Признание
Шрифт:
Марина вздрогнула и прошептала:
— Паразиты! — И рассмеялась, обернувшись к Глебу. — Это же здорово, Глебушка! Такой огромный институт, сплошные ученые и вдруг — твое сообщение…
Она погладила рукой скатерть.
Глеб накрыл ладонью ее пальцы. Холодные, с перламутровыми ногтями. Он знал, о чем сейчас думает Марина. Хорошо, что он уедет, сменит обстановку…
При чем тут конференция?
Подумаешь, конференция.
Сколько их будет у Глеба?
Но такой не будет, и дай бог, чтобы никогда, никогда
— Это хорошо, что ты уедешь в Ленинград.
— Да. Но потом я вернусь.
— Но это уже будет… потом. Потом!
Марина спрятала руки под стол.
— Я не ждала тебя сегодня.
— Решила, что я скроюсь где-нибудь в лесу?
— Нет. Я так не думала… Просто я не ждала тебя сегодня. Обычно предчувствие меня не подводит.
— На этот раз предчувствие тебя подвело… Я пришел, чтобы сказать тебе…
— Что ты собрался в Ленинград на конференцию, — перебила Марина. Торопливо. Точно испугавшись того, что Глеб сейчас скажет. Но ведь она так ждала этой минуты. Почти целый год ждала… Но почему он не хотел сказать ей это раньше? И сказал ли бы вообще, если бы не эти, последние, усталые сутки?
В зале погас свет.
Большой шар, висящий под потолком, медленно закружился, разбрасывая во все стороны яркие зайчики. Негромко вздохнула электрогитара, разбуженная треском барабанных палочек. Оказывается, у гитары приятный и глубокий звук. Мальчики на маленькой эстраде в малиновых своих пиджаках напоминали Марине сказочных гномиков. Особенно тот, с краю. В руках у него хрустальная палочка-флейта. Он так смешно раздувал пухлые щеки и так старался. Досадно только, что Марина его не слышала — все заглушала электрогитара…
Неожиданно малиновый флейтист пропал, его заслонила фигура официанта. Он шагнул к столику. Ловким движением официант опустил на край стола поднос, перемахнул салфетку через плечо и принялся расставлять приборы.
Марина придвинула к себе маленькую Кофейную чашечку.
— Это они прислали? — кивнула она в сторону малиновых гномиков.
— Кто? — не понял официант. — Заказ доставил.
— Знаете, а вы вообще-то парень неплохой. И пятно почистили? Или в темноте не видно?
— Почистил, — согласился официант. Будет он спорить. Нужно очень. Какая-то странная клиентка. Чокнутая, что ли?
— Послушайте, в какую вы там играли игру? У буфета?
— А… в «номерки».
— Интересно?
— Кому как, — уклончиво ответил официант. — Когда выигрываешь, интересно. — И он отошел, выпуская стайку зеркальных зайчиков. Хищных и нетерпеливых. Они били по глазам. Глеб отодвинулся. Но зайчики его и там нащупали и били, били. Точно трассирующие пули. По рукам, по груди. Сползали с потолка, стекали со стоны. Прыгали с пола…
— Это огоньки, — пробормотал Глеб, — сигналы милицейской машины… Уйдем отсюда! — Он наклонился и опустил лицо в вытянутые ладони. Темные волосы слипались с воротником
Она обхватила его голову руками.
— Успокойся, успокойся…
Она целовала его волосы, висок, лоб, пальцы.
— Успокойся, успокойся…
Глеб поднял лицо. Казалось, зайчики только и ждали этого мгновения. Скользнули вниз белыми сухими слезами. Растеклись по столу, ударили в портфель…
Глеб поднялся и, пригибаясь, торопливо пошел к выходу.
И зайчики целились ему в затылок холодными точными выстрелами. И в спину. Все подгоняя и подгоняя. У двери он не выдержал и побежал…
Марина подхватила сумку, подобрала с пола его портфель и бросилась следом. У эстрады она придержала шаг. Маленький флейтист прикрыл в экстазе глаза. Оказывается, он был в замызганных туфлях и без одной пуговицы на мятом малиновом пиджаке. Прыщи густо засеяли его пухлые щеки.
А у задней стойки буфета все резались в «номерки».
Марина сунула в руки белобрысому официанту три рубля…
Глеба нигде не было видно.
Марина сбежала с лестницы и свернула к двери, ведущей на рабочий двор. Единственная лампочка тускнела в глубине двора над свалкой пустых ящиков.
— Глеб! — негромко крикнула Марина. Переждала немного: — Я знаю, ты здесь, Глеб. — Она решительно вошла во двор, зацепилась ногой за проволоку. — У черт! Послушай, не дури. Я тут шею сломаю.
— Ну что ты там? — Глеб вышел из темноты.
— Убежал! А портфель оставил. Ты в нем кирпичи таскаешь? Пальцы онемели. Возьми его, наконец! Шкаф, а не портфель.
Они вышли на улицу.
Сырой воздух охватил лицо и руки влажным компрессом.
— С таким портфелем не то что в Ленинград, на международные конгрессы можно ехать.
— Что я и сделаю, — ответил Глеб. — Со временем. Если ничего не изменится.
Марина взяла его под руку.
— Что изменится, что? Если бы что изменилось, то давно бы уже изменилось. Давно! — И, отделяя предыдущую фразу неуловимой паузой, произнесла: — Ты ведь хотел мне предложение сделать, так?
Глеб усмехнулся, но промолчал, прижимая к себе руку Марины.
— Так, — ответила Марина сама себе. — Я знаю — так. Я люблю тебя. Очень люблю. И ты меня любишь. Так?
— Да.
— Любишь. Я знаю. — Марина остановилась, откинула назад голову и посмотрела на Глеба долгим, печальным взглядом. — И никого у меня в жизни нет ближе тебя, — проговорила она. — Отец? Это совсем иначе. И вообще мы с ним не очень ладим… Я знаю, я уверена — ты сейчас хотел сделать мне предложение не из-за того, что… должен родиться. Потому, что ты любишь меня… Так вот, Глеб, подожди немного, милый. Ладно? Я не хочу тебя связывать сейчас ничем. Подожди немного… Ты меня слышишь? Мне почему-то кажется, что ты меня не слушаешь.