O. de. M'emoires / ed. H. Beaune et J. dArbaumont. Paris, 1883-1888. Vol. I-IV.
203
Wielant Ph. Recueil des antiquites de Flandre // Recueil des Chroniques de Flandre / ed. J.-J. de Smet. Bruxelles, 1865. T. 4. P. 52-57.
204
Die Protokollb"ucher des Ordens vom Goldenen Vlies / hg. S. D"unnebeil. Stuttgart, 2001. Bd. 1. S. 105.
205
См.: Асейнов P. M. Образ государя в «Обращении к герцогу Карлу» Ж. Шатлена // Власть, общество, индивид в средневековой Европе / под ред. Н.А. Хачатурян. М., 2009. С. 398-422, а также в настоящем издании.
206
Все
У данной работы нет цели осветить все добродетели, приписываемые Филиппу Доброму. Многие из них традиционно указывались применительно ко всем государям [207] . В первую очередь хотелось бы обратить внимание на те из них (безусловно, важные и с точки зрения хронистов, и на наш взгляд тоже), которые позволяют прояснить политическую позицию рассматриваемых авторов, выявить их симпатии и антипатии, что позволило бы продемонстрировать наличие различных взглядов при бургундском дворе. Какие именно качества правителя они выносят на первый план, что превозносят, а что, наоборот, осуждают? Эти порой небольшие и краткие указания помогают судить о причинах, побудивших того или иного автора взяться за написание конкретного сочинения, об их принадлежности к одной из групп при бургундском дворе. Это тем более важно, что большинство подобных сочинений были написаны уже после смерти герцога, в правление его сына Карла Смелого или даже после гибели последнего. Данный факт придает суждениям авторов еще больший интерес. Да и само описание образа Филиппа Доброго почти всегда идет в сравнении с образом Карла Смелого. Кроме того, выделяя то или иное качество герцога, авторы иногда дают возможность исследователям отметить некоторые особенности придворной жизни в эпоху двух последних герцогов Бургундских из династии Валуа.
207
Ж. Кринен отмечает, что почти во всех зерцалах государя перед читателем предстает один и тот же идеальный образ правителя – благочестивого, смиренного, мудрого, благоразумного, смелого, справедливого и щедрого (Krynen J. Ideal du prince et pouvoir royal en France. P. 54).
Однако Филиппа Доброго сравнивали не только с сыном, но и с другими государями той эпохи. Как не вспомнить знаменитую «Галерею принцев» из хроники Шатлена [208] ? Без сомнения, для нас наибольший интерес представляет сравнение герцога с французскими королями.
Оливье де Ла Марш, описывая двор Карла Смелого, заметил, что первейшей обязанностью государя является служение Богу [209] . В этом плане все авторы отмечают необыкновенную набожность Филиппа Доброго. Молине в «Троне чести» проводит герцога по двум небесам, получившим названия Истина (Verite), олицетворяемая Церковью, и Исключительность благодати (Singularite de grace) [210] . По словам Шатлена, герцог «служил Богу и страшился его, особо почитал Богоматерь» [211] . Герцог много часов проводил в молитвах, как пишет Фийатр, заказывал мессы во многих храмах, раздавал милостыню [212] . Ему вторит и первый официальный историограф, указывающий, что Филипп Добрый любил давать милостыню щедро, причем тайно [213] . Также Шатлен сообщает, что герцог основал много храмов, в том числе на Святой земле, в Иерусалиме. Иными словами, поступки Филиппа Доброго соответствовали тому, что полагалось делать истинному христианскому государю. Его благочестие, естественно, не ограничивается тем, что указали наши авторы. Французский историк Б. Шнерб посвятил весьма обстоятельное исследование свойственным герцогу проявлениям благочестия, о которых умалчивают авторы в рассматриваемых нами сочинениях. Среди них – паломничества, щедрые пожертвования монастырям и церквям, почитание святых, в том числе покровителей Французского королевского дома.
208
Chostelloin G. CEuvres. Vol. II. Р. 151-189.
209
La Marche О. de. M'emoires. Vol. IV. P. 2.
210
Molinet J. Faictz et Dietz. P. 53-55.
211
Chastellain G. CEuvres. Vol. VII. P. 222.
212
Guillaume Fillastre D. J. Ausgew"ahlte Werke. S. 292.
213
Chastellain G. CEuvres. Vol. VII. P. 222.
Одной из ключевых тем в характеристике герцога является защита церкви и христианства. Идеальный государь должен выполнять свои обязанности перед Богом и церковью, поэтому Жан Жермен именно с этой добродетели начинает свой трактат [214] . В период Великой схизмы данный факт становился особенно важным в характеристике правителя. С этой точки зрения, герцоги Бургундские представлялись в очень выигрышном свете. У Шатлена Филипп Добрый выступает как единственный защитник папского престола во время трудностей, связанных с соборным движением [215] . Особое рвение проявлял герцог и в освобождении Святой земли [216] , в его политике важное место занимала организация крестового похода против турок [217] . Эта неудавшаяся затея послужила всё же отличным поводом для восхваления герцога, позволяя противопоставить его другим государям, пренебрегшим делом защиты церкви. Шатлен вкладывает даже в уста Карла VII похвалу Филиппу Доброму. Король, узнав о намерении герцога, отметил, что последний является самым уважаемым принцем из всех [218] , что, впрочем, не мешало ему препятствовать осуществлению этого плана. Трактат Жана Жермена практически целиком преследовал цель обосновать крестоносные амбиции Филиппа Доброго, показать его единственным защитником христианства. Следствием этого стало включение в текст рассказа о посольствах Жоффруа де Туази, об осаде мамлюками Родоса в 1444 г. [219] Первый канцлер ордена Золотого руна не преминул воспользоваться случаем, чтобы продемонстрировать желание герцога отправиться на освобождение Святой земли, заручившись при этом поддержкой других государей, для чего к ним были отправлены посольства: к папе Николаю V во главе с Жаном де Круа, к королю Франции во главе с самим Жаном Жерменом и т. д. [220] . Жермен заканчивает свое сочинение рассказом о подавлении восстания в Генте в 1453 г., когда, по его мнению, уже ничто не мешает герцогу сосредоточиться на своей главной задаче – организации крестового похода.
