Принцесса из рода Борджиа
Шрифт:
— В добрый час. Мне известна твоя преданность.
— Гм! Нужно заметить, что за преданность всегда воздается. Да, я предан! И если тебе взбредет в голову сыграть с герцогом какую-нибудь злую шутку, то я, к моему великому сожалению, вынужден буду проткнуть тебя шпагой.
— Но, уверяю, дружище, я вовсе не вынашиваю подобные замыслы, — сказал Моревер. — Я предан герцогу так же, как и ты.
— Отлично. Итак, поспешим!
— Через час мы узнаем, правда ли то, что сказано в письме… А вдруг это правда?
— Что ж! — ответил Менвиль. — Мы предупредим герцога, который всегда знает, что делать.
И друзья ускорили шаг. Они прошли ворота Сен-Оноре, миновали великолепный замок, который Екатерина Медичи сочла необходимым возвести на месте старого Тюильри, и направились к маленькой убогой часовне. Редкие хижины огородников возвышались там и сям на землях, которые звались Сгонд-Кюльтюр-л'Эвек, в противоположность Премьер-Кюльтюр-л'Эвек, расположенным на самом берегу Сены. Между этими двумя районами находилась деревушка Вилль-л'Эвек.
Маленькая часовня была освящена в честь святого Рока. Она стояла у подножия холма, который впоследствии получил название холма Сен-Рок. На вершине его была мельница, ее крылья образовывали громадный крест, вздымающийся над маленьким крестом колокольни. У часовни начиналась тропинка, которая шла через огороды, взбиралась на холм и змейкой вилась до самой мельницы. Эта тропинка была очень узкой, и ослы, возившие зерно на мельницу, могли подниматься по ней только один за другим. Когда Моревер и Менвиль подошли к часовне, их глазам открылось необычное зрелище.
По тропинке вереницей брели мулы, и на каждого был навьючен огромный мешок. Но не это было удивительно. Удивляло то, что мулов — их насчитывалось целых тридцать — погоняли десять человек, так же похожие на погонщиков, как Менвиль — на мельника. Эти люди, запыленные и загорелые, как после долгого путешествия, были закутаны в плащи, вооружены пистолетами и кинжалами.
— Смотрите! — воскликнул Менвиль. — Вот и стадо мулов, о котором говорится в письме.
— И пшеница, которая ценится на вес золота, — добавил Моревер, сверкая глазами.
— Мы должны выяснить, в чем дело. Иди за мной, Моревер, и будь готов ко всему.
Они пересекли поле и пошли по тропинке за последним мулом.
— Проваливай! — злым голосом сказал погонщик, заметив их.
— Наглец! — крикнул Моревер. — Я научу тебя, как надо разговаривать с дворянином!
— Минутку, господин офицер, — вмешался Менвиль, — этот человек не понял, что я — один из работников мельницы, а вы — офицер королевских мукомолен. Итак, приятель, мы проводим тебя до вершины.
— Вы работаете на мельнице? — спросил погонщик и бросил подозрительный взгляд на Менвиля.
— Мне кажется, что это и так видно.
— Я, в силу возложенных на меня обязанностей, — сказал Моревер, — должен проверить качество пшеницы, которую вы везете.
— Хорошо, господин офицер, — ответил Менвиль. — Этот человек, я уверен, не хочет неприятностей и не станет возражать против нашего общества.
Погонщик настороженно огляделся и увидел, что его товарищи успели уйти далеко вперед. Казалось, он вот-вот позовет их, однако же он передумал и ворчливо произнес:
— Исполняйте свои обязанности. Я покажу вам пшеницу.
И начал распускать бечевку, которая стягивала горловину мешка. Приоткрыв его, погонщик вынул горсть ячменя, но Менвиль, словно желая помочь, бросился вперед и толкнул этого человека; мешок упал, ячмень посыпался на землю. Погонщик, не говоря ни слова, кинулся поднимать мешок. Но Моревер уже запустил в него руку и, обнаружив внутри другой мешок, быстро его ощупал.
Погонщик подбежал к нему… Моревер был бледен, ибо его рука наткнулась на металл… на монеты!
— Ладно, — сказал он холодно. — Забирай свое зерно, парень.
Погонщик молча вытащил пистолеты.
— Бежим! — крикнул Менвиль. — Этот человек просто безумец.
Приятели бросились прочь. Вдруг погонщик выстрелил. Моревер и Менвиль припустили еще быстрее и скоро скрылись из виду. Погонщик прошептал:
— Кто эти люди? Правду ли они говорили? Не думаю, что у них хватило времени, чтобы…
Он засунул руку в мешок и убедился, что его содержимое на месте. Затем он снова взвалил груз на спину мула и поспешил вдогонку за своими товарищами.
У подножия холма, перед живой изгородью, Моревер и Менвиль остановились.
— Тридцать мулов, груженных золотом! — сказал Моревер. — Ибо очевидно, что двадцать девять остальных мешков содержат то же, что и тридцатый.
— Да… Это, наверное, больше миллиона, — согласился задумчиво Менвиль.
— Менвиль!
— Моревер!
Они молча посмотрели друг на друга. Моревер заметно нервничал. Менвиль казался спокойным. Он положил руку на плечо сообщника и сказал:
— Я понимаю тебя, друг. Ты хочешь сказать, что вместо того, чтобы тотчас же броситься к герцогу, мы должны попытаться отбить два-три мешка. Тогда нашему богатству позавидует сам д'Эпернон. Но если нам это удастся, что ты будешь делать со своим золотом?
Моревер беспокойно осмотрелся: ему показалось, что кусты колышутся.
«Должно быть, от ветра», — подумал он. Вокруг никого не было. По крайней мере, он никого не увидел.
— Что я сделаю? — проговорил Моревер. — Исчезну, Менвиль! Я начинаю уставать от опасных приключений. И потом, люди так неблагодарны! Я служил Карлу IX, но Карл IX забыл обо мне. Я служил Екатерине Медичи, а она отвернулась от меня. Наконец, наш великий Генрих сулил мне золотые горы, но сейчас я понимаю, что это были только обещания. Если бы у меня, Менвиль, завелось двести тысяч ливров, я мог бы уехать! Куда? Я не знаю… но воздух Парижа стал тяжел для меня. Я не осмеливаюсь больше прогуливаться по улицам, ибо я опасаюсь встретить…