Привычка выживать
Шрифт:
– И поэтому сегодня я имею честь представить вам человека, которому мы все обязаны тем, что стоим все вместе на этой сцене – живые и невредимые, - Пит медлит, пытаясь увидеть хотя бы признак движения в зале. – Плутарх Хевенсби, человек, изменивший будущее всей страны.
Аплодисменты, которыми скованно разражается зал, быстро стихают. Зрители ищут глазами человека, о котором слышали так много, но которого почти никогда не видели. На сцене никто не появляется. Перед глазами Пита проносятся все самые страшные последствия поступка, не имеющего, в конечном счете, никакого значения.
Эффи за его спиной разражается коротким смешком.
– Наш министр связи – человек
Аплодисменты становятся громче, и краем глаза Пит видит Джоанну, пытающуюся быстро передвигаться по сцене на огромных каблуках и в неудобном платье. Эффи улыбается.
– Разгадка очень проста, - говорит она, подмигивая зрителям. – Никакой уважающий себя мужчина не появится в зале без роскошной дамы!
Из зала раздается одобрительный смех. Пит вновь перехватывает инициативу, видя, что Джоанна достигла своей цели, и, если придется, применит силу, чтобы выволочь министра под софиты. Но этого не происходит. Плутарх Хевенсби появляется-таки на сцене под оглушительный рев толпы, держа под руку улыбающуюся Джоанну.
– Человек, который изменил наши жизни, - говорит Пит и вновь берет за руку Каролину.
– Теперь мы точно все покойники, - шепчет Хеймитч.
…
После появления Плутарха Хевенсби Шоу заканчивается в рекордный срок. Китнисс не дают сказать лишнего слова, но это лишь к лучшему. Когда занавес опускается, а камеры выключаются, она обессиленно падает на освободившийся диван и почти не реагирует на вопросы посторонних. Энорабия орет благим матом, пока ей не вкалывают очередную дозу обезболивающего. Джоанна высвобождается из цепких рук Плутарха и благодарит того за шикарно обставленное появление. Плутарх, уже не кажущийся довольным, отвечает на ее благодарности соответствующе, а, поймав взгляд Пита, чуть наклоняет голову. В глазах его Пит видит если не приговор, то что-то, близкое к нему, но не показывает вида.
Со сцены, в конечном счете, всех прогоняют. За кулисами Джоанна прижимает растерянного ведущего к стене и задает так давно мучающий ее вопрос:
– Чье интервью тебе понравилось больше?
Том перебегает взглядом с ее лица на лицо выжидающей невдалеке Энорабии, сглатывает, ослабляет узел галстука.
– Энорабия, конечно, просто покорила меня… - отвечает с запинкой.
Джоанна закатывает глаза.
– Ты мухлевала! – заявляет, проходя мимо второй. – Ты его запугала.
– Смирись, - отвечает та. – И научись проигрывать достойно.
…
Джоанна никогда не научится проигрывать достойно. Более того, она не пожелает изучать эту науку. Она презирает проигрыши. Она презирает проигравших; кроме, разве что тех, кто проиграл в Голодных Играх. Возможно, они не согласились бы с ней. Возможно, они предпочли бы занять ее место. Предпочли бы находиться в квартире Плутарха Хевенсби, насыщенной светом, заполненной шумом голосов и звонов бокалов. Предпочли бы стоять со скучающим видом у окна, поглядывая в сторону темнеющего города, и думать о том, что, черт возьми, как же хочется есть! Джоанна не исключает такой возможности; кто-то из мертвецов занял бы ее место с удовольствием, в то время как она бы давным-давно превратилась в прах.
– Для роскошной дамы Плутарха Хевенсби ты выглядишь весьма жалко, - резюмирует Энорабия.
– Для смертельно раненной ты выглядишь слишком оживленной, - парирует Джоанна. Ей не хочется вспоминать о новом уколе обезболивающего, как и не хочется думать о том, что каждая новая доза, вводимая сейчас, чуть позже обернется
– Для сценариста, сценарий которого претерпел значительные изменения, он выглядит слишком довольным.
Плутарх действительно выглядел слишком довольным, по крайней мере, в то короткое мгновение, когда общался здесь с представителями дистриктов. Общение это было неформальным и ни к чему не обязывало. Все официальные встречи перенесли на завтра, и Джоанна лишь фыркнула, узнав об этом. До чего могут договориться все эти люди, мучаясь похмельем после сегодняшних возлияний? Быть может, до очередного этапа Голодных Игр. Ее бы и такой поворот событий не удивил бы.
Удивила ее Пэйлор. Послушная марионетка, посаженная на наркотики и послушно претворяющая в жизнь планы Плутарха, сегодня выглядела вполне адекватно. Была ли виновата в подобных переменах Энорабия, в один прекрасный день заменившая опасные лекарства на полезные витамины, никто не знал. Еще никто не знал и того, почему подобные перемены с Пэйлор остались без внимания Плутарха. Джоанна подумывала порой, что Плутарх прекрасно осведомлен о том, что происходило за его спиной; более того, все ножи, направленные в его спину, но еще не брошенные, он вполне мог использовать против своих врагов. Врагов на данный момент было не так много. Имя Джоанны, пожалуй, было в этом списке. А список, должно быть, возглавлял Пит Мелларк.
Сам Пит, конечно, подозревал и о списке, и о том, как распределила имена всех участников злостного Шоу Джоанна, на мгновение заняв место Плутарха, но не выказывал ни ужаса, ни тревоги. Ах да! Джоанна чуть не хлопнула себя по лбу, вспомнив то, что умудрилась забыть. О какой тревоге может идти речь, если объект, эту тревогу испытывающий, вообще ничего не может испытывать?
– Ты смотришь не в ту сторону, - фыркает Энорабия.
Джоанна поводит плечами, пытаясь сбросить с себя ненужный груз, и отводит взгляд от Пита, сосредоточенно разговаривающего с кем-то из представителей Восьмого Дистрикта. И замечает Гейла, которого, разумеется, пригласили только из страха быть избитым до смерти. Некоторых из его отряда Джоанна видит среди прочих гостей, хотя их сложно узнать в непривычных костюмах и платьях, кажущихся для Джоанны на них совершенно нелепыми.
– Надеюсь, он знает, что делает.
Свою фразу она дополняет маленьким глотком из бокала. В бокале нет ничего интересного, только вода с пузырьками газа. Энорабия косится в ее сторону, но не комментирует ни выбранный Джоанной напиток, ни брошенную в пустоту фразу. У самой Энорабии много соображений на счет того, кто и что должен знать, но свои соображения она не высказывает вслух. Боль, пусть даже приглушенная лекарствами, заставляет ее сжимать челюсти и улыбаться, не демонстрируя одно из самых знаменитых своих оружий. Но эта боль временная, сейчас ее нужно лишь приглушить, сделать незаметной, а уже потом, когда все закончится…
На самом деле, ни Энорабия, ни Джоанна – никто не знает, что будет тогда, когда все закончится. И, быть может, многие из них подсознательно не хотят об этом знать. Взять, к примеру, уже которую неделю воздерживавшегося от алкоголя Вольта, в данный момент лихо опрокидывающего новую порцию водки за стойкой бара. Уж кому-кому, а Вольту нужно оставаться в полном сознании, но он предпочитает вязкое забытье, цена которому и головная боль, и тошнота, и темнота. Хеймитч и хочет ему напомнить о последствиях подобных возлияний, но его вечно что-то (или кто-то) отвлекает.