Приключения Джона Девиса
Шрифт:
От этого в классе я не поднимал головы, а в часы отдыха, вместо того чтобы идти с товарищами в сад, печально сидел в уголке на лестнице. В эти часы невольных размышлений тихая жизнь в Вильямс-Хаусе, наполненная любовью моих добрых родителей и Тома, являлась мне во всей своей прелести. Мое озеро, мой бриг, мишень, книги, которые меня так занимали, поездки с матушкой к больным – все это мелькало в моей памяти, и я погружался в уныние, потому что одна часть моей жизни была светлой и веселой, а другая была пока еще темна. Эти мысли тяготили меня до такой степени, что на третий день я уселся в уголке и горько заплакал. Погрузившись в глубочайшее горе, я закрыл лицо руками. Вдруг кто-то положил мне руку на плечо, я досадливо повел плечом, но воспитанник, который стоял возле меня, сказал мне с ласковым упреком:
– Не стыдно ли, Джон, что сын такого храброго моряка, как сэр Эдвард Девис, плачет, как ребенок!
Я вздрогнул и поднял голову, щеки мои еще были влажны от слез, но глаза уже высохли.
– Я уже не плачу, – сказал я.
Воспитанник, который говорил со мной, оказался мальчиком лет пятнадцати, он еще не попал в сеньоры, но из фэгов [5] уже вышел. На вид он был спокойнее и серьезнее, чем молодые люди его лет, и я с первого взгляда почувствовал к нему расположение.
5
Фэги – в британских учебных заведениях младшие учащиеся, которые «прислуживали» старшим.
– Хорошо, – кивнул он, – ты вырастешь порядочным человеком. Меня зовут Роберт Пиль. Если тебя будут обижать и я тебе понадоблюсь, только скажи.
– Спасибо, – произнес я.
Роберт Пиль подал мне руку и пошел в свою комнату. Я не посмел идти за ним, но, постыдившись сидеть в углу, вышел на большой двор, где воспитанники играли. Ко мне подбежал какой-то юноша лет шестнадцати-семнадцати.
– Что, тебя никто еще не взял в фэги? – поинтересовался он.
– Я не знаю, что это значит, – признался я.
– Ну, так я тебя беру, – продолжал он. – Теперь ты мой. Меня зовут Поль Вингфильд. Не забывай же имени своего господина… Пойдем со мной.
Я пошел за ним, потому что ничего не понимал и стыдился показать, что не понимаю, притом я думал, что это какая-то игра. Поль Вингфильд продолжил начатую партию в мячи, и я стал подле него.
– Назад, назад, – велел он.
Я подумал, что так нужно по игре, и встал позади него. В это время мяч, брошенный сильной рукой, перелетел через Поля. Я бросился, чтобы подхватить его, но Поль закричал:
– Не смей трогать мяч, мерзавец! Говорят тебе, не смей!
Мяч был его, и он мог запретить мне его трогать, по моим понятиям о справедливости он был совершенно прав. Но мне казалось, что он мог бы поучтивее защищать свое право, и я пошел прочь.
– Куда ты?! – воскликнул Поль.
– Я ухожу.
– Куда это ты уходишь?
– Куда мне вздумается.
– Как – куда вздумается?
– Да как же? Я ведь с вами не играю, а потому могу уйти. Я думал, что вы позвали меня играть, но раз нет, так прощайте.
– Подними и подай, – велел Поль, указывая на мяч, который укатился в самый угол двора.
– Поднимите сами, я вам не слуга, – ответил я.
– Погоди, вот я тебя выучу! – пригрозил Поль.
Я обернулся в ожидании. Он, наверное, думал, что я пущусь наутек, и, по-видимому, удивился, что я не струсил. Товарищи Поля начали хохотать, он покраснел и подошел ко мне.
– Подними и подай мне мяч, – приказал он опять.
– А если не подам, то что?
– Я буду бить тебя до тех пор, пока ты не поднимешь.
– Отец всегда говорил мне, что человек, который бьет того, кто слабее его, низок. Видно, вы низкий человек, Вингфильд.
При этих словах Поль вышел из себя и ударил меня изо всей силы кулаком по лицу. Я зашатался и чуть не упал. Я схватился за свой ножик, но мне представилось, что матушка кричит мне в ухо: «Убийца!». Тогда я вынул руку из кармана и, видя по росту противника, что мне с ним не сладить, повторил:
– Вы низкий человек, Вингфильд.
После этого он, верно, ударил бы меня еще больнее прежнего, но два его приятеля, Гонзер и Дорсет, схватили его за руки. Я спокойно пошел в дом.
Из этого описания видно, что я был странным ребенком. Дело в том, что я всегда жил в окружении взрослых и оттого был, если можно так выразиться, вдвое старше по характеру, чем по летам. Получив пощечину, я вспомнил, как отец и Том говорили мне, что в таких случаях обиженный с оружием в руках требует от обидчика удовлетворения и что тот бесчестный человек, кто, получив оплеуху, не отомстит за себя. Но ни отец, ни Том не объясняли мне различий между взрослым и ребенком, и не говорили, с каких лет человек должен вступаться за свою честь. Поэтому я решил, что лишусь чести, если не потребую от Поля удовлетворения.
Уезжая из дома и думая, что забавы в колледже будут теми же самыми, что и в Вильямс-Хаусе, я положил пистолеты в чемодан. Теперь я вынул его из-под кровати, положил пистолеты за пазуху, порох и пули – в карманы и пошел в комнату Роберта Пиля.
Пиль сидел за книгой, но, когда я отворил дверь, он поднял голову и, взглянув на меня, вскрикнул:
– Боже мой! Что это с тобой, Джон? Ты весь в крови!
– Поль Вингфильд ударил меня кулаком по лицу, – сказал я, – а вы мне говорили, чтобы я пришел к вам, если меня кто-нибудь обидит.
– Хорошо, – сказал Роберт Пиль, вставая. – Будь спокоен, Джон, я с ним разделаюсь.
– Как вы с ним разделаетесь?
– Разумеется. Ведь ты пришел просить меня, чтобы я отомстил ему за тебя?
– О нет! Я пришел просить вас, чтобы вы помогли мне самому с ним разделаться, – ответил я, положив свои маленькие пистолеты на стол.
Пиль с удивлением посмотрел на меня.
– Скажи, ради бога, сколько тебе лет? – спросил он.
– Скоро тринадцать.
– Чьи же это пистолеты?