214
Jean Germain. Liber de virtutibus. P. 5-6.
215
Cha Stella in G. CEuvres. Vol. VII. 217; Vol. II. P. 220.
216
О почитании Святой земли см.: Paviot J. La devotion vis-"a-vis de la Terre sainte au XVе siede. L'exemple de Philippe le Bon (1396-1467) // Autour de la premiere crois-ade. Actes du colloque de Clermont-Ferrand (juin 1995) / ed. M. Balard. Paris, 1996. P. 401-411.
217
См.: M"uller H. Kreuzzungspl"ane und Kreuzzugspolitik des Herzogs Philipp des Guten von Burgund. G"ottingen, 1993; Paviot J. L'ordre de la Toison d'or et la Croisade // L'Ordre de la Toison d'or de Philippe le Bon "a Philippe le Beau (1430-1505). Ideal ou reflet d'une societe? / dir. P. Cockshaw. Bruxelles, 1996; Idem. Les dues de Bourgogne, la croisade et l'Orient (fin XIVе siede – XVе siede). Paris, 2004. Подробнее о рассуждениях бургундских хронистов о крестовом походе Филиппа Доброго см.: Le Brusque G. Une Campagne qui fit long feu: le saint voyage de Philippe le Bon sous la plume des chroniqueurs bourguignons (1453-1464) // Le Moyen Age. 2006. T. 112 (3-4). P. 529-544.
218
Chastellain G. CEuvres. Vol. III. P. 31.
219
Jean Germain. Liber de virtutibus. P. 70-75.
220
Ibid. P. 77-78.
У Оливье де Ла Марша только герцог Бургундский предстает защитником церкви, ибо остальные европейские государи не спешили прийти на помощь [221] . Этот сюжет стал краеугольным камнем в восхвалении герцога во время банкета Фазана, одним из организаторов которого (впрочем, как и многих других придворных празднеств) являлся де Ла Марш [222] . Особое внимание зрителей и участников этого праздника было обращено на тот факт, что герцог не является единственным правителем, к которому обратились за помощью: сначала это были император, французский король и т. д. Однако они, видимо, не выказали достаточного рвения в деле защиты веры, поэтому последовало обращение к Филиппу Доброму. Действительно, сам герцог направлял посольство к Карлу VII с целью убедить его совместно предпринять что-либо, чтобы помочь Византии, но безрезультатно [223] . Таким образом, Филипп Добрый со своей давней мечтой о крестовом походе остался единственным защитником христианской веры и мира среди европейских государей. Тем более важной для него, как представляется, стала возможность во всеуслышание заявить о своем намерении и продемонстрировать этим преданность делу веры в отличие от других государей, стоящих выше него по титулу. Это служило укреплению позиций герцога не только внутри его государства, но и на международной арене [224] .
221
La Marche О. de. M'emoires. Vol. II. P. 205-206.
222
Об этом празднестве подробнее см.: Хачатурян Н.А. Светские и религиозные мотивы в придворном банкете «Обет фазана» герцога Бургундского в XV в. // Королевский двор в политической культуре средневековой Европы. С. 177-199; Le Banquet du Faisan. 1454: ^Occident face au defi de I'Empire ottoman / dir. М.-Th. Caron, D. Clausel. Arras, 1997.
223
La Marche O. de. M'emoires. Vol. II. P. 205-206.
224
Хачатурян H. А. Светские и религиозные мотивы. С. 177-199.
В отличие от герцога «христианнейший» король Франции явился инициатором Буржской Прагматической санкции, сделавшей положение французской церкви более автономным и вызвавшей конфликт со Святым престолом [225] . Король не был, по мнению Шатлена, защитником церкви, как его предшественники [226] . Иными словами, Карл VII не оправдал надежд, возлагаемых на «христианнейшего» короля, заключавшихся как в защите церкви, так и в поддержании мира [227] . Наоборот, он стремился сеять раздор, в том числе и между ним самим и Филиппом Добрым, как это произошло в конфликте из-за Люксембурга [228] .
225
Об этом см., например: Плешкова С. Л. Французская монархия и церковь (XV – середина XVI в.). М., 1992.
226
Chastellain G. Chronique / ed. J.-CI. Delclos. Geneve, 1991. P. 286.
227
Small G. George Chastelain and the Shaping of Valois Burgundy. Political and Historical Culture at Court in the Fifteenth Century. Woodbridge, 1997. P. 178.
228
См.: Schnerb В. L'Etat bourguignon. Р. 214-223; Vaughan R. Philip the Good. P. 274-285.