Приговор
Шрифт:
Но им было не до этого. Разгоряченные погоней и убийствами солдаты просто хотели напиться холодной воды. А заодно, вероятно, ополоснуть лицо и наполнить свои фляги. Сверху, гулко отражаясь в трубе, доносился то плеск, то стук, с каждым разом все более звонкий – ведро поднимали, лили воду через край, снова ставили. Нет, похоже, о нас они не догадываются. Но если в итоге они оставят ведро наверху…
А затем раздался самый звонкий удар – видимо, кольчужным кулаком по металлу – и снова заскрипел ворот. Они сбросили
Я настороженно прислушивался еще некоторое время. Откуда-то доносились крики, но очень издалека. На площади явно все было тихо. Я нашарил ногой лежавшие на дне сумки, нагнулся, поднял их, повесил на плечо, невзирая на стекающую с них ручьями воду. Кое-что из моих банок и коробок закупорено достаточно надежно, зато все прочее, очевидно, промокло… Ладно. Все могло быть и хуже.
Я протянул руку сквозь тьму и нащупал мокрое плечо Эвьет.
– Как ты?
– Н-нормально… Холодно только очень. Хуже, чем в моем озере.
Я подошел к ней и обнял ее за плечи. Мы прижались друг к другу, чтобы стало хоть немного теплей. Арбалет уже висел у Эвелины за плечом.
– Ничего, – ободрил я ее, – сейчас вода, попавшая под одежду, прогреется, и станет легче.
Девочка печально вздохнула. Я подумал, что она сейчас произнесет что-нибудь жалобное, вроде "Скажи, мы ведь выберемся отсюда?" Но она спросила нечто совсем иное:
– Скажи, почему ты так и не обнажил свой меч?
– Что такое есть я на фоне всех тех, кто машет мечом, как пел один менестрель… Если бы я ввязался с ними в ближний бой, нас бы обоих уже не было в живых, – честно ответил я.
– Все равно, мог их хотя бы припугнуть.
– Не думаю, что они бы сильно испугались. Это же профессиональные солдаты. От твоего арбалета было куда больше пользы. Кстати, – поспешил я отвести разговор от своих боевых умений, – почему второму ты попала в ногу? Промазала или пожалела?
– Я никогда не мажу с десяти ярдов! – возмутилась Эвьет и угрюмо добавила: – Просто подумала, что убитого они бросят, а ради раненого остановятся, чтобы помочь ему. Остановился, правда, только один…
– Умница! – восхитился я. – Мне следовало самому сообразить.
– Все равно… Мерзко все это. Думаешь, меня радует, что пришлось стрелять в своих? Одного даже убить…
– Это было необходимо. Или он, или…
– Я понимаю! Не надо объяснять мне прописные истины, Дольф. Но от того, что истина прописная, она ведь не становится менее мерзкой?
– Да. И наоборот – оттого, что нечто приятно, оно не становится истинным. Люди регулярно об этом забывают.
Эвьет помолчала. Я почувствовал, как ее пробрала крупная дрожь, затем девочка все же смогла ее унять.
– Верного жалко, – сказала она наконец.
– Пусть тебя утешит то, что теперь он служит в армии
– Все равно. Его ведь никто не спрашивал, хочет ли он менять хозяев. Он будет тосковать.
– Да какая ему разница? Он – всего лишь конь, – пожал плечами я, отметив мысленно, что Эвелина ненавязчиво причислила к хозяевам Верного и себя.
– Он был нашим другом! – возмутилась она.
– Хорошим слугой – да. Но дружба возможна только между равными. Лошади, конечно, умные животные, но их все же нельзя равнять с человеком.
– Ну да, конечно, – саркастически изрекла Эвелина. – То, что сейчас творится наверху – очень умно?
– Мне казалось, ты должна быть довольна, – усмехнулся я. – Как видишь, это уже не ничейный размен трупами. Лев в итоге окажется в солидном выигрыше. В Лемьеже народу, как минимум, втрое больше, чем в Комплене. А вместе с беженцами и вчетверо.
– По-твоему, это хорошо?!
– По-моему, нет. Но Ришард – твой сюзерен, а не мой.
– Да что ты заладил – "сюзерен, сюзерен"! Я понимаю – заманить и разбить вражескую армию. Понимаю – преследовать бегущих солдат, потому что иначе они перегруппируются и снова нападут. Понимаю неизбежные жертвы во время осады и штурма. Но эта жуткая нелепая резня и бойня… Они ведь убьют всех в городе?
– Во всяком случае, постараются.
– Но это же… в конце концов, это просто глупость! Пусть это – грифонцы, но они ведь тоже подданные Империи…
– Не большая глупость, чем вся эта война, – ответил я. – Ну, допустим, не удалось договориться о правах на престол на основании имеющихся законов – ну бросили бы жребий, в конце концов…
– Жребий? – баронессу, похоже, шокировала эта мысль. – Ты предлагаешь решать серьезнейшие государственные вопросы с помощью жребия?!
– А что, двадцать лет войны – лучше? И конца ей не видно… Иной раз я думаю, что замена императора на игральную кость была бы самой прогрессивной реформой управления за всю нашу историю. Кость, по крайней мере, не умеет упорствовать в собственных ошибках. И не имеет ни врагов, ни любимчиков.
– Нет, я, конечно, понимаю – Ришард мстит за Комплен, но…
– Эвьет, – вздохнул я, – боюсь, ты понимаешь не все.
И я растолковал ей "шахматную комбинацию".
– Это всего лишь твоя версия! – агрессивно возразила Эвелина.
– Сопоставь факты, – пожал плечами я. – Придумай более логичное объяснение. Подумай, кстати, сколько времени нужно, чтобы гонцы добрались до ставки Ришарда, рассказали ему о Комплене, чтобы была разработана ответная операция с очень, заметь, непростым захватом неприступного Лемьежа, были доставлены соответствующие приказы, переброшены войска – сколько, если все это не планировалось заранее?