Про что щебетала ласточка Проба "Б"
Шрифт:
Вдругъ онъ вздрогнулъ. Объ этомъ-то онъ и не подумалъ заране. Поссорившись съ игроками, онъ помшалъ всмъ вообще гостямъ остаться на ночь или даже и до благо дня, какъ они это часто длывали,-- лишивъ такимъ образомъ и Готтгольда приличнаго предлога остаться, если только у него было это намреніе,-- а судя по тому, что онъ недавно подслушалъ, Брандовъ былъ убжденъ въ этомъ. Старательно удерживая ассесора отъ ссоры, Брандовъ отнялъ у него возможность хать съ другими -- въ предложеніяхъ не было недостатка, и добыча ускользнула бы отъ него, такъ какъ безъ ассесора Готтгольдъ конечно не ршился бы остаться. Но теперь -- какимъ ему образомъ разлучить ихъ? Останется ассесоръ -- а онъ повидимому и не думалъ объ отъзд -- и Готтгольдъ останется,
Еще разъ его мрачные взоры остановились на лицахъ двухъ гостей. Они стояли на томъ же самомъ мст -- ассесоръ съ самыми живыми жестами разсказывалъ что-то Готтгольду, а этотъ послдній, судя но его мин и поз, чрезвычайно неохотно слушалъ его.
– - Вдь я привезъ сюда ихъ обоихъ, могу обоихъ и отвезти назадъ, сказалъ Генрихъ Шеель, придавливая золу въ своей трубк.
Обоихъ! одного, да! но что сдлалъ ему другой? ничего! какъ есть ничего! а что онъ взялъ у него сегодня десять тысячь талеровъ...
– - Вотъ разв денегъ-то жаль, если случится какое несчастіе на болот! сказалъ Генрихъ Шеель, выколачивая трубку; экипажъ-то я всегда съумю поправить, а чтобъ не портить нашихъ лошадокъ, попрошу у Іохена Клюта его клячъ.
И Генрихъ Шеель пошелъ прочь медленными шагами. Брандовъ глядлъ вслдъ коренастой черной фигур. Онъ хотлъ позвать Генриха назадъ, хотлъ закричать ему, что не нужно закладывать; но изъ груди его вырвался только какой-то странный, хриплый, сдавленный звукъ. Языкъ прилипъ у него къ гортани; когда онъ поднялъ ногу, то зашатался какъ пьяный и долженъ былъ уцпиться за старую липу, съ густыми втвями. Какъ шумлъ въ нихъ въ эту минуту втеръ! Дождь -- онъ вдь опять пошелъ -- билъ ему въ лицо, которое какъ-то странно горло, не смотря на то что онъ дрожалъ всмъ тломъ.
Чу! что это такое? шумъ экипажа, который Генрихъ выдвигаетъ изъ сарая. Еще можно отмнить! но вдь онъ ничего не сказалъ, какъ есть ничего! чмъ же онъ виноватъ, если съ Генрихомъ случится ночью въ пустоши несчастіе?
Готтгольдъ и ассесоръ оставались въ комнат; ассесиръ силился доказать Готтольду обстоятельнейшимъ образомъ, что Брандовъ имлъ полное право требовать продолженія игры, только ему не слдовало выражать этого такимъ ршительнымъ тономъ. Какъ бы то ни было, а онъ долженъ былъ помнить, что онъ хозяинъ и въ качеств хозяина простить безтактность гостей.
Послднюю часть своей длинной рчи ассесоръ въ вид поученія обратилъ на половину уже къ самому Брандову, который только-что вошелъ въ комнату и, подойдя къ буфету, жадно выпилъ два стакана.
– - Сегодня мн дйствительно приходилось много прощать, и я очень обязанъ вамъ, господинъ ассесоръ, что вы до послдней минуты упражняете меня въ этой добродтели...
Тонъ, какимъ Брандовъ сказалъ это и жестъ съ какимъ онъ подошелъ къ ассесору, были такъ рзки, что этотъ послдній до нкоторой степени отрезвился и широко-раскрытыми глазами пристально смотрлъ на Брандова, который подошелъ къ нему еще на одинъ шагъ и сказалъ тихимъ голосомъ:
– - А какъ назовете вы то, когда гости подвергаютъ такой безпощадной критик поведеніе хозяина дома въ присутствіи прислуги? и онъ указалъ на Рику, подъ надзоромъ которой другая служанка и грумъ Фрицъ убирали со стола стаканы и начали сгребать въ кучу разсыпанные по полу черепки.
Ассесоръ выпрямился.
– - Извините меня, пожалуйста, сказалъ онъ,-- вы были такъ любезны, господинъ Брандовъ, что предлагали мн возвратиться въ вашемъ экипаж... Мн очень жаль, что я отказался хать съ вашими гостями и долженъ теперь безпокоить васъ. Могу я разсчитывать на ваше общество, Готтгольдъ?
– - Конечно, если Брандовъ ничего не иметъ противъ этого.
– - Сдлайте одолженіе, располагайте мною какъ угодно.
Затмъ простились съ вжливой холодностью. Нсколько минутъ спустя легкій голштинскій экипажъ, привезшій за нсколько часовъ передъ этимъ обоихъ гостей, катился по тряской плотин, темною непогожею ночью. Генрихъ Шеель правилъ лошадьми.
XXI.
Было вроятно часовъ десять, а между тмъ, не смотря на то, что дло было въ половин мая и мсяцу слдовало уже взойти, на двор стояла такая же темь, какъ осенью въ безлунную ночь. Но осеннему завывалъ холодный втеръ надъ ржанымъ жнивьемъ, а зачастившій съ удвоенною силою, холодный, какъ осенью, дождь билъ въ лицо.
– - Закутайтесь хорошенько, сказалъ Готтгольдъ ассесору, безпокойно вертвшемуся на своемъ мст.-- Вы кажется очень разгорячились давеча?
– - Еще бы! вдь я цлый вечеръ не разстегивался, возразилъ ассесоръ,-- въ буквальномъ смысл слова не разстегивался изъ-за тхъ десяти тысячь, что у меня въ боковомъ карман. Хорошо еслибъ я могъ сказать то же самое и въ иносказательномъ, но все-таки -- объясните мн пожалуйста, любезный другъ, загадочное поведеніе Брандова. Вдь онъ все равно что выпроводилъ меня за дверь. А за что -- не понимаю! весь вечеръ мы были въ самыхъ дружескихъ, можно сказать братскихъ отношеніяхъ. Все между нами было улажно какъ нельзя лучше; десять тысячь -- сумма не маленькая -- онъ заплатилъ мн какъ есть до послдней копйки... вотъ въ чемъ главная-то загадка! Онъ говоритъ, что получилъ эти деньги отъ Вольнофа! Ужь не дурачилъ ли меня Вольнофъ? но зачмъ? Все это такъ темно, что я тутъ ровно ничего не вижу, какъ не вижу теперь своей руки, хоть и держу ее передъ глазами. Страшная темь!
– - Мсяцъ уже съ часъ какъ взошелъ, сказалъ Генрихъ Шеель.
– - Поэтому-то, конечно, у тебя и нтъ фонаря?
– - У господина фонъ Плюггена тоже нтъ.
– - А потомъ ты вообразилъ себ, что съ насъ будетъ и свту отъ твоей трубки, не такъ ли?
– - Обойдемся и безъ курева, баринъ.
– - Ну такъ и перестань; не могу сказать, чтобъ запахъ твоего тютюна особенно нравился мн.
– - Нашъ братъ не можетъ куритъ такого табаку, какъ важные, господа, сказалъ Генрихъ Шеель, выколачивая трубку такъ, что изъ нея посыпались во мрак искры, и кладя ее въ карманъ.
– - Не тотъ ли это малый, что везъ насъ сегодня сюда? спросилъ потихоньку ассесоръ.
– - Тотъ самый, возразилъ Готтгольдъ,-- и я посовтывалъ бы вамъ быть такъ же осторожнымъ какъ и давеча.
Но ассесоръ былъ не расположенъ слдовать совту Готтгольда. Хмль, прогнанный было сценой съ Брандовымъ, еще сильне разобралъ его на холодномъ ночномъ воздух. Онъ пустился ругать Брандова; онъ, видите ли, всегда заступался за него въ попечительномъ совт, безъ него ему уже годъ тому назадъ пришлось бы убраться изъ Доллана, Брандовъ обязанъ ему во всхъ отношеніяхъ -- и вотъ какъ отблагодарилъ его! Но теперь: баста! Ни дружбы ни протекціи -- ничего-то онъ отъ него не получитъ. Этотъ милый баринъ все еще у него къ рукахъ. Такъ ли сякъ ли, а аренду-то придется возобновить. На этотъ разъ Брандовъ конечно заплатилъ, но что ручается за человка, который, находясь въ такомъ сомнительномъ положеніи, навязываетъ еще себ на шею карточный долгъ въ пять тысячь талеровг? Стоитъ только ему молвить объ этомъ словечко въ попечительномъ совт -- и Брандовъ пропалъ. Ужь не воображаетъ ли Брандовъ, что попечительный совтъ такъ сейчасъ успокоится, какъ только онъ выставитъ ему на видъ своего рыжаго? За все-то у него отвчаетъ эта лошадь! Еще побда не за Брандовомъ, да неизвстно еще попадетъ ли онъ и на скачки-то, потому-что тамъ на этотъ счетъ куда строго. Вдь исключили же въ прошломъ году молодаго Клебеница даромъ что владлецъ маіората -- за то, что онъ заплатилъ карточный долгъ двумя сутками позже, чмъ слдовало. А чтобъ Редебасъ согласился оставить въ конторк Брандова дальше завтрешняго полудня эти пять тысячь, которыя онъ только-что у него выигралъ, такъ это куда сомнительно...