Приключения во времена Людовика XIII продолжаются (II книга)
Шрифт:
– Мой дом открыт для вас, монсеньер!
– Могу ли я надеяться, что крещение все –таки состоится?
– Да!
Вот таким образом дону Себастьяну предстояло стать крестным маленького мальчика, принять ответственность за его судьбу перед Богом и людьми.
В тот день он долго прихорашивался. Когда-то он боялся подходить к зеркалу, но сейчас серебряная гладкая поверхность благосклонно отражало не только его вечное уродство, но и синие яркие глаза, а шрам на щеке. Удивительно, казался сегодня заживающей царапиной. А хромота… Г-жа Джулия, жена брата, кстати, всегда восторженно утверждала, что любое внешнее увечье только украшает мужчину.
В назначенное время испанец, робея, подъехал к церкви Сент-Сюльпис. Дон Себастьян не поверил своим глазам, увидев ослепительную красавицу – так красило Изабеллу платье из бирюзового тонкого атласа. Де Силлек, в лиловом камзоле, украшенном серебряным галуном, держал на руках Ана.
Дон Себастьян, хромая сильнее обычного, подошел к Изабелле, чтобы поцеловать ей руку.
– Вы прекрасны, - прошептал он пересохшими губами.
Младенца нарекли Анн-Арман-Себастьян. Крестным отцом был герцог Дорчестерский, ему помогал г-н де Тревиль. Крестной матерью стала Джулия де Сен-Дье.
Анн держал сердце дона Себастьяна обеими ручками. Тот глаз не сводил с крошки в ладонях священника.
Де Силлек благородно отошел на задний план – на фоне бирюзовых и белых одежд жены и дона Себастьяна. Он не заметил, какое восхищение этот поступок вызвал у чуткой Изабеллы.
После церемонии, при выходе из церкви дон Себастьян бросил уличным мальчишкам целый кошелек с золотыми, что вызвало чрезвычайное одобрение у горожан.
Гости были приглашены на праздник в дом де Силлек. Малыша унесла в детскую нянька, а взрослые остались принимать поздравления и радоваться появлению нового христианина. К дону Себастьяну сперва отношение было осторожное; присутствие английского посланника смутило Гастона Орлеанского и отца Изабеллы. Отец Жозеф появился на празднике с чрезвычайно деловым видом, поговорил с одним гостем, с другим и незаметно исчез.
– Очень хорошо, что он ушел! – воскликнула Изабелла, которая устала вежливо улыбаться архиепископу Парижскому, который был другом ее отца, и красавцу Гастону Орлеанскому и герцогу Алансонскому. Она с радостью убедилась, что к вечеру в ее доме остались только “свои”, с которыми можно было не держать на лице любезную маску, а стать самой собой. Разговоры зазвучали громче, вино заструилось весело, кровь забурлила в жилах с новой силой. Джулия, оглядевшись по сторонам, увлекла за собой г-на де Тревиля, который в этот час с готовностью отправился танцевать, чтоб показать молодежи, как он выразился, правильные фигуры. Дамы и господа – эти острословы и любезники, собрались вокруг, стали перебивать друга. Кто – то уже вытащил шпагу, чтоб показать старинный прием своей семьи.
Изабелла смеялась, поднимая бокал, когда к ней, оставшейся на минутку в одиночестве, подошел дон Себастьян. Он был хмур, устав от комплиментов, которыми его укутывали назойливые дамы – де Сот, де Мариньи и сестра Изабеллы Анесса. По -счастью, они уже удалились.
– Знаете, о чем я думаю в последнее время?
– спросил дон Себастьян Изабеллу.
Она беззаботно улыбнулась. Свет свеч золотил ее кудри, вьющиеся на висках, а глаза ее казались бездонными и прозрачно – зелеными. Она отвела волосы от щек.
– О чем же, мой друг?
– Я несколько лет ломаю голову над ужасным для меня вопросом - почему вы так любите г-на графа. А теперь, узнав его ближе, я понял почему. Я все время наблюдал за ним, как он говорит, смотрит, смеется, дерется на шпагах. И все не мог понять, откуда у вас такая страсть к нему. Но теперь
Изабелла задумчиво склонила голову набок, не отрывая глаз от сильной фигуры графа де Силлек. Он разговаривал с де Батц и оба они смеялись.
– Да, он всегда был человеком чести.
– Я знал!
– Вас это мучает, дон Себастьян?
– Да. Но у меня есть теперь Анн.
– Вы не менее благородны, друг мой. Чтоб признать превосходство кого-то над собой, нужно великое мужество.
Был уже вечер, но дети не спали. Антуан и Луиза вошли в парадную гостиную, чувствуя себя свободно с друзьями родителей.
– Мама! – сказала Луиза тоненько. – Тетя Жули все время, пока тебя не было, играла мне, и даже пела твои любимые песенки, но я скучала по тому, как ты играешь! Спой мне!
– Ну конечно!
Изабелла села за старинный клавесин, когда- то принадлежащий матери графа, Катрин де Силлек. Возле нее устроились оставшиеся, особенно романтично настроенные гости.
– Ах, мои дорогие!
– воскликнула Изабелла растроганно, обращаясь к детям. – Я ужасно скучала без вас.
– Правда!?
– О, конечно! Я вас очень люблю!
– Мы с вашей матушкой каждый день вспоминали вас, - сказал граф, подходя к ним.
– Отец! – воскликнул Антуан. – Я так рад, что вы вернулись, да еще и с моим братом.
Граф де Силлек с беспечным видом опустился в кресло возле Изабеллы. Он лениво листал ноты.
– Только не говорите мне, дорогой мой, что вы не заступились за него! – продолжил он прерванный разговор со старшим сыном. Тот оперся о колено отца и что- то взахлеб рассказывал. Луиза, сидя на скамейке у ног матери, стала перебирать куклы. Джулия смеялась, выслушивая комплименты де Арамисец, де Дромоля и де Сулье, столпившихся возле нее на другой стороне залы.
– Я спою вам! – предложила Изабелла. – Люди всегда поют, когда они счастливы, рады и довольны!
– Тише, Антуан!
– Произнесла Луиза важно.
– Мама будет петь.
Изабелла восторженно оглядела детей – своих птенчиков в уютном гнездышке. Они были такие прелестные, такие маленькие, что у нее распирало сердце от любви к ним. И бояться было нечего – рядом находился хозяин дома, граф де Силлек. Пока его руки отводят белы, пока его восхищенный взор следит за ними, мир будет сиять всеми красками радуги. А еще рядом с ними - их верные друзья, рядом с которыми не нужно рядиться в маски, говорить, сперва тщательно все взвесив, и заученно улыбаться!