Признание маленького черного платья
Шрифт:
Нет, вместо этого мужчина рассматривал всю южную сторону дома. Изучал окна, одно за другим. Нет, он не просто изучал окна, он считал их, словно пытаясь определить, где какие комнаты располагались.
Пока Талли наблюдала, как его палец блуждал по комнатам второго этажа, она увидела, как он замер на апартаментах в середине, где портьеры были задернуты, скрывая внутреннее убранство.
С чего это ему вздумалось рассматривать эти комнаты?
Ее комнаты, если быть точной. Те самые, которые она делила с Пиппин и тетушкой Минти.
Он выглядел так, словно что-то искал.
Талли прикрыла рот рукой, подавляя возглас, рвавшийся наружу, который мог бы выдать ее, потому что внезапно она обнаружила, что оказалась замешанной в чем-то, очень похожем на второй акт ее с Пиппин пьесы «Рискованная авантюра леди Персефоны».
В самом деле, слишком похожем.
Наклонившись, чтобы подхватить Брута и как можно быстрее направиться в дом, Талли обнаружила, что ее руки встретили только траву и пустое место. Раздражающая собачонка почуяла какой-то запах, или, скорее, увидела знакомый сапог, и сорвалась с места как заяц. Как шумный, лающий заяц.
У Талли не оказалось выбора, кроме как последовать за своей сбившейся с пути собакой, но когда мистер Райдер обернулся, выведенный из молчаливой задумчивости шумным вторжением Брута, она, запнувшись, замерла на месте.
Мужчина, который стоял перед ней, был готов к схватке, настороженный и опасный, на его лице было неумолимо написано намерение убить.
Господи Боже, подумала Талли, надо оставить Брута на произвол судьбы и бежать в дом.
А потом она снова посмотрела на мужчину и вздрогнула. Не из-за того, что ей стало холодно. Нет, потому что его неистовый взгляд пробудил какую-то опасную часть ее сердца. Дикость, которую Талли всегда крепко держала в руках. Она должна была испугаться, но Талия Лэнгли ощущала, что убийственный взгляд этого человека потряс ее до глубины души.
Дрожа и покачиваясь на высоких каблуках, девушка попыталась отдышаться. Постаралась обрести голос, чтобы позвать Брута назад, хотя это никогда и не срабатывало, но все же этого могло быть достаточно, чтобы рассеять чары, в плену которых этот мужчина удерживал ее.
Подойди ближе, прошептал ей порочный голос. Это он. И он не викарий, не святой.
Когда Талли сделала первый шаг вперед, то едва не упала из-за туфельки, у которой расстегнулся ремешок, и она опустилась на колено, чтобы застегнуть его, а когда выпрямилась, то все стало по-другому. Все изменилось.
О, Боже мой. Я схожу с ума. К ее ужасу, единственное, что осталось от ее повесы – это невыразительное лицо скучного кузена Холлиндрейка, неприветливо разглядывающего ее.
Нет. Этого не может быть, сказала она себе. Куда же он делся?
И все же следующий взгляд не оставил никаких сомнений, что перед ней – слегка раздраженный, но все тот же туповатый викарий, в каблук которого вцепился излишне внимательный обезьяний пинчер.
– Иди прочь! Прочь! – произносил он скрипучим голосом, взмахивая рукой так, словно благословлял кого-то.
И хотя Талли знала, кого видела, и готова была поклясться любому, кто согласится слушать, что за личиной мистера Райдера скрывается нечто большее, чем этот недовольный викарий, но кто ей поверит? Было похоже, что этот повеса внутри него ускользнул в ночь, как самый опытный из воров, или как самый опасный из…
Шпионов.
Шпион? О, теперь воображение совсем одолело ее. Хотя, что же всегда говорил ее отец? Самая лучшая маскировка – это прирожденная примитивность.
Никто не заподозрит счастливого дурака… или, может быть, подумала Талли, викария.
Она посмотрела вверх на свое окно, то, которое он разглядывал, а затем обратно на мистера Райдера. Мог ли он быть… О, подобная идея смехотворна. Он же кузен Холлиндрейка. Викарий, ради всего святого?
Но так ли это?
Испугавшись собственного вопроса, Талли изобразила на лице улыбку и попыталась успокоить бьющееся сердце.
– О, как удачно! Мы вас нашли, – проговорила она, стараясь, чтобы ее слова звучали так же, как и у любой другой дебютантки из Лондона, словно ей в голову не приходило ничего, кроме сплетен, моды или вежливых замечаний… хм, о погоде.
Не говоря уже о том, что он шпионил за ее комнатами.
– Осмелюсь сказать, вы должны быть польщены, – продолжила девушка, широко улыбаясь своей собачке, словно та была умнейшим из созданий. – Брут жует далеко не всякую обувь. Очевидно, вы ему понравились.
– Ему это не к чему, – ответил мистер Райдер тем же негромким, кротким голосом, которым отвечал на шквал вопросов Фелисити за обедом.
Но для Талли его приглушенный тон прозвучал принужденно, и она представила, как его настоящий голос звучит низко и решительно, как у мужчины, привыкшего распоряжаться собственной судьбой.
Мистер Райдер встряхнул ногой, но Брут вцепился в нее хваткой, унаследованной от предков-терьеров.
Талли, извиняясь, улыбнулась, нагнулась и оттащила собачку.
– По крайней мере, ваши сапоги не выглядят слишком дорогими. Щенком Брут испортил лучшую пару сапог для верховой езды самого эрцгерцога. Папа всегда говорил, что именно поэтому этот добрый человек подарил Брута мне и Фелисити на день рождения.
– Да, очень любезный подарок, – ответил мистер Райдер, глядя вниз, на покрытый вмятинами каблук сапога.
Талли беспечно продолжала щебетать, не заботясь о том, что покажется совершенно пустоголовой.
– Холлиндрейк утверждает, что Наполеону следовало бы обдумать такой же путь, и просто отправить в Англию несколько клеток с этими дьяволятами и заразить нас ими, словно паразитами. – Она рассмеялась, погладив голову Брута и потрепав его ушки. – Не совсем понимаю, что он имел в виду, потому что, по правде говоря, я считаю эту породу очаровательной и самой прекрасной компанией для леди.
Когда она подняла глаза, то обнаружила, что он наблюдает за ней, примерно так же, как и тогда, когда их только что представили. От его внимательного осмотра у Талли в животе извивался тлеющий огонь. О небеса, что же она должна делать?