Привычка выживать
Шрифт:
Не просто так из Пита всегда получался отличный слушатель.
– Но все относительно. Вас могут слушать и вам могут верить, но слова и надежда, словами вызываемая, не та точка опоры, с которой можно начинать строить светлое будущее. У меня была точка опоры. С момента, когда я познакомился с доктором Винтером и его исследованиями, я получил то оружие, которое всю свою жизнь мечтал получить.
Пит замирает на секунду, затем вновь принимается рассматривать потолок или образовавшиеся тени на стенах.
– Конечно, я с самого начала подозревал, что лекарством от всех человеческих бед будет охмор, - Плутарх ждал эмоций, забывая, что разговаривает сейчас скорее с машиной, чем с человеком, поэтому хмурится, не получая
– И перестают быть людьми, - вмешивается Пит.
Плутарх оскаливается.
– Пусть это будет общество капитолийских переродков, но оно будет вполне довольно своей жизнью. Ты говоришь им, что все хорошо, и они уверены в том, что все хорошо. Ты убеждаешь их, что белое – это черное, и они слепо верят тебе, - Плутарх разводит руками. – Вполне достойная цена, разве нет?
Пит не отвечает.
– Техническая сторона дела оказалась трудной, но осуществимой. Охмор, которому подвергались люди в лабораториях Винтера и охмор Китнисс показал, каков процент сбоя. Одно из условий охмора – в человеке, чьим словам безоговорочно верят. Китнисс всегда верили, а охморенная Китнисс, сама ничего не подозревая, прекрасно должна была справляться с этой задачей, убеждая всех в верности любого принимаемого решения. Другое условие охмора заставило нас на некоторое время притормозить. И здесь, разумеется, пригодился Бити, с одной из своих разработок прошлых лет. Конечно, никто не собирался опрыскивать засеянные поля картофеля. Шоу было только предлогом для того, чтобы собрать на одной более-менее ограниченной территории как можно большее количество людей. Дворцы правосудия пришлось реконструировать в кратчайшие сроки. Еще пришлось попотеть над газообразным наркотиком, который был эффективен в замкнутом пространстве, но оказался бесполезным на открытом воздухе. Но, - Плутарх вновь делает паузу, - мы справились.
Пит представляет забитые до отказа площади Правосудия. Огромные экраны, транслирующие все, происходящее на сцене. И огромные машины, поставляющие в воздух наркотик без цвета и без запаха. Вся страна слышит уверенные голоса своих Победителей и своих Героев, усиленные динамиками, видит их лица, и верит им. Вся страна видит живую и здоровую Китнисс Эвердин, держащую за руку маленькую внучку мертвого ненавистного им Президента, и ненависть к роду Сноу неожиданно дает трещину.
Пит способен понять, почему своей главной фигурой Плутарх выбрал не Китнисс, а Каролину. Китнисс сложно управлять даже после охмора. Китнисс слаба, безвольна и нестабильна. Китнисс не подходит для задуманной аферы даже по возрасту, ведь глобальный охмор может занять не одно десятилетие, впиваясь в умы стареющих и растущих поколений своими цепкими когтями. Но Китнисс идеальна для того, чтобы познакомить всех с пешкой, которой суждено стать дамой. Каролина Сноу мала и, можно сказать, неопытна, ее не нужно охморять и поддерживать в состоянии охмора. Каролину нужно лишь убеждать на первых порах в правильности всего происходящего. А человек, верящий всем существом в произносимые им слова, скорее убеждает в них тех, кто его слушает. Еще, конечно, есть личные мотивы. Но какой режиссер остается совершенно бесстрастным, выбирая нового ведущего актера? Плутарх, быть может, монстр, но все же человек.
Пит закрывает глаза. Мертвый Президент, присутствующий на исповеди, совсем не кажущейся исповедью, качает головой.
(- Бедная девочка, - говорит он тихо. – С течением времени она стала бы верить во все, что он обо мне говорил.)
Питу сложно увидеть в Каролине бедную девочку. Но в Плутархе он и прежде видел замечательного манипулятора. Единственного человека, занимавшего высокий пост при трех разных Президентах, нельзя считать добродушным и верным.
– Каролина
Пит думает, что есть что-то еще. Лицо министра перестает быть высокомерным, во взгляде появляется странное чувство, схожее с нежностью, когда речь заходит о Каролине. Нежность, которая уже появлялась, когда речь касалась дочери Сноу. Плутарх винит во всем кровь, но ту ли кровь он имеет в виду, вызывая в памяти лицо Каролины?
– И это все? Страна, вся состоящая из послушных охморенных марионеток? – спрашивает Пит с усталостью, которую с каждым мгновением ощущает все сильнее. – Как-то мелковато для человека, который привык управлять непредсказуемыми людьми.
– Виноват, - хмыкает Плутарх. – Быть может, я и сам бы разочаровался в обществе, которое сумел создать. Но, думаю, на мой век мне бы хватило таких неудобных людей, как ты. Признаюсь, мне будет тебя не хватать.
– И что же со мной случится? – интересуется Пит. – Я покончу жизнь самоубийством, как доктор Аврелий?
– Аврелий, - тянет Плутарх. – Его сложно назвать неудобным человеком, потому что он смешон. Он позволил охморить Китнисс, помнишь? Он не увидел, что ты продолжаешь принимать таблетки, лишающие чувств. Он вообще был слеп, но умудрялся говорить громко. Его пришлось устранить, потому что он мешал. Пытался угрожать, но его угрозы никого не впечатлили…
– Странно, что такой умный человек, как вы, не понял, что его угрозы действительно были пустыми и опасными. Аврелий был не лучшим доктором, но не был глупцом, - вмешивается Пит в плавный и размеренный монолог. – Теперь я окончательно разочарован, господин министр.
– Разочарован? – переспрашивает Плутарх, еще не растеряв своего нахального вида, но явно озадачившись таким поворотом. Еще большее изумление, тщательно припрятанное под снисходительностью, проявляется в нем тогда, когда в двери квартиры поворачивается ключ.
Человек, вошедший в квартиру, плохо ориентируется. Приходится подождать какое-то время, пока незваный гость заглядывает в комнаты. Но комнат не так много, и в проеме двери скоро возникает Энорабия, уже сменившая вечернее платье на удобную одежду. Найдя то, что искала, Энорабия приваливается плечом к косяку и хмыкает. Затем подбрасывает ключи в руке, но не ловит, морщась от боли.
– Чертовы транквилизаторы, - говорит с шипением.
– Какого черта ты здесь забыла? – спрашивает Плутарх. Он еще кажется спокойным.
– Я выиграла чертов спор, - отвечает вторая. – К тому же, у меня есть несколько неоплаченных долгов к Питу Мелларку, и я буду счастлива оплатить их его жизнью.
Плутарх отрицательно качает головой.
– Я рад любой инициативе, но насильственная смерть нам не нужна.
– Хорошо, - соглашается Энорабия. – У меня есть также пара долгов и к тебе. И их я хочу оплатить даже больше, чем долги Мелларка.
Плутарх вздыхает. Он может сказать, что у Энорабии нет чувства юмора. Может, приказать ей провалиться сквозь землю? Но он не будет делать этого. Ему нужно решить только одну задачу – как устранить двух победителей Голодных Игр вместо одного? Двойное самоубийство выглядит подозрительно, к тому же, Энорабия не выглядит, как человек, решившийся свести счеты с жизнью. Самоубийство Мелларка более-менее объяснимо. Энорабию же логичнее просто отправить путешествовать по дальним дистриктам, а затем найти ее останки около старой мины в лесу. Плутарх сразу отметает драку между двумя давным-давно противостоящим друг другу людьми; это повредит имиджу Шоу, на котором эти двое разве что не обнимались.