Приключения Джона Девиса
Шрифт:
Мы с Томом отправились в путь в отцовской дорожной карете. Я попрощался со своим бригом почти так же нежно, как и с моими добрыми родителями. Дети эгоистичны и не умеют отличать привязанностей от удовольствий.
В дороге все для меня было ново. К несчастью, Том, который никогда не совершал других сухопутных путешествий, кроме своей поездки в Вильямс-Хаус, а оттуда не выезжал ни разу, был не в состоянии удовлетворить мое любопытство. При виде каждого довольно большого города я спрашивал, не Лондон ли это. Одним словом, я был удивительно невежествен во всем.
Наконец, мы приехали в колледж. Том тотчас повел меня к доктору Ботлеру. Он занял место доктора Друри, любимого всеми воспитанниками, а потому назначение Ботлера вызвало у учащихся недовольство. Доктор принял меня, сидя в большом кресле, он прочел письмо батюшки, кивнул в знак того, что согласен принять меня в число своих воспитанников, и, указав Тому на стул, начал расспрашивать, чему я учился.
Я ответил, что знаю всю корабельную работу, умею брать высоты, ездить верхом, плавать и стрелять из ружья. Доктор Ботлер подумал, что я сумасшедший, и, нахмурив брови, повторил свой вопрос. Том поспешил на помощь и сказал, что это правда, что я действительно все это умею.
– Неужели он ничего больше не знает? – спросил доктор с презрением, которого даже не попытался скрыть.
Том выпучил глаза от удивления: он воображал, что я и так уже образованный молодой человек, и всегда считал, что незачем посылать меня в колледж, потому что мне там нечему учиться. Я сказал доктору:
– Кроме этого, я хорошо говорю по-французски, неплохо знаю географию, немного математику и историю.
Я забыл еще ирландское наречие, на котором благодаря миссис Денисон говорил, как добрый сын Эрина [4] .
4
Эрин – древнее (кельтское) название Ирландии.
– Хм, довольно много, – сказал доктор; к его изумлению, я не знал ничего, что обычно известно двенадцатилетним детям, но зато владел тем, чему учатся гораздо позже. – А разве греческому и латинскому вы не учились? – прибавил он.
Я вынужден был признаться, что не умею даже читать на этих языках. Ботлер невозмутимо взял большую тетрадь и записал в ней: «Джон Девис поступил в колледж Гарро-на-Холме 7 октября 1806 года, в последний класс».
Он прочел это вслух, и я покраснел до ушей, услышав слова, которыми оканчивалась запись. Я хотел было уйти, как вдруг дверь отворилась, и появился один из воспитанников.
Это был молодой человек лет шестнадцати-семнадцати, с бледным лицом, тонкими аристократическими чертами и надменным взором. Его черные вьющиеся волосы были зачесаны на сторону с большей старательностью, чем обыкновенно бывает у молодых людей этих лет, притом у него, тоже против обыкновения, руки были бледны и нежны, как у женщины, а один из пальцев украшал богатый перстень.
– Вы за мной посылали, мистер Ботлер? – сказал он надменным тоном, стоя в дверях.
– Да, милорд, – ответил доктор.
– Позвольте спросить, чему я обязан этой честью?..
Он произнес последние слова с улыбкой, которая не укрылась ни от кого из нас.
– Я желаю знать, милорд, почему вы, несмотря на мое приглашение, – доктор сделал особенное ударение на этих словах, – не пришли ко мне вчера обедать вместе с другими воспитанниками?
– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос.
– Извините, милорд, вы нарушили принятый у нас обычай, и я непременно хочу знать, какова причина этому… Если только у вас была какая-нибудь причина, – прибавил профессор, пожимая плечами.
– Была, сударь.
– Какая же?
– Если вам непременно хочется знать, то я скажу вам, – ответил молодой человек с невозмутимым видом. – Если бы вам случилось оказаться поблизости от моего ньюстедского замка, то я, уж конечно, не позвал бы вас обедать, поэтому я и не должен принимать от вас приглашений, на которые совсем не расположен отвечать.
Ботлер вспыхнул от досады.
– Я должен вас предупредить, милорд, – сказал он, – что если вы не исправитесь, то я исключу вас из колледжа.
– А я должен вас предупредить, – ответил юноша, – что я завтра же перехожу в кембриджский Тринити-колледж и принес вам письмо от моей матери именно об этом.
Он протянул письмо, не трогаясь с места.
– Боже мой, да подойдите же, милорд! – сказал профессор Ботлер. – Ведь все знают, что вы хромаете.
Тут молодой человек в свою очередь обиделся, но, вместо того чтобы покраснеть, он ужасно побледнел.
– Пусть я и хромой, – сказал он, измяв в руках письмо, – но я желал бы, чтобы вы дошли за мной туда, где я окажусь. Джеймс, – прибавил он, обернувшись к ливрейному лакею, который, верно, привез письмо, – вели седлать лошадей, мы сейчас же едем. – И он захлопнул дверь, даже не поклонившись доктору Ботлеру.
– Ступайте в класс, Девис, – сказал мне профессор Ботлер, – и не берите пример с этого наглеца.
Когда мы проходили через двор, этот молодой человек стоял окруженный своими товарищами и прощался с ними. Лакей, уже сидя на лошади, держал другую под уздцы. Молодой лорд вскочил в седло, сделал рукой прощальный жест, пустил лошадь в галоп, оглянулся еще раз на своих приятелей и повернул за угол.
– Неробкий молодец, – пробормотал Том, глядя ему вслед.
– Спроси, как его зовут, – сказал я.
Том подошел к одному воспитаннику, поговорил с ним и вернулся ко мне.
– Его зовут Джордж Гордон Байрон, – сообщил он.
Таким образом, я поступил в колледж Гарро-на-Холме в тот самый день, когда лорд Байрон оттуда уехал.
Глава VII
На другой день Том отправился обратно в Вильямс-Хаус, но перед этим сходил еще раз к доктору Ботлеру – попросить, чтобы меня учили, прежде всего, гимнастике, фехтованию и кулачному бою. Впервые в жизни я остался один; я потерялся среди юных сотоварищей, словно в лесу, цветы и плоды которого мне совершенно не известны и где я боялся что-нибудь попробовать